ических убеждений не отказывается, хоть закосись ты на него. К мольцу он не пойдет. А кулаки у него тяжелые, все едино тяжелые, с толпой-то не справится, а один на один наподдает, только держись! Родной-то отец нас не спешил защищать, с богатой женой жил. А потом и от нее ушел, а куда — неведомо. Говорят, в столице он. А может и брешут. Матушка Акулина грозилась его найти, да научить уму-то, окаянного.
— Да? Она так переживает за вас?
— Не, — улыбка Малаши потускнела. Она оглядела Лизу, вздохнула и неохотно ответила грубым голосом. — Родственник он ей.
— Родственник? Брат? — удивилась Лиза.
— Нет. Муж. Сестры ее муж. Она в Межреченске швейную держит. Хорошая швея, и давно бы в Осиновом держала, да ей Ирма мешает. Гитана говорит, та такая дура и вечно заказы перехватывает, не дает развернуться.
— А Гитана это и есть сестра?
— Это дочка старшая, ну, то есть племянница матушки Акулины, ну, в смысле сестра наша по отцу… Но она с нами не очень любит общаться. Она — красивая, нарядная, чистенькая, не то, что мы.
Какой запутанный клубок, подивилась Лиза. Малаша же тяжело вздохнула, и добавила:
— Там еще одна сестра есть, но она маленькая. Ее Тамира зовут. Она очень талантливая.
В мать, чуть не сорвалось с Лизиного языка насмешливое замечание, но она удержалась, и лишь кивнула.
— А ты книжек много читала? — спросила вдруг Малаша невпопад.
— Достаточно, — осторожно ответила Лиза.
— А поступать в монастырскую школу будешь?
— Наверное нет, у меня уже есть диплом учительницы первой ступени.
— Есть диплом?! — ахнула Малаша, и посмотрела на Лизу с таким уважением, что девушка смутилась.
— Он мне дает право только с малышами работать, — пояснила она.
— Так ты сама у нас можешь преподавать, — изумленно заявила собеседница. — У нас же тут все ступени есть. Преподаватели, знаешь, как живут хорошо?! У них столовая отдельная!
— А ты что не поступаешь учиться?
— А меня не берут. Я среднюю ступень не закончила в деревне-то нашей, я сюда уехала. А тут говорят, надо было закончить сначала, а потом ехать, — она вздохнула. — Документы я не взяла. Я же убегом. Отчим меня запер, а я окно расковыряла. И бежать! Какие документы? Ну и вот… Не туда и не сюда. Я возвращаться не хочу. Ладно, отчим, так ведь там и парни вслед свистят, мол, Непутёхи дочь. И здесь три года вновь учиться в средней ступени тоже не хочу. Ну, брат Саватий обещал, если не будет замечаний на скотном, возьмём в Верхнюю школу без документов, да только с нашей Старшей сестрой разве без замечаний останешься? Не любит она меня. А Калька говорит, мол, терпи, это испытание такое. Ну, я терплю. А тебе, значит, уже и замуж можно выходить, — вдруг заявила она без всякой связи.
— Можно? — переспросила Лиза от неожиданности.
— Так, если у мольца жена, да с дипломом учительницы, это же такое подспорье ему в работе. Наши девчонки все волнуются, думают, Саватий тебе лучшего жениха отдаст. Это они еще про твой диплом не знают! Даже Гитана переживает, ой, она сильно переживает. Ты ей не нравишься. Но она на наших, монастырских, не смотрит, ей Баранова сынок нравится. Ой, он богатый такой, а потом еще богаче будет!
— Скажи им всем, что я не собираюсь замуж. Ни за мольца, ни за Баранова, ни за кого.
— Что совсем? Совсем не собираешься?
— Сейчас точно не собираюсь, и еще лет пять-семь тоже нет.
— Так потом тебя никто не возьмет, и собираться не надо, — рассудительно заметила Малаша. — Год еще ладно, а дальше уж не тяни. А девчонкам я ничего говорить не буду.
— Почему?
— Тогда все узнают, что я с тобой разговаривала, у нас сплетни быстро расходятся. А кто же его знает, можно ли это было нам с тобой вот так гулять? Я-то все же скотница, а ты из приличной публики.
— Мал-а-а-а-ша! Лампа! Что это за предрассудки?
— Вот-вот, отчим говорил, что Соцкий — настоящий народник, — усмехнулась Евлампия довольно и ткнула пальчиков в Лизу. — И ты говоришь, как будто сама народница. Как тебя матушка Акулина не ругает за это? Она говорит, что народники — грахово порождение. Подожди! Я что спросить-то хотела! Вот ты книжек много читала. Правда, что в Имберии лучше нашего живут?
— В Имберии? — растерянно переспросила Лиза.
— Ага, — Малаша ждала ответ с нетерпением.
— Ну, я там не была. А кто говорит?
— Матушка Акулина рассказывала. Говорила, что там все по-человечески, все для людей, не то, что у нас. А еще мы в Смуту все нагрешили и из-за нас может мир погибнуть.
— Я не знаю, — ответила Лиза удивленно. — Может быть, в чем-то они организовали свою жизнь лучше, чем мы. Но — мир погибнуть? Что — весь?
— Не знаю! — Малаша сокрушенно вздохнула. — Ну, может не весь. А может быть, дети наши в Имберию переедут, ну, раз там хорошие люди, то они-то точно не погибнут! Матушка говорит, что всем, кто родился в Имберии, очень повезло! Очень-очень!
Лиза изумленно посмотрела на нее:
— А что же матушка Акулина сама туда не уезжает?
Малаша шмыгнула носом и отерла его тыльной стороной запястья:
— Ну… У нее же тут миссия. Я не знаю, может быть потом уедет, — она растерянно посмотрела на Лизу. — Миссию же нельзя оставлять на полпути, да?
Лиза пожала плечами. С ее точки зрения, не одна миссия на этом свете не потеряла бы ничего, оставь ее Акулина.
— Ну. Нам пора расходиться, — заметила собеседница обеспокоенно. — Сейчас обед закончится и нас увидят. А не надо нам этого. Ты хорошая, мне даже на душе весело стало! — она хотела дотронуться до Лизы, но передумала и вместо этого сказала с оттенком восхищения. — И ты такая красивая, и платье у тебя тоже такое красивое! У меня никогда такого не было!
Малаша попятилась, поклонилась и вдруг, озорно блеснув глазами, послала Лизе несколько воздушных поцелуев на манер уличного актера, и засмеявшись следом за Лизой, убежала прочь вдоль старой замковой стены.
Сразу стало очень тихо. Лиза оглянулась вокруг. Сад, уже потерявший часть своей листвы, стоял тихий, неухоженный, но от того только выигрывал и выглядел милым, чудесным, таинственным, — настоящим, в отличии от того, что подходил к парадным покоям и вид имел до скукоты правильный. Тонкий аромат опавшей листвы и осенней свежести витал в воздухе.
Лиза снова вдохнула полной грудью — какие все-таки вкусные запахи у земли! В Полунощи сейчас, должно быть, пахнет мокрым снегом и — и все. Здесь же бесчисленные запахи сплетались в один и тотчас распадались на множество, чтоб снова выплести богатый узор с новыми нотами: яблок, меда, хвои, клёна, вереска, — и снова смешаться, перепутаться и сплестись вновь с запахом поздних грибов и далеких костров на огородах поселян.
С незнакомым чувством шла она вдоль кустов, которые даже не могла опознать, трогала листья руками и улыбалась — чему? Она и сама не знала. Просто в какой-то миг ей стало хорошо и спокойно, и отступила беда, маячившая где-то рядом, забылось словно и само место это, где жила Лиза последние недели, и потерялись вдруг сами монастырские насельники во главе с Саватием и невозможной Акулиной, и Лаки, и Межреченск, и само Лизино горе растворилось в зеленых переливах листвы, в которой богато и ярко играло солнце, и зазвучали серебряные ручьи, что бежали проворно к Лизиным ногам, сверкая горбиками волн, и сам воздух зазвенел и засверкал от их переливов. Она засмеялась и погладила серебряную струну, что натянулась, зацепившись за куст и листва встрепенулась с облегчением, и ручей, зазвенел еще веселее, ныряя под землю, уходя в камень и Лиза вдруг увидела пещеру… Что?
Пещеру?
Она тряхнула головой и огляделась. Заснула она, что ли? Прямо тут? На ногах? Сад был по-прежнему стар и пестрел разноцветными листьями. Лиза растерянно переступила с ноги на ногу, и почувствовала под туфелькой какой-то длинный предмет — ветку?
Это был ключ. Небольшой, серебряный и такой хорошенький, что впору его вместо брошки к платью прицепить. Девушка недоуменно разглядывала находку. Кто-то потерял? Надо будет вернуть. Но кому? Решив, что при встрече она отдаст ключ Саватию, Лиза зажала его в кулачке и задумчиво посмотрела на небо. Сколько времени она провела в подземном коридоре? А сколько в саду? По ощущениям — прошел всего час. А по солнцу — сразу несколько. И это куда вернее, ведь с Малашей она познакомилась, когда начинался обед.
Сад девушка покинула в смутных чувствах. Ей стало вдруг странно, что она так запуталась со временем и вспомнилось знакомство с Малашей, и она до слез пожалела эту маленькую девушку с ее искренним восхищением Лизиным платьем. У самой Лизы платьев всегда было вдоволь. И мужиков пьяных она не видела, и вслед ей не свистели даже после поселкового собрания, где новый начальник Кристальной Шахты клеймил ее отца изменником.
И хотя из Полунощи она уехала с пустыми руками, сейчас ей нашили кучу разной одежды! Вот и накануне вечером привезли целый чемодан от Ирмы. Оказывается, Саватий распорядился забрать то, что уже готово. Не сказать, что Лиза была ему благодарна за это. Впрочем, эти вещи оплачены его деньгами, и теперь уже точно останутся здесь. Взять их с собой она просто не сможет. Но разве формально они не ее? Так почему бы и не поделиться? Она задумчиво наклонила голову и улыбнулась: пожалуй, да! Это хорошая идея!
Глава 49
В последнее время в дамские моды мало-помалу начал проникать разный мужской элемент. Жокейные шапочки милые дамы вздумали украшать мелкими цветочками, да так их и носят. Мужские жилеты они теперь почитают за женския, и даже слышать не хотят о возвращении этого предмета законным претендентам. Наступивший охотничий сезон преподнес еще один сюрприз: дамы решительно забирают охотничьи костюмы мужей, отцов и братьев в свой гардероб, словно этим проказницам больше нечего носить!
Модное обозрение, журнал для обеих полов
Смена эпох диктует свои условия моде. Увы, это жестокое время заставило наших женщин забыть о своей сути. Вспомним, как милые дамы вынуждены были работать вне дома, кормить семью и нести на себе весь тот груз, что ранее возлагался на благородных отцов семейств. И что мы видим ныне? Женщине, водящей мотор, не нужна широкая юбка. Она хочет удобный костюм и с большим интересом листает журналы, которые доходят до нас с Островов, где барышни покусились на мужской гардероб, решительно облачившись в брюки вместо юбок! Печально, когда смелость и раскованность начинают ценить больше утонченности и романтики! Милые дамы, вспомните о своей природе!