Он понимает, о чем я, и крепче сжимает лямку рюкзака.
– Нельзя.
Он снова пытается увести меня с мороза, но я не собираюсь и с места двигаться, пока не решим, что делать дальше. Голос дрожит вместе с телом, которое бьет озноб, когда спрашиваю:
– Что там?
Вместо ответа – тяжелый вздох. Фил поджимает губы, качает головой.
– Давай просто выбросим его куда-нибудь. Ты не обязан…
– Ангелина, этот рюкзак сейчас стоит дороже всего, что я когда-либо воровал, вместе взятого! Знаешь, что будет, если мы избавимся от рюкзака, вместо того чтобы…
– Договаривай.
– Вместо того чтобы передать его по адресу, – цедит Фил, вырывая из меня ростки надежды. – Если не толкнем его, кому нужно, Дыба расправится в первую очередь с тобой. Или ты все еще не поняла, почему тебя подвозил Сергей? Это не вежливость, не галантный жест. Это угроза, Ангелина. Они знают, что ты связана со мной. Знают, как ты выглядишь, а скоро узнают, где ты живешь.
Последний алкоголь выветривается из меня, и теперь отчетливо вижу, какая же я дура. Позволила Богдану заставить меня сомневаться в Филе, дала панике затмить здравый смысл, а спиртному – лишить тормозов. Я влезла в самую гущу того, от чего Фил старался оберегать всеми силами.
Я подарила главным врагам безупречный рычаг давления.
– Прости меня.
Хочу, чтобы губы не дрожали. Чтобы слезы растворились, а не стояли в глазах и не текли по щекам, окончательно уничтожая макияж. Хочу отмотать время назад и все исправить.
Но уже слишком поздно.
– Зачем ты поехала за мной? Я ведь просил не влезать в мои дела.
– Я волновалась.
– Ты выпила, – добавляет Фил, но в его тоне нет осуждения. Только сухая констатация фактов. – А потом случилось что-то еще. Я прав?
Не время рассказывать про Богдана и его попытки настроить меня против Фила. Но если бы не он, я бы, скорее всего, не накручивала себя и никуда не поехала.
– Фил… Мне очень жаль.
Впервые вижу, чтобы его лицо искажала такая боль. Она размывает привычные черты, закрадывается в глаза и голос.
– У них уже мой брат. Дыбенко будет держать его, пока не выплачу все деньги. Теперь еще и ты.
Сколько раз мы стояли так? В полуметре друг от друга, глядя глаза в глаза. Но впервые я чувствую, будто между нами – от сердца до сердца – железный прут с заостренными концами. Шагну вперед, и обоим станет еще больнее.
– Я не знаю, как все исправить, – всхлипываю я. – Я не хотела… Я…
Он сдается первым. Подходит ко мне, накрывает затылок ладонью и притягивает к груди. Слезы катятся по щекам, оставляя горячие дорожки на холодной коже. Я ненавижу себя. Ненавижу тех, кто манипулирует Филом, держа на коротком поводке. Ненавижу то, что прячется в рюкзаке.
– Что ты должен передать? И кому?
– Ты знаешь ответ. На студенческих вечеринках толкают только одно. Меня уже ждет человек, который заберет товар.
– А если он его не получит? Если мы пойдем в полицию?
Смех Фила царапает сердце. В нем нет веселья, только боль и бессилие.
– Ты так наивна, Ангел… У Стаса Дыбенко везде есть свои люди. Проверял. Знаю.
Фамилия звучит знакомо, но я не пытаюсь вспомнить, где ее слышала. Мысли мечутся в агонии в поисках выхода, который никак не нахожу. Избавиться от рюкзака нельзя – подпишем себе приговор. Идти в полицию – бесполезно. Получим только отсроченную казнь.
– Фил, пожалуйста, не надо, – отстраняюсь, чтобы заглянуть ему в глаза, но он избегает встречать мой взор.
Отворачивается и сжимает челюсти так, что под скулами надуваются мышцы.
– Не передавай ничего и никому. Это ведь соучастие в наркоторговле и…
– У меня нет выхода. Дыба и его компания ясно дали понять, чего будет стоить неповиновение. Точнее, кого…
Он проводит большим пальцем по моей щеке, утирая слезу. На подушечке остаются блестки испорченного макияжа.
– Он давно пытается склонить меня к тому, чтобы я помогал торговать. Говорит, что свои долги я мог бы закрыть куда быстрее, если бы поддался. Но я избегал этого, как мог. Работал. Воровал. А теперь… Теперь у него будет на меня компромат. Я замарал руки.
– Еще нет. И мы ведь знаем, кто за всем стоит, – его внешность, имя. Почему бы не найти кого-то надежного, кто точно закончит этот кошмар?
– Говорю же… Бесполезно. Я давно с Дыбенко и видел, как он заминает дела. Их было не одно и не два. Для Стаса разобраться с ними – быстрее, чем щелкнуть пальцами.
– Тогда что нам делать?
Фил сильнее прижимает меня к себе, и я чувствую, как он дрожит.
– Я не знаю, – роняет он едва слышно. Но для меня эти слова звучат громче выстрела.
– Геля! Где ты была? Ты пропустила блиц и дефиле!
Мари ловит меня в коридоре еще до того, как поднимаюсь на нужный этаж. Одна.
Фил запретил мне идти с ним на «встречу». Сказал, что и так наломала дров. Будет лучше, если не стану светиться перед еще одним звеном огромной цепочки Стаса Дыбенко.
Сомневаюсь, что эта предосторожность чем-то поможет. Поздно тушить сгоревший дотла дом. Но я слушаюсь Фила, потому что прошлая вольность и так будет стоить нам непозволительно дорого.
– Господи! – Лицо Мари вытягивается от удивления, а макияж на фоне побледневшей кожи теперь кажется еще более ярким. – Что с твоим лицом? Ты плакала?
Она сжимает мой подбородок и, будто я манекен, поворачивает голову в одну сторону, затем в другую. Неутешительно охает, но быстро собирает эмоции в кучу.
– Это Фил тебя довел? Я так и знала, что он конченый му…
– Мари! Фил ни при чем.
– Продолжаешь его выгораживать?
– Нет. Во всем действительно виновата только я.
– О-о, – протягивает Мари и упирает руки в бока. – Подруга, а вот эту фразу забудь. Не знаю, что тебе напел твой недопарень, но это все неправда! Ты лучшая! Слышишь?
Она хватает меня за плечи и напористо встряхивает, будто говоря: «Очнись! Ты прекрасна!» Мне приятна эта поддержка, но легче от нее не становится. Это как пытаться заклеить пластырем ножевое ранение.
– Мари, послушай! – Голос звучит так, будто из меня выкачали все светлые эмоции. Мне тяжело говорить. Каждое слово – как удар. Но я должна ей сказать хотя бы часть правды. – Я совершила серьезную ошибку.
Она открывает рот, но я успеваю вставить:
– Если скажешь, что эту ошибку зовут Фил, то лучше я ничего не стану говорить.
Она всплескивает руками, демонстрируя раздражение, но сдерживает язвительный комментарий. Тогда я продолжаю:
– У меня теперь большие проблемы. И у Фила тоже…
– Ты беременна от него?!
Мимо нас проходит пара девчонок. Обе оборачиваются, когда слышат слова Мари, и одаривают меня осуждающими взглядами.
– Нет! – шиплю я и легонько бью подругу по плечу. – При чем тут это?
– Ты сказала, что у вас проблемы, и я предположила самую очевидную!
– Поверь, все гораздо сложнее…
«И хуже», – добавляю мысленно. Подруге не стоит знать, на какое дно я свалилась. Злорадствовать и причитать «я же говорила» в такой ситуации Мари не станет, но добавить новых проблем способна. И, хуже всего, сама может в них влезть.
И тут меня торкает.
Фил сказал, что Дыбенко станет следить за мной. Ему ничего не стоит узнать, где я живу, и тогда в опасности окажусь не я одна. Мои родители и младший брат, ни о чем не подозревая, будут втянуты во всю эту грязь. Они станут очередными рычагами, но давить будут уже на меня.
Я не готова подвергать их опасности, в которую из-за глупости влезла.
– Я переезжаю к Филу, – уверенно говорю я, прекрасно зная, какая реакция последует дальше.
Отрицание. Гнев. Торг. Депрессия.
Мари проходит все стадии всего за несколько минут, кроме самой важной. Принять мое решение подруга пока не может. Она ругается такими словами, которые от нее никогда не слышала. Смеется на грани истерики. Недоверчиво хмурится, умоляя: «Ну скажи, что это шутка!»
Но я не шучу. Если Фил не будет возражать, уже сегодня буду ночевать с ним.
Не так я себе представляла нашу первую ночевку… Очередной тычок от судьбы, чтобы не расслаблялась и помнила – так, как я хочу, никогда не будет. Не в этом аду.
– Ангелина! – По коридору к нам несется ответственный за конкурс преподаватель. – Твой номер через пять минут, а ты даже презентацию на компьютер не сбросила! Быстро сюда!
Хочется рассмеяться в голос. Бал, конкурс… Все это такая глупость! Мне нет дела ни до пропущенных этапов, ни до собственного номера, в котором должна была рекламировать свою книгу.
Даже более того. Теперь я понимаю, что делать это не стоит.
Сделка Фила проходит где-то на территории универа. Человек, который примет «товар», явно придет сюда, на вечеринку, чтобы сбыть его часть. Что-то подсказывает – лучше не открывать врагу свою вторую личность – Лину Ринг. Хватит и того, что подставилась Ангелина Кольцова.
– Геля, стой! – Мари ловит меня за плечо, и я оборачиваюсь. – Что все это значит? Что случилось?
– Я не могу рассказать. Прости. Может быть, однажды.
– Ты с ума сошла, – она качает головой, глядя на меня с абсолютным непониманием. Будто не узнает девушку, которую видит перед собой. – Что ты скажешь родителям? Они не одобрят. Не разрешат! Ты ведь знаешь, как они относятся к Филу.
– А я не собираюсь спрашивать разрешения. И домой не вернусь.
Накрываю ладонь подруги своей и прошу:
– Ты поможешь мне хотя бы часть вещей из дома вытащить? Самого основного будет достаточно.
– Нет! – Мари отталкивает мою руку и отлетает назад. Словно это я ее ударила. – Даже не проси! Я не буду соучастницей твоего безумия!
– Пожалуйста.
– Ангелина Кольцова! – кричит преподша, но я даже не оборачиваюсь.
Басит музыка, гул голосов сливается в отдельную мелодию. В коридоре неподалеку от нас заливается смехом компашка незнакомых ребят, и этот звук – как ножом по сердцу.
– Я не знаю, как ему удалось так качественно запудрить тебе мозг, но я не стану! Слышишь? Не стану помогать тебе закапываться в это!