Не будь в моих руках пиццы, я бы запрыгала, хлопая в ладоши. А так мне остается только восторженно пищать.
– Она совсем небольшая, – говорит Фил, рассматривая елочную ветку размером с мою руку.
– Зато пахнет как!
После того как Фил помогает мне с салатом, мы наряжаем еловую веточку мишурой, которую находим в кладовке. Пломбир гоняется за искрящейся в свете лампы лентой, и мы смеемся над тем, как старательно щенок это делает. Он уже окончательно оправился и, такое чувство, даже подрос.
Мы опускаем ветку в банку, заполненную водой, и оставляем на подоконнике. Так Пломбир точно ее не перевернет!
– У меня для тебя есть подарок, – сообщает Фил, когда мы доедаем по кусочку пиццы.
Из его телефона играет по-настоящему новогодняя, волшебная музыка, которая заживляет все раны в моей душе. По телевизору, перед которым сидим на полу, откинувшись на диван, без звука, чисто для атмосферы, идет какой-то старый праздничный фильм.
Я никогда не отмечала Новый год так – без заваленного едой стола, в домашней футболке вместо платья и наедине с парнем, которого люблю. В этот раз праздник выдается скромным, но впервые настолько уютным.
– Не рановато для подарка? Полночь только через час.
– У вас в семье принято обмениваться подарками под бой курантов?
– Ага. Раньше родители оставляли подарки под елкой, чтобы мы находили их утром первого января. Но потом Пашка подрос и оказался ужасно нетерпеливым.
Мы смеемся, после чего Фил отодвигает в сторонку коробку с пиццей и всем корпусом поворачивается ко мне.
– Прости, я не знал, как ты привыкла отмечать Новый год. В моем детстве мама отдавала мне подарки задолго до курантов. Вот я и решил…
– Все в порядке. – Я касаюсь его руки, а вторую ладонь просительно протягиваю вперед: – Жду свой подарок!
Фил вынимает из кармана шорт какую-то цветную листовку и протягивает мне. Я буквально чувствую волнение, которое исходит от него, пока рассматриваю флаер.
– Это рекламки с «Магическим дебютом»?
– Да, я распечатал несколько сотен. Какую-то часть раздал сам, какую-то отдал на кассу в «Чао-какао», а что-то попросил раздать друзей. Знаю, это небольшое вложение в продвижение, но…
– Фил!!!
Я налетаю на него с объятиями, и мы заваливаемся на пол. Он обнимает меня за талию и целует, пока лежу на нем. Сердце гулко бьется, будто мои чувства обрели плоть и кулаками долбят в грудину: «Пусти! Пусти!»
– У меня для тебя тоже кое-что есть, – признаюсь я и слезаю с Фила.
– Хочешь отдать сейчас?
Часто киваю и тереблю от волнения край футболки. Убегаю в соседнюю комнату на полминуты, а возвращаюсь в зал уже с подарком.
– Это тебе, – протягиваю ему большую коробку и с волнением наблюдаю, как Фил избавляется от упаковки.
Под ней оказываются мольберт, кисти и краски.
Вопреки всем уговорам Вероники я так и не решилась купить красивое белье. Все эти портупеи, кружева и полупрозрачные ткани казались мне вызывающими. Да и разве это подарок? Фил заслуживает нечто большее, нежели похоть в обертке.
– Я помню, что ты сказал в галерее, когда мы впервые гуляли вдвоем. Ты мечтал стать художником, а я попросила тебя не сдаваться и идти за мечтой. Пусть мой подарок станет шагом к ней.
В глазах Фила – безграничная благодарность и нежность. Эти же чувства он вкладывает в поцелуй, которым награждает меня, притянув к себе.
– Спасибо.
– Опробуем? – указываю на краски я, и Фил без раздумий соглашается. Но с условием…
– Ты когда-нибудь хотела порисовать на стенах?
Новый год мы встречаем с кисточками в руках и с красками на коже. Мы настоящие цветные далматинцы! Зеленые пятна украшают мои щеки, синие – бедра и голени, а руки оранжевые, как мандарины, тарелка с которыми ждет на диване. Фил тоже измазался, причем куда сильнее меня. Я нарисовала ему кошачьи усики и носик, а на шее изобразила красное сердечко.
И, если честно, оно получилось куда лучше, чем то, что теперь украшает стену в зале. Летний пейзаж больше похож на авангард, который понятен только художнику, но все равно продается за баснословные деньги.
Когда начинают бить куранты, мы целуемся. Помню, что нужно загадать желание, и со всей надеждой беззвучно прошу у Вселенной: «Пожалуйста, позволь нам победить Дыбенко».
За окном вовсю гремят салюты. В другой раз я бы побежала к окну, чтобы посмотреть, но не хочу первой отстраняться от Фила. Он тоже не спешит разрывать поцелуй, и я утягиваю его дальше за собой – приоткрываю губы и впускаю в свой рот горячий язык. Его кончик скользит по моему. Я стискиваю волосы на затылке Фила в кулак, так уговаривая его продолжать. Он чувствует мою податливость и углубляет поцелуй. Теперь его язык танцует смелее, жарче.
Обычно в такие моменты включается обратный отсчет. Еще немного мы просто целуемся вот так, но в какой-то точке Фила будто переклинивает. Он становится осторожнее, нежнее, что остужает наш общий пыл. Все заканчивается объятиями, но в этот раз я хочу другого завершения.
Уж слишком долго я прогревала сама себя. Да еще и Вероника подлила масла в огонь!
Начинаю пятиться к дивану, уводя Фила за собой. Он слушается и, мне кажется, пока что даже не догадывается о том, что я задумала. Я разворачиваюсь так, чтобы Фил оказался ближе к дивану, а потом тихонько толкаю его в грудь, прося сесть. Он делает это и удивленно распахивает глаза, когда я сажусь к нему на бедра.
– Ох, – вырывается из груди, когда собственное разгоряченное тело опускается на что-то твердое.
«Кость» – первая мысль. Но я вижу, как смуглые щеки розовеют.
– Ничего не говори, – прошу я, приложив палец к приоткрывшимся губам. – Пожалуйста.
Фил медленно кивает и тянется вперед за новым поцелуем. Его руки ложатся на мою поясницу, чуть выше ягодиц, обтянутых шортами. Фил кончиками пальцев забирается под футболку, и я чувствую его касания над резинкой шорт.
Могу ли я сделать то же самое?
Ныряю под его футболку ладонями и неуверенно поглаживаю пресс, веду руки к рельефной груди. Фил глухо стонет мне в губы, и я понимаю, что делаю все правильно.
Между ног нарастает ощущение сладкой боли. Сначала я думаю, что это из-за возбуждения Фила, которое ощущается слишком твердым и требовательным, но скоро понимаю – дело только во мне.
Поцелуи не уменьшают пылающего напряжения, а лишь усиливают его. Хочется хныкать от того, как собственное желание изводит тело. Не могу думать ни о чем, кроме этого клубка лавы в моем животе. Ни о чем, кроме Фила.
Губы Фила ласкают мои, его язык переплетается с моим, но я больше не могу терпеть. Наклоняюсь ближе к нему, вжимаюсь грудью в грудь Фила и слегка качаю бедрами.
– Ангел. – Фил откидывает голову на спинку дивана и сильнее впивается в мою поясницу.
Я впервые захожу так далеко. Понятия не имею, правильно ли себя веду и что должна делать, чтобы Филу было хорошо. Но, черт, я точно понимаю, как сделать приятно себе.
Снова двигаю бедрами, уже назад. При этом низко опускаю таз, вдавливаясь в возбужденный член Фила. Прокатываюсь по нему по всей длине, даже сквозь одежду ощущая жар.
– Тебе хорошо?
Глупый вопрос. Стоит лишь взглянуть на лицо Фила, и все становится ясно. Наслаждение – в приоткрытых губах, в трепещущих веках и капельках пота, что выступили на высоком смуглом лбу. Кошачьи усики размазаны. Сердечко на шее пульсирует вместе с веной под ним. В такт тому ритму, что ощущаю под собой.
Фил тяжело дышит и быстро кивает. Он будто пьяный.
Приникаю к его губам и продолжаю тереться об него, наращивая темп. Но в какой-то момент Фил подхватывает меня на руки и несет в ванную комнату. Там он включает душ и, отвернувшись, просит:
– Раздевайся и вставай под воду.
Собираюсь завалить его ненужными вопросами, но понимаю, что он тоже раздевается. На пол летит футболка, а затем все остальное.
Резко отворачиваюсь, но перед глазами стоит отчетливая картинка – голое смуглое тело. Идеальное. Безупречное.
Но сможет ли Фил сказать то же самое обо мне? Я не отличаюсь пышными формами. У меня обычная фигура. Стройная, но на этом все.
– Готова? – спрашивает он, и я беру себя в руки.
Я ведь хотела этого. Так зачем отступать? Тем более из-за глупого страха, что Фил не примет меня.
Снимаю футболку, шорты и влажное от возбуждения белье. Поворачиваюсь к Филу, мелко дрожа. Боюсь того момента, когда его взгляд опустится от моего лица вниз, но этого не случается.
Он смотрит только в мои глаза. И даже когда переносит меня в ванну, не отворачивается.
Мы встаем под душ. Фил задергивает шторку с простым узором и, приобняв меня одной рукой, второй настраивает температуру воды. Горячие струи ударяются о кожу, и я звонко смеюсь, когда мы становимся мокрыми. Фил убирает темные волосы со лба, закидывает их назад, а затем наклоняется и целует меня.
Чем глубже и дольше поцелуй, тем ближе наши тела. И вот я уже животом ощущаю то, к чему недавно прижималась и что так сильно хотела ощутить внутри себя.
Дыхание сбивается.
Что нужно говорить в таких ситуациях? Я должна похвалить размер? Испугаться? Что?!
Вероника советовала не бояться и расслабиться. Но лучше бы она подсказала, куда девать руки!
Руки… Точно.
Собираюсь прикоснуться к Филу, провести ладонью от основания до головки, что прижимается к моему животу, но он вдруг разворачивает меня спиной к себе.
– Нужно отмыться, пока краска не въелась, – поцеловав кончик уха, произносит он и берет с полочки мою мочалку и гель для душа.
– Серьезно? Сейчас?
– Ага, – почти мурчит он и проводит вспененной мочалкой по моей шее.
– Фил, я хочу…
– Т-с. Я знаю.
Он натирает меня пеной с ног до головы, но грудь и живот оставляет напоследок. Я чувствую, что это не просто так, и изнываю, дожидаясь тех самых моментов. И когда они наступают, не сдерживаю стон.
Стоя позади меня, Фил целует меня в шею. Я поясницей чувствую его возбуждение, но концентрируюсь на своем. Оно пульсирует под кончиками пальцев Фила, что поглаживают грудь, а затем мягко ее сжимают. Вскрикиваю, когда он стискивает сосок, одновременно втягивая нежную кожу на шее ртом.