– Зачем? – глухо произносит Фил, и от звука его голоса внутри расползается сеточка трещин.
Молчу, потому что ни один мой ответ ему не понравится. Зато Дыбенко все никак не может насытиться моментом.
– Я надеялся, что Ангелина вразумит тебя. Хватит уже упускать шансы!
Точно. Хватит!
Подбегаю к тумбе и хватаю нож. Фил оборачивается на меня, широко распахнув глаза, в которых читается панический ужас.
«Зачем?!»
Он пытается поймать меня, когда бросаюсь на Дыбенко, но я оказываюсь неожиданно быстрой и юркой. Проскакиваю мимо Фила и заношу нож, чтобы ударить Дыбенко в горло или грудь. Для нас – это единственный шанс сбежать. Единственная возможность стать свободными.
Но боль пронзает запястье, а горло рвет крик. Нож со звоном падает на белый кафель. Однако лежит он там недолго.
– Ангелина, – цокает языком негодяй, – никогда не берись за оружие, если не умеешь им пользоваться.
А в следующий миг холод тонкой ниточкой скользит по моей шее.
Тонкую, еще неглубокую ранку пощипывает. Из глаз брызгают слезы, которые размывают взор.
– Пусти ее! – ревет Фил и, судя по звуку и мыльному пятну его силуэта, бросается в нашу сторону.
В ту же секунду боль становится сильнее. Дыбенко глубже вдавливает клинок в мою шею, но все еще недостаточно для того, чтобы убить или серьезно ранить.
– Еще шаг, и я вскрою ей глотку.
Фил безоружно поднимает руки и замирает. Дыбенко же грубо встряхивает меня и прямо в ухо рявкает:
– И после этого ты надеешься, что я останусь к вам благосклонен?! Забудь, что я тебе обещал!
– О чем он? Ангелина?
– Ты, – рычит Дыбенко и ножом указывает на Фила, – никогда не выберешься из ямы собственного дерьма. Можешь забыть о повышении или возможности избавиться от меня! Ты будешь делать все, что скажу, ублюдок. Будешь торговать моим товаром, иначе я начну торговать твоей девкой! Будешь моим курьером днем и ночью, иначе я грохну эту суку у тебя на глазах!
Он со всей силы пихает меня в спину. Я захлебываюсь глотком воздуха и падаю на пол. Боль сотрясает все тело, а рыдания мешают дышать. Фил тут же опускается рядом, обнимает меня в заботливый кокон рук. Раньше мне казалось, что его объятия – самое безопасное место на свете.
Но я ошибалась.
Пока Стасу Дыбенко все сходит с рук, покоя мы не найдем нигде.
– Будь послушным песиком, Филипп, и не забывай, что она – последний твой близкий человек.
Я задыхаюсь. Задыхаюсь от паники, слез, ужаса и нахлынувшего чувства безысходности. В голове не вяжется, все кажется каким-то нереальным.
Последний близкий человек? Но как же…
– Что с моим братом? – Фил пытается говорить жестко и громко, но голос его предательски дрожит.
– Данил Рехтин давно мертв, – беззаботно говорит Дыбенко, и даже я чувствую, как мир покачнулся. – Я не терплю должников и тех, кто косячит.
– Н-но я говорил с ним… Ты давал мне позвонить ему после каждой выплаты.
Когда Дыбенко смеется, меня начинает не на шутку тошнить.
– Ты даже не понял, что все это время общался с диктофонными записями. Идиот.
Дыбенко уходит, и я впервые слышу, как плачет Фил.
Он трясется в глухих рыданиях, скорчившись рядом со мной на полу. Неподалеку валяется нож, но нам обоим на него плевать. Единственный шанс застать Дыбенко одного и врасплох упущен. Но сейчас, глядя на холодный клинок, испачканный моей кровью, я не понимаю, о чем думала…
Неужели я серьезно собиралась убить?
Руки дрожат, в глазах стоят слезы, а в горле – горький ком подступившей рвоты. Бегу к раковине, кашляю, сплевываю остатки вывернутого наизнанку желудка и все никак не могу успокоиться.
Если Дыбенко захочет, он может давить теперь и на меня. Покушение – серьезное обвинение, а я преподнесла его на блюдечке.
Сердце стискивает невыносимая боль, когда смотрю на Фила. Он – воплощение горя, высеченное отчаянием и бессилием. Тело скрючено пополам, лоб упирает в колени. Пальцы зарылись в темные волосы и сжимают их, точно намереваясь вырвать.
– Фил, – опускаюсь рядом с ним и обнимаю.
Хочется выдавить дурацкое «прости», но я знаю, насколько это глупо. Даже я сама себя простить не могу за то, что повелась и подставилась. Мне надо было предупредить Фила, а не играть в силачку, способную в одиночку победить хоть несколько кланов мафии, хоть дракона.
Фил мотает головой, но сказать так ничего и не может. Давится всхлипами и горькими слезами. Глядя на него, сама не сдерживаю чувств.
Фил – человек, который потерял все из-за Дыбенко и его наркобизнеса. И вместо того, чтобы помочь, я сделала только хуже.
– Он врет, – выдавливает Фил, мокрой от слез рукой сжимая мою, – всегда врет. Его обещания – пустой звук. Для него я – просто игрушка.
Я не сразу понимаю, что он хочет сказать. А когда до меня доходит, начинаю ненавидеть себя и Дыбенко еще больше.
Весь этот вечер – просто ловушка. Дыбенко никогда не собирался делать Фила равным себе. Вывести его на эмоции, спровоцировать ссору, чтобы выйти на новый уровень шантажа, – вот зачем все это было нужно.
Приди я одна или сразу с Филом, исход все равно один. Дыбенко подстроил бы его любым способом.
– Надо уходить. – Фил утирает слезы рукавом и поднимается с пола. Он старается взять себя в руки, но я вижу, как сложно ему это дается. – Если не свалим вовремя, нам помогут.
– Пойдем, – киваю я и переплетаю наши пальцы.
Уже на выходе из кухни Фил вдруг сбавляет шаг и тормозит у одной из тумб. Сначала я даже пугаюсь. Ему стало плохо? Что-то не так? Но потом замечаю, что Фил склонился над каким-то листком.
– Список гостей, – поясняет он, разглядывая перечень имен и фамилий. Все сгруппированы по столам. Напротив каждой – индивидуальное меню.
Мне это ничего не говорит, но вот Фил… Он достает из кармана телефон и быстро делает снимок.
– Откуда у тебя телефон? Тебя не обыскали на входе?
– Нет. – Он торопливо убирает смартфон обратно в карман. – Я подрался с охранниками, так что им не до обыска было.
Мы покидаем кухню и проходим через зал, полный гостей. Музыканты не перестают играть. На нас будто не обращают внимания. Но я знаю, что один взгляд точно прикован к нам.
До улицы нас никто не провожает.
Глава 22Февраль
В то время как у Лины Ринг в жизни наступает белая полоса, Ангелине Кольцовой впору свою называть траурной лентой.
Редактор и издательство готовы носить меня на руках. После разоблачения Алекс Шторм моя книга взлетает в топ продаж. Когда кончаются бумажные экземпляры, народ начинает скупать электронку. В честь этого по «Магическому дебюту» запускают аудиокнигу, а дополнительный тираж ставят таким же большим, как и первый. Меня просят выступить с презентациями в крупных книжных, дать интервью или хотя бы записать видео для читателей. Но мне едва хватает сил, чтобы продолжать каждое утро вставать с постели.
Фил все меньше времени проводит дома и выглядит мрачнее обычного. Он сильно похудел всего за пару недель. Синяки и ссадины будто въелись в его кожу. А все потому, что Дыбенко совсем утратил границы. Теперь достаточно лишь одного звонка или эсэмэс, чтобы Фил сорвался с места. Плевать, утро или ночь, рабочий день или выходной. По первому зову он несется к Дыбенко, лишь бы тот не думал воплощать угрозы в жизнь.
Теперь мы оба знаем – он способен на что угодно.
После той ночи Фил несколько дней почти не спал. Обнимал меня, прижимал к себе чуть ли не до хруста в ребрах, зарывался лицом в мои волосы и лежал так, мелко дрожа, до самого утра.
В выходные я работала вместо него в «Чао», потому что Фил был похож на призрака. Новость о гибели брата сломала что-то внутри его, и, наверное, Фил уже никогда не сможет залечить эту рану.
Я же не сомневаюсь, что исход у того вечера мог быть только один. Ведь в телефоне Фила до сих пор хранится сообщение с адресом и коротким текстом: «Приезжай. Твоя девчонка у меня».
Я никогда и никого не ненавидела так яростно и отчаянно. Даже Алекс Шторм не заслуживает и сотой части той злости, что испытываю к Дыбенко. Эти чувства ослепляют, срывают крышу. Не лучшее состояние, но только в нем могла родиться идея, что приходит мне в голову, когда однажды Фил проговаривается…
Он обязан присутствовать на какой-то важной встрече Дыбенко с партнерами. И, судя по тому, где все будет проходить, простыми переговорами дело не ограничится.
Но в этот раз я не совершаю старую ошибку, не молчу и рассказываю о задуманном Филу. Впервые за последние недели вижу, как в карих глазах загорается живой огонек.
Может быть, у нас еще есть надежда?
Между парами по анатомии и химии у нас большое окно. Обычно все ходят в это время в столовую. Как попало запихиваю вещи в рюкзак и выбегаю из кабинета. Слышу, как зовет Вероника, просит ее подождать, но на ходу придумываю какую-то отговорку и выскакиваю в коридор.
Алан ушел одним из первых, но мне нужно его поймать и поговорить. Желательно наедине, но тут уж как получится. Сломя голову несусь к лестнице, расталкиваю локтями группку студентов у лифта, поскальзываюсь на только что помытом полу.
– Под ноги смотреть надо! Мокро же! – причитает вслед уборщица.
Но я уже вижу темноволосую макушку одногруппника, он как раз сворачивает к столовой.
– Алан! – кричу я, и тот оборачивается. – Погоди!
Выражение удивления на его лице мне понятно. Больше чем за семестр учебы мы почти не общались, только перекидывались приветствиями, и на этом все.
Он дожидается, пока спущусь, и вместе мы отходим в пустой коридор. Он ведет к библиотеке. Она – не самое популярное место в обеденное время.
– Я что-то в кабинете забыл? Староста вызывает?
Он норовит сбежать, но я заверяю:
– Все в порядке! Просто мне нужна твоя помощь.
Раскосые глаза забавно округляются, а на пухлых губах появляется несмелая улыбка.
– Не представляю, чем могу тебе помочь. – Он пытается слинять, но не даю ему это сделать и иду следом. Дальше по коридору, в сторону библиотеки.