Но Даша не хочет слушать, а я не хочу распыляться впустую.
– Спасибо, что, несмотря на ситуацию, не стала меня игнорить, – смиренно улыбаюсь и получаю такую же неловкую и бледную улыбку от Даши.
– Спасибо, что не пытаешься вынести мне мозг.
Следующие минут сорок мы гуляем по книжному, где вскоре среди фэнтези находим «Магический дебют». Я делаю парочку фоток для Фила и Мари, а потом мы уходим к другим стеллажам.
О ситуации с Алекс больше не вспоминаем. Чтобы заполнить неловкое молчание, Даша много говорит о книгах. Снимает их по очереди с полок и рассказывает о сюжете, об авторе, о художнике, который работал над обложкой…
– Ты очень много читаешь, – подмечаю я. – Я бы столько даже за всю жизнь не осилила.
Даша ставит толстый томик с вампиром на обложке на место и, осматривая стеллаж, тихо произносит:
– Полюбила читать, когда проходила реабилитацию. Нужно было занять себя чем-то, чтобы отвлечься от мыслей и ломки…
Сказав это, она несколько раз кашляет, делая вид, что отвлеклась на то, чтобы прочистить горло. Но я ощущаю ту неловкость, что коконом окутала Дашу.
Хочется многое спросить. Как она начала употреблять? Почему не остановилась сама? Сложно ли было и как она чувствует себя сейчас?
Но я вижу, что Даше не по себе. Она жалеет о сказанном так же, как я жалею о том, что услышала нечто, что для моих ушей не предназначалось.
Достаю с полки случайную книгу. Даже не смотрю на обложку и не читаю названия. Просто впихиваю ее Даше в руки и прошу:
– А эта? Расскажешь, о чем она?
Глаза Даши, которые еще секунду назад были холодными и пустыми, вдруг загораются теплыми огоньками. Она благодарно улыбается и признается:
– Я ее не читала. Но давай посмотрим, что там говорится в аннотации.
Делаю вид, что эта книга – самое увлекательное, что я видела в своей жизни, и с всепоглощающим вниманием слушаю, когда Даша зачитывает аннотацию вслух. Мы смеемся над завязкой и глупым названием, а потом уходим, оставив позади не только книгу, но и разговор, которого не должно было быть.
Глава 7
– Итак, твой талант – писательство. Расскажи об этом больше? Для чего ты пишешь? Что твои книги привнесут в мир?
Я сижу перед Александрой Владимировной, преподавательницей социологии, а по совместительству – одной из организаторов конкурса «Мисс Белый халат», и глупо хлопаю ресницами.
На сегодняшней репетиции мы разбираем, с чем будем выступать на конкурсе талантов, и я, по наставлениям всех близких, таки решила рискнуть. О чем теперь ой как жалею…
Первые же стандартные вопросы выбивают почву из-под ног. И пусть в небольшом кабинете, где обычно у нас проходят пары, сейчас мы с Александрой Владимировной один на один, все равно чувствую себя неловко. «Собеседование» на номер в конкурсе прохожу третья, как и выпало по жребию. Дожидаясь своей очереди, я видела, с какими довольными лицами выходили первые девчонки. Одна – певица, другая мастерски исполняет танец живота. Даже не знаю, что они так долго обсуждали с Александрой Владимировной за закрытой дверью. Музыку, наряды, спецэффекты?
Но, нужно сказать, остальные девушки, которые сейчас ждут в коридоре, тоже не выглядели встревоженными. Каждая давно выбрала, что именно будет демонстрировать на конкурсе.
А вот я…
– Ну же, Ангелина! Это ведь простые вопросы. – Преподавательница разъединяет сцепленные в замок руки и разводит их в стороны ладонями вверх. Будто ждет, что положу в них ответы, которые у любого писателя должны от зубов отлетать. – О чем ты думаешь, когда садишься писать новую главу? Ради чего ты ищешь тропу к чужим сердцам?
Громко тикают часы, висящие над глянцевой доской. На исцарапанную парту, за которой сижу, сквозь окно падает оранжевый солнечный свет. Перебираю пальцами, и моя тень повторяет это движение.
– Не знаю, – с ранее незнакомой досадой говорю я. – Я начала писать из-за бабушки…
Александра Владимировна участливо подается вперед. Наверняка думает, что наконец-то смогла выдавить из меня хоть что-то! Я нехотя и очень кратко выкладываю историю того, как пришла к творчеству. Говорю о бабушке, о ее сказках и о том, что, когда пишу, не чувствую себя одинокой.
– Мне нравится убегать в свои миры. Так я отдыхаю и хочу, чтобы отдыхали и другие, – заключаю я с улыбкой, но та стекает с лица, когда понимаю, что преподавательница моей радости не разделяет.
Она стучит ручкой по столу. Подперев левой ладонью лоб, педагог смотрит на листок с таблицей, где напротив моего имени пока что пустота.
– Этого мало, Ангелина. Как-то… несерьезно.
– Несерьезно, что я пишу, чтобы отдохнуть? Потому что это приносит мне радость? – Глухой смешок слетает с губ. – Сомневаюсь, что другие участницы танцуют, чтобы пробудить в зрителях веру или патриотизм.
Прижимаюсь спиной к спинке стула и отворачиваюсь к окну. Солнце целует щеки, но они розовеют отнюдь не из-за этого. Последнее, чего ждала, так это быть пристыженной за свое творчество.
– Ангелина, это другое.
О да. Конечно!
– В моих историях есть мораль, но я никогда не садилась за книгу с мыслью, что через свое творчество хочу кого-то поучать. Каждый вынесет что-то свое, важное именно ему.
Преподавательница категорично качает головой.
– Литература – это всегда о глубоком. Это искусство, которое способно забираться в души, менять образ мышления и заставлять сердца пылать!
– А как же литература для отдыха? Книги, которые читаешь, чтобы отвлечься и расслабиться? – стараюсь говорить спокойно, но все равно чувствую, что мы с Александрой Владимировной не сойдемся. – Что, если я не хочу заставлять кого-то пылать? Я просто пишу о приключениях, потому что это… весело.
Последнее слово срывается с губ полушепотом. Преподавательница, даже не дослушав, качает головой и еще быстрее постукивает по парте. Будто нам тиканья часов недостаточно среди раздражающих факторов.
– Так в своем выступлении говорить точно нельзя, – отрезает она, и я вскипаю.
– Почему? Это ведь правда.
– Потому что такой ответ покажет тебя неглубокой, поверхностной личностью.
Делаю вид, что не услышала ничего обидного, и хмурюсь:
– Зачем мне вообще говорить о том, для чего пишу? Я не могу просто показать свою книгу, сказать о ней пару слов и все?
– Это не рекламное мероприятие, а конкурс. Вы показываете свои особые умения, которые выделяют вас среди других.
– Я написала и издала книгу. Это недостаточно круто для вашего конкурса?
Александра Владимировна медленно снимает очки и откладывает их в сторону вместе с ручкой. Заметку в таблице напротив моего имени она так и не делает.
– Нам нужен эффектный номер.
– Жаль, что я не умею петь или показывать фокусы, – с притворной грустью вздыхаю я, но преподша ведется.
– Именно поэтому тебе нужна хорошая речь. Подумай над ней до следующей недели, потом обсудим.
– Но я уже сказала все как есть. Нового ничего из себя не выдавлю.
– Тогда придумай. Никому не понравится слушать о книге писательницы, которой, оказывается, нечего сказать даже о себе.
На меня будто выплескивают стакан холодной воды.
Хорошо, что этот разговор никто не слышал.
Встаю из-за стола и, ничего не говоря, иду к двери. Касаюсь дверной ручки, и в этот момент меня окликают.
– Ангелина, я уверена, что тебе есть, что сказать. Ты ведь не просто так хочешь, чтобы книгу прочло как можно больше людей? Книги – это твой голос. Наверняка есть какая-то цель, ради которой жаждешь, чтобы он звучал громче. Просто ты сама еще не до конца это поняла.
Толкаю дверь и вылетаю в коридор. В кабинет входит следующая счастливая претендентка, и это еще больше на меня давит. Возвышенные цели, глубокие морали…
У меня есть голос, но я не знаю, зачем «пою». Может, тогда грош цена моему творчеству?
Спускаюсь в гардероб за курткой, размышляя о том, что настроения на построенные планы нет. Сегодня я собиралась сходить к Богдану, чтобы поговорить. Написать или позвонить не выйдет – он заблокировал меня везде. Остался только вариант прикрепить сообщение к банковскому переводу, но и тот я испробовала. Под переводом в один рубль написала «Надо поговорить», но не получила ни ответа, ни своего рубля обратно.
Я рассказала Мари все, что случилось на встрече с Дашей, в тот же день. Утаила только слова девушки о рехабе и зависимости, которые та обронила случайно. Теперь Мари настаивает, что нужно встретиться с Богданом и обсудить все лично, ведь мы оказались в одной лодке. Понимаю, но настроиться все равно не могу. Несколько дней собиралась с силами, хотела пойти сегодня, но тет-а-тет с преподавательницей выжал из меня все соки.
В другой раз.
Покидаю стены университета вместе с последними солнечными лучами и выхожу на заснеженное крыльцо, где и замираю. Фил сидит на перилах и с улыбкой смотрит на меня. Из-под красной шапки вниз, к телефону, зажатому в смуглой руке, бегут наушники. На коленях он держит большой бумажный пакет.
Чувствую, как от его теплого взгляда заряжается моя внутренняя батарейка. Хочу согреть его ладонь нежными касаниями и дыханием, но боюсь, что это неуместно. В последнюю нашу встречу мы наговорили друг другу много лишнего.
Я часто думала об этом и поняла кое-что очень важное.
Я обижалась на Фила за его скрытность, хотя он сразу дал понять – он сделает все, дабы не пустить меня на темную сторону своей жизни. А я все рвалась, долбилась в запертую дверь, искренне считая, что чувства растопят неприступность Фила и он откроется мне.
Ждала, что Фил подстроится под идеальный образ в моей голове, чтобы мне было спокойно и комфортно. И как же тошно осознавать, что пыталась прогнуть Фила под себя. А ведь он предупреждал – просто не будет. Сказка в моих фантазиях никогда не станет явью.
Не хочу думать, что поспешила с решением. Неужели слишком домашняя, привыкшая к спокойной жизни, я зря пытаюсь разделить судьбу с тем, кому покой только снится?