– Давай сразу к делу, – говорю, едва поворачиваем за угол. – Скажи, где ты покупал камеру, с которой сдаешь коллоквиумы?
Мы тут же останавливаемся. Несколько секунд Алан озадаченно смотрит на меня, а затем натянуто смеется:
– Не понимаю, о чем ты.
– Не ломай комедию, Алан! Я слышала, как вы с парнями обсуждали это пару месяцев назад.
– Они шутили.
– Пожалуйста, Алан! Просто дай мне контакты продавца.
Лицо Алана бледнеет. Он смотрит туда, откуда мы только что пришли. Кажется, в коридоре мы не одни. За углом слышатся чьи-то торопливые шаги.
– Ты совсем с ума сошла? – шипит знакомый голос. Я пока не знаю, рада ли его слышать, или появление Мари предвещает лишь хорошую выволочку. – А если бы вместо меня сейчас тут был какой-нибудь преподаватель?
Она хватает меня за руку и крепко сжимает. Не сбежать. Зато Алан мигом испаряется из коридора.
Мы с Мари остаемся наедине.
– Из ума окончательно выжила? Учить стало лень, скатываешься на списывание?
Мы так давно не разговаривали, что теперь даже эта перепалка вызывает улыбку. Я соскучилась по Мари, по назиданиям своей доставучей, но любимой подруги.
В зеленых глазах, как обычно, подведенных ярким карандашом, искрятся молнии. Но смотрю в них и не чувствую ничего, кроме облегчения.
– Я тебе до сих пор не безразлична. – Голос дрожит, в горле встает ком.
Лицо Мари вытягивается, на пару секунд она перестает себя контролировать. Миг, и искры гнева превращаются в слезинки – осколки хрусталя.
– Совсем дурная? – Она небольно бьет меня в плечо. – Я с тобой серьезно разговариваю! Ты в курсе, что будет, если тебя поймают с камерой? Это тебе не наушники. Тут все гораздо серьезнее, и отчислением дело не ограничится!
– Мари…
– Вот что ты собралась списывать? Скажи. Я помогу тебе с предметом. Ты только прекращай фигней страдать, поняла? Если ты… Не хочу я, чтобы тебя из универа выгоняли, ясно?!
Смотрю, как она из непробиваемой и жесткой Мари превращается в моего родного Зяблика, и глаза на мокром месте. Подруга тоже едва не хлюпает носом, хотя старается держать эмоции под контролем. Только я все равно вижу, как она прикусывает дрожащую губу и задирает повыше подбородок, чтобы удержать под веками слезы.
Подходящий ли это момент для примирительных обнимашек? Конечно, да.
– Ты такая дура, Ангелина! Терпеть тебя не могу! – Мари звучно всхлипывает, а я смеюсь, хотя у самой наверняка глаза красные.
– А вот я тебя люблю.
– Если бы ты меня любила, то не сбежала бы, ничего не объяснив! Променяла меня на Фила и Веронику. Подруга года!
– Во-первых, ты незаменима, – отстраняюсь и, не утирая слез, смотрю на подругу. – Во-вторых, я не могла тебе рассказать.
Уже вижу, как Мари возмущенно хмурится и открывает рот, чтобы съязвить. Но успеваю выставить вперед руку и сказать:
– У меня есть основания так говорить!
– Но нет мозгов, чтобы вспомнить – я могла бы тебе помочь!
– Знаю. Поэтому теперь исправлю свои ошибки.
В библиотеке, кроме нас с Мари, никого, но мы все равно занимаем самый дальний столик у закрытого окна. Отсюда хорошо видно весь зал, поэтому мы сразу узнаем, если кто-то зайдет.
Собраться с силами, чтобы вот так вывалить все, что копилось полгода, непросто. До последнего терзаюсь мыслями – а стоит ли? Но я не хочу терять Мари. Мои секреты уже чуть не разрушили нашу дружбу.
– Что же, – выдыхаю я и поднимаю серьезный взгляд на подругу. – Поклянись, что ничего никому не расскажешь.
– Господи, Геля… Куда ты влипла?
– Поклянись.
И только когда с ее губ срывается обещание, я рассказываю все с самого начала – с того вечера на реке, когда Фил украл часы. Не утаиваю ничего. Говорю о Дыбенко, его шестерках и более влиятельных фигурах, что собрались вокруг него.
– У нас есть фотография со списком всех гостей, – произношу еле слышно. Голос срывается на шепот, потому что только так я могу сдержать в нем дрожь.
Не могу без слез вспоминать о том вечере в ресторане. Перед глазами сразу встает образ Фила, которого скрючило от рыданий.
– Фото ничего не даст, – качает головой побледневшая Мари. Эта фраза – первое, что она говорит.
Весь мой рассказ она слушала молча. Ни разу не обвинила ни меня, ни Фила, хотя поначалу, когда я только сказала про то, что он вор, было в ее глазах что-то колючее. «Я же говорила!» – явно собиралась выпалить она, но сдержалась. И чем больше я рассказывала, тем слабее становился гневный огонь в зеленых глазах.
– Мне жаль вас обоих, – вздыхает она, понурив голову. – У Фила не было выбора, а ты… ты просто влюбленная дурочка. Ума не приложу, что теперь делать.
Она опирается локтями о стол и принимается массировать виски.
– Твои родители ведь ничего не знают, да?
– Теперь обо всем знаешь только ты.
Она шумно втягивает воздух и роняет под нос такое отборное ругательство, что даже ушам не верю.
– Ты же понимаешь, в какой глубокой заднице оказалась? Я, честно, не представляю, как вам с Филом или хотя бы тебе выбраться из нее.
– Я не оставлю Фила в беде.
– Да уж. Это я уже поняла… Но твои родители? Ты подумала, что с ними станет, если однажды этот ваш Дыбенко решит, что наигрался? Каково им будет подавать в розыск, клеить объявления с твоими фото или и вовсе опознавать тело по кусочкам, которые выловят из реки?
Удар сердца звенит в ушах тревожным гонгом. Я слишком ярко представляю эту картину. Хочу пуститься в споры, сказать, что Дыбенко не тронет меня. Но он уже приставлял нож к моему горлу. Если Фил оступится, Дыбенко убьет меня, чтобы окончательно его растоптать.
Я зачем-то представляю Фила в тот момент, когда он узнает о моей смерти. Или вовсе видит ее своими глазами. Картинка осколком впивается между ребер, а воображение проворачивает его с каждой новой деталью: кровь, крик, слезы…
– В конце этой недели у Дыбенко сделка, – не своим голосом, слишком серьезным и блеклым, говорю я. – Потому я и просила у Алана контакты человека, который торгует мини-камерами.
– Самоубийство. Фил знает, что ты придумала очередной план приближения собственной смерти?
– Он знает и одобрил его, потому что сама я на той встрече присутствовать не буду. Камера на то и мини – ее никто не заметит, а картинка будет передаваться на назначенное устройство.
– Хочешь приехать заранее и оставить камеру в укромном месте? Не боишься, что камера разрядится, если установить ее слишком рано? А если прийти близко к назначенному часу, можешь попасться. И тогда точно впору писать завещание.
Игнорирую мрачное замечание и делюсь тем, что уже успела узнать:
– Некоторые камеры держат заряд около суток. Этого вполне хватит.
– В этом нужна моя помощь? Хочешь, чтобы поехала с тобой в оговоренное место и разместила камеру?
– Нет, я сделаю это сама, пока Фил будет с Дыбенко. От тебя требуется помощь с оборудованием. Ну и резервную копию видео сохрани у себя. На всякий случай.
Мари нервно смеется и откидывается на спинку стула. Пара давно началась, но мы обе и не думаем уходить из библиотеки.
– Ты неадекватная. В курсе?
С вялой улыбкой развожу руками.
– Геля, если вы с камерой запалитесь, это конец. Да и что вы собираетесь делать с видео? Вы ведь уже писали заявления. Где они теперь?
– Фил сказал, что с видео у нас больше шансов. Я верю ему.
Мари обреченно качает головой. Она выглядит так, будто уже сдалась. Но я не хочу опускать руки. Пока есть надежда, я буду хвататься за нее, даже если риск слишком велик.
– Ты не знаешь, каково это – жить в вечном страхе. Каково быть причастным к бизнесу, который калечит чужие жизни, но не иметь возможности сбежать. Мне больно смотреть на Фила. Каждый раз, когда он возвращается после доставок, я вижу, о чем он думает. Мари, он разносит смерть, которая сгубила его семью. Парень, который потерял из-за наркоты все, вынужден толкать ее другим.
– И ты думаешь, что способна положить всему конец? Простая девчонка против криминальных дядек с пушками?
– Как написано на входе на кафедру латыни, Dum spiro spero.
– Пока дышу, надеюсь? Выпендрежница, – хохочет Мари. Она поднимается из-за стола и вдруг протягивает мне руку: – Что ж, Ангелок, пойдем вместе выбивать из Алана контакты продавца. Сомневаюсь, что много кто торгует такой дичью, так что ссылка нам позарез нужна.
Удивленно моргаю, но все же крепко хватаюсь за протянутую руку.
– Значит, ты со мной?
– Не задавай тупых вопросов. Я хотя бы раз отказывалась помочь надрать кому-то зад?
Я обнимаю подругу, и она смеется. На душе становится тепло, но беспокойство свинцовой тучей кружит рядом. Оно давно впиталось в мою собственную тень.
Глава 23
У нас есть несколько дней, чтобы подготовиться.
Вместе с Мари мы все-таки выбиваем из Алана информацию о продавце, с которым связываемся в тот же день. Мини-камера – крохотная бусинка объектива, пара проводов, приемник сигнала и батарея. Всего ничего, а стоит недешево.
Мари пытается сбить цену, но продавец, с которым встречаемся в его авто, непреклонен. Нам поясняют, как работает эта вещичка, и позволяют проверить ее в деле. Меня устраивают и звук, и качество картинки. Только цена кусается. Однако деваться некуда. Я меняю все карманные деньги на камеру, и мы уходим.
Дома Фил в сотый раз проговаривает наш план. Встреча пройдет под виадуком на левом берегу реки поздним вечером. Чтобы не вызвать подозрений, я приду на место ранним утром и установлю камеру. Затем у нас с Мари будет достаточно времени, чтобы проверить, все ли хорошо работает. Ну а потом… Останется лишь надеяться.
В день икс Мари просит подождать ее у перекрестка неподалеку от дома Фила. На часах еще нет даже шести утра, а я уже стою под фонарем. Вокруг ни души, и я отчетливо слышу, как внутри, точно таймер на бомбе, щелкает нетерпение.
Я жду, что подруга приедет на такси, но передо мной останавливается темно-зеленая машина. И за рулем – Мари.