Осколки нашей истории — страница 36 из 45

Может, они и близко не подходят к делам Дыбенко, но они покрывают его и помогают иными способами. И это, черт возьми, ужасно пугает.

Вот почему мое заявление даже рассматривать не стали. Вот почему Дыбенко на свободе и продолжит творить зло. Он купил на кровавые деньги не только роскошную жизнь, но и людей, которые будут его защищать, лишь бы отхватить кусочек богатства.

Дыбенко толкает праздничную речь. Что-то про юбилей общего дела, которое вслух не называет, но мне и так все ясно. Он именует гостей друзьями и обещает, что общими усилиями они сохранят и приумножат имеющееся. Звучит стройное «ура», которое тонет в звоне бокалов.

Стас салютует мне своим бокалом и улыбается с уверенностью победителя:

– Жизнь без забот, Ангелина, – не это ли предел мечтаний?

Отставляю бокал, так и не притронувшись к напитку. Ковыряю вилкой салат с креветками, иногда поглядывая на парня со скрипкой. Он играет с таким упоением… Интересно, догадывается, для кого?

– Ты никогда не хотела стать звездой?

– Нет. Слишком большая ответственность.

Слышу, как Стас хмыкает. Он откидывается на спинку стула и закидывает ногу на ногу. Торс повернут ко мне, одна рука лежит на спинке, во второй Стас крутит хрустальную ножку бокала.

– Тебе никогда не придется нести ответственность, если Фил примкнет ко мне. Ты станешь девушкой очень богатого человека.

– Ничего не бывает просто так.

Исподлобья смотрю на гостей, что ходят по залу. Они танцуют, беседуют, любуются видом из окна… Такие беззаботные. Будто каждому здесь, кроме меня, плевать на то, кто их окружает.

– Несомненно. Риск есть всегда. Но в моем случае этот риск минимален.

– Подушка безопасности из денег все решает?

– Вот видишь, ты умная девушка и все понимаешь.

Мотаю головой и отодвигаю полную тарелку. В горло ничего не лезет. Все, о чем могу думать, – это побег.

Но Дыбенко не понравится, если уйду. Не понравится, если буду демонстрировать недовольство и, что еще хуже, презрение. Он хочет переманить меня на свою сторону, чтобы я потянула за собой Фила.

Нужно дать ему хотя бы иллюзию желаемого. А дальше… что-нибудь придумаю.

– Если Фил согласится, насколько грязной будет его работа?

Услышав мой вопрос, Дыбенко заметно расслабляется. Купился на наигранную брешь в моей защите?

– Я уже говорил тебе, что грязная работа у него сейчас. Воровство, ломбарды, вечные попытки выторговать побольше… Жалко смотреть на него. Разве нет? А ведь мог бы перебирать бумажки да ходить со мной на встречи. Только и всего.

– Вы держите в заложниках его брата. Думаете, Фил так легко сменит гнев на милость?

– Его брат – кусок дерьма. Я сделал одолжение, когда, хм, взял его под свою опеку.

Во мне бурлит негодование. Еще немного, и злые слова гейзером хлынут наружу. Кто Дыбенко такой, чтобы судить других?

Он смеется над моей тихой злостью. Наклоняется ближе, чтобы никто не услышал его шепот, и говорит:

– Ты знала, что Данил Рехтин пытался продать мне своего брата за дозу?

– Вы врете. Фил не рассказывал мне ничего такого!

– Филипп не знает. После того как его брат приполз ко мне на коленях, обещая заманить Филиппа в ловушку, я понял, что с Данилом дел мы больше иметь не будем.

– И куда вы дели брата Фила?

– Запер в одном из реабилитационных центров, которые спонсирую.

Во мне даже просыпается капелька уважения к Дыбенко, но следующие слова превращают ее в ничто:

– Однако подарок Данила Рехтина в виде его брата мне все же пришлось принять. Не пойми меня неправильно, я человек слова и дела. А семья Рехтиных глубоко в мои дела закопалась. Особенно Данил.

– Фил не должен страдать, возвращая чужие долги.

– Это мышление слабого человека, Ангелина. Сильным плевать, кем латать дыры.

Убираю руки под стол и стискиваю их в кулаки. Кожа на ладонях горит, на ней наверняка останутся полулунные следы ногтей.

Какой кошмар… Люди для него – товар, инструмент, ступени к цели. Бесчеловечно, жестоко!

– Но, знаешь, – взбалтывая остатки шампанского в бокале, продолжает Стас, – я не чудовище. Я готов помогать тянуться вверх тем, в ком вижу потенциал. В Филиппе он есть. Так что подумай, кем ты хочешь видеть своего любимого. Успешным человеком, таким, как я? Или грязью под моими ногами?

Я стискиваю зубы, крепче сжимаю кулаки на коленях. Молчу, потому что не могу заставить себя солгать. Враг все равно прочтет дерзкую правду по упрямому взгляду.

Но Дыбенко отвлекается на телефонный звонок. Наконец-то перестает пригвождать меня взглядом к стулу и отворачивается. С деловым видом слушает собеседника, а потом приказывает:

– Пропустите.

Уже в тот момент я догадываюсь, что случится дальше… Но как он нашел меня?

– Какое счастье, – с приторным весельем делится Дыбенко, – Филипп таки успел на наш праздник!

Я резко встаю из-за стола, когда двери ресторана открываются. Боюсь увидеть Фила в компании прихвостней Стаса, избитым и обессиленным, но в зал он выходит один. Моментально находит меня взглядом и, расталкивая гостей, направляется в мою сторону.

– Не буду мешать вашему воссоединению, – воркует мне на ухо Дыбенко и уходит из-за стола.

Но не тут-то было.

– А ну стой! – рычит Фил в сторону Стаса. Встает рядом, закрывая меня собой, но смотрит на Дыбенко.

Тот оборачивается, и от выражения его лица меня передергивает. Под волчьим оскалом прячется оскорбленное эго, и это не обещает ничего хорошего.

– Фил, не надо, – касаюсь его плеча и чувствую, как напряжены мышцы. Как они еще не прорвали кожу, а заодно темную ткань рубашки?

– Слышал, что она тебе сказала? – Дыбенко вздергивает подбородок и, несмотря на то что он немногим выше Фила, теперь смотрит на него свысока. – Ангелина куда умнее тебя. Слушал бы ее.

– Дыбенко!

Озираюсь по сторонам и в ужасе понимаю, что на нас все смотрят. Дыбенко не простит такого унижения.

Обхожу Фила и встаю перед ним. Цепляюсь обеими руками в его плечи и встряхиваю. «Пожалуйста, приди в себя!»

– Что она здесь делает? – рявкает Фил, прожигая Стаса разъяренным взглядом. Он похож на добермана, которого спустили с цепи и сказали «фас». Клыки оголены в оскале, тело напряжено. Он в любой момент сорвется с места и, не думая о последствиях, разорвет Дыбенко на клочки.

И тогда нам точно конец…

– Почему ты у меня спрашиваешь, Филипп? Поговори сначала со своей девушкой.

– А я уверен, что говорить мне надо как раз с тобой.

В этой звенящей тишине буквально слышу, как терпение Дыбенко с треском лопается. Его глаза в один миг превращаются в бездны, чья тьма тянется до глубин самого ада. Пламя в них взвивается и жалит… Меня.

Дыбенко щелкает пальцами, указывая на меня. Фил дергает меня за руку, пытаясь спрятать за своей спиной, но не успевает. Охранники, что весь вечер скучающе подпирали стены, теперь послушными миньонами окружают нас. Один из них ударяет Филу под ребра, а другие хватают меня.

– Ведите ее на кухню.

Эти огры без раздумий исполняют приказ. Они заводят руки мне за спину так, что вскрикиваю от боли, и толкают к выходу из ресторанного зала. Слышу, как кричит Фил, как сыплются новые глухие удары.

И хуже всего, что все гости молчат. Ни перешептываний, ни сочувственных взглядов или вздохов. Тишина.

– Вон отсюда! – рявкает один из амбалов, когда мы входим в кухню. Повара и их помощники разбегаются, как крысы. Даже плиты не удосуживаются выключить.

От белизны помещения режет глаза. Или, может, дело в слезах, что мои веки еле-еле удерживают? Прислужники Дыбенко подводят меня к безопасной стене, но все равно не отпускают. Поблизости нет ни ножей, ни вилок, ни горячих продуктов или кипящей воды. Ничего, что даже близко помогло бы сбежать.

Но даже если бы было…

Какой толк? Дыбенко сам показал мне, на что способен и как далеко раскинулись его сети. Полезные люди – еще одна валюта, и ее у этого козла довольно.

Мне не сбежать.

Двустворчатые двери распахиваются, когда кто-то толкает в них Фила. Он цепляется за тумбу и удерживается на ногах. Сначала находит глазами меня, поджимает губы и оборачивается на вход. Исподлобья смотрит на Дыбенко, который вальяжно входит следом.

– Всем выйти, – приказывает он. Здоровяки тащат меня к дверям, но Дыбенко добавляет: – Всем, кроме этих двоих. Отпустите девчонку и не трогайте Рехтина.

Амбалы беспрекословно выметаются из кухни. Я тут же начинаю шарить взглядом по столам в поисках хоть чего-то, чем можно защищаться. Замечаю нож на тумбе и делаю несколько робких шагов в ее сторону.

Не привлекать внимания. Не выдавать задуманное!

– Филипп, тебя родители не учили, как нужно вести себя в гостях?

Фил шипит что-то короткое и злобное. Кажется, он обозвал Дыбенко сукой.

Хочется завыть в голос: «Фил, ты не делаешь лучше! Прекрати бесить этого ублюдка!» Но Фил утратил остатки самообладания в тот момент, когда Дыбенко приказал своим шестеркам заломить мне руки.

– А, точно. – Дыбенко снимает пиджак, сбрасывает с крючков на стене полотенца и вешает его вместо них. – У тебя же нет родителей!

Фил выпрямляется во весь рост, а Дыбенко с самодовольным видом закатывает безукоризненно белые рукава рубашки. Если Фил продолжит вестись на провокации, белой она будет оставаться недолго.

– Фил, не слушай его! – кричу я, видя, что он вот-вот выйдет из себя.

– Зачем ты притащил сюда ее?! – пропустив мимо ушей дерзкий выпад, Фил снова берется за свое. – Хотел выманить меня?

Продолжаю медленно двигаться к тумбе. С каждым шагом блик на лезвии ножа ползет все выше к кончику.

– Мне не нужно тебя выманивать, Филипп. Я прекрасно помню, где ты живешь. А она, – Дыбенко с безразличием указывает на меня, – заключила со мной сделку. О, Филипп, не стоит делать такое лицо! Я поставил абсолютно безобидное условие! Я прав, Ангелина?

Стас смотрит на меня, но Фил не оборачивается.

– Д-да, – роняю тихо и делаю новый крошечный шаг.