Я резко выпрямилась. На пороге никого не было. За окном в противоположном конце комнаты чернело пустое небо. И все равно мне казалось, что незнакомая девушка смотрит на меня, ждет, когда я возьму трубку. Я быстро сбежала по лестнице и вышла на улицу. Ответила после четвертого гудка.
– Алло?
В трубке послышалась долгая тишина и какой-то шум, похожий на прибой или шум трассы. Я вцепилась в телефон с надеждой.
– Мама?
– О боже, нет, – ответил незнакомый голос. – Это Шэрон. Вы оставили мне сообщение.
Глава девятнадцатаяГородТогда
Ритуал полагалось провести в полночь. Некоторые магические клише на поверку оказывались полной ерундой, но многие были правдой.
Мы вышли из лавки после одиннадцати. Озеро надуло прохладные голубые губы и разогнало влажную жару. В городе в такой час жизнь еще била ключом, но улицы сонного университетского пригорода давно опустели.
Редкие прохожие с подозрением поглядывали на нас или быстро отводили глаза. Вчетвером мы производили пугающее впечатление – цветы, расцветающие лишь после наступления темноты. Фи, богиня с пухлым сливовым ртом, угловатая Марион, похожая на настоящую ведьму. Шэрон – вылитая девчонка из шайки Мэнсона, и я. Себя со стороны не увидишь, но я представляла, как выглядят мои огненно-рыжие волосы, струящиеся по спине, и воспаленные от бессонницы глаза.
Марион вела нас в самый центр кампуса сквозь тени, отбрасываемые уродливыми цементными зданиями, названными в честь давно почивших ученых мужей. Мы свернули в кривой переулок, залитый оранжевым светом старинных фонарей, и очутились на лужайке, словно сошедшей со страниц волшебной сказки и поросшей пышным зеленым клевером. Вдали высился то ли дом в стиле барокко, то ли порождение горячечного сна сумасшедшего архитектора.
– Это… – заговорила Фи.
Марион встала лицом к библиотеке – Хаулетт-Хаусу, дому оккультиста.
– Нам туда, – сказала она.
– Что? – Я вытаращилась на нее. – Ты ничего не говорила про взлом с проникновением.
– Мы ничего не будем взламывать. Просто войдем.
В стене, обращенной к озеру, имелся маленький проход. Его легко можно было не заметить, но Марион изучила это здание вдоль и поперек. Я никогда раньше не видела такой архитектурной странности: извилистый внутренний коридор, такой узкий, что приходилось идти гуськом. Несколько резких поворотов, и мы очутились в саду, где пахло помидорами, базиликом и мятой, разросшейся повсюду, как сорняк. В лунном свете ее листья казались серыми. Днем, на солнце, садик наверняка напоминал заросший двор средневекового монастыря. Жирные пчелы, ароматные сладкие травы, цветы, клонящие к земле свои тяжелые головки. Фи ласково провела рукой по кустику полыни, высвобождая аромат.
Марион ступила на грядку. Между стеной и ревенем в земле имелась металлическая решетка. Она приподняла ее. Это была крысоловка – такие до сих пор ставили в переулках даже в городе. Внутри сидел белый красноглазый кролик и глупо хлопал глазками.
– Только не это, – жалобно проговорила Фи.
Вручив клетку Шэрон, Марион опустилась на четвереньки перед сводчатой деревянной дверцей в старинной каменной стене. Достала из сумки фонарик и проволочную вешалку с магнитом на конце. Под дверью, где дерево рассохлось, имелся зазор. Она направила туда фонарик, подсунула вешалку с магнитом и принялась нащупывать.
– Да! – наконец выпалила она и вытянула ключ.
Шэрон присвистнула.
– Отличная работа, Макгайвер.[12]
Значит, Марион давно это планировала. А нам ничего не говорила. Покусывая ноготь большого пальца, я смотрела, как она открывает дверь и толкает ее бедром, чтобы рассохшееся дерево поддалось. Кажется, она делала это раньше. Довольная собой, она поманила нас внутрь.
Стоило шагнуть за порог, и мы ощутили резкую смену температуры. На смену травянистым ароматам сада пришел сладкий, как в пекарне, запах старой бумаги и засохших чернил. Даже с закрытыми глазами можно было понять, что находишься в библиотеке. Когда дверь за нами захлопнулась, мы замерли в полной тишине; неуклюжий круг четырех. Пяти. Глаз кролика поблескивал во тьме, как монетка.
– Возьмитесь за руки, – сказала Марион театральным шепотом, словно мы явились на пижамную вечеринку, а не на колдовской ритуал. – Я покажу вам путь. Фонарь включать нельзя. – Она протянула руку Шэрон, та взяла за руку Фи. Я замыкала процессию, став хвостом кометы, рассекающей безмолвие библиотеки.
Тут было красиво. В залах, наполненных старыми книгами и историей, ждали пробуждения бездонные магические силы. Мы прошли мимо резной деревянной ширмы, отбрасывающей геометрические тени на наши лица, поднялись по широкой лестнице. Наверху был витраж, изображавший пикник лисиц в дорогих костюмах. Свет, проникавший сквозь стеклышки, падал на лестничную площадку бликами цвета опавших фруктов. Похолодев, я вспомнила, что именно здесь Марион однажды нашла труп.
Мы резко свернули вправо и прошли по неосвещенному коридору к второй лестнице. Клетка с кроликом билась о колени Марион, и та тихо ругалась. На третьем этаже потолки были ниже, а окон меньше. Время тянулось, как резина; мы шли во тьме, полагаясь лишь на память Марион и цепочку из сомкнутых рук. Наконец Марион остановилась между двумя лужицами лунного света и поставила клетку на пол.
– Подсади меня.
Шэрон присела и переплела руки, сделав ступеньку. Я видела только их силуэты: одна стояла, как рыцарь на одном колене, вторая подтянулась вверх, вытянула руки над головой и возилась с чем-то на потолке. Что бы это ни было, оно вскоре упало, и она поймала его на полпути.
– Ой, – громко вскрикнула она и опустила деревянную лестницу. Та вела к открытому люку, из которого лился лунный свет. Тот же свет той же луны, но словно более резкий и вяжущий, как лимонный сок.
Марион поднялась первой, исчезая в люке по частям, а потом потянулась за кроликом. Вслед за ней поднялась Шэрон, а потом и Фи. Я осталась одна во тьме, и та тут же отрастила зубы и зловеще оскалилась на меня. Я поспешила за ними, и как только поднялась и затянула лестницу, Марион закрыла люк, и мы оказались запертыми в пузыре яркого света.
Комната была круглой, как снежный шар, освещенный Луной. Мы были выше деревьев, и окна в комнате располагались очень хитро, так, что тут совсем не было теней. В центре на полу темнело пятно – словно большой черный пес свернулся клубком.
Марион поставила рядом сумку и достала компас. Сверившись с ним, велела нам встать веером вдоль южной четверти комнаты.
– Снимите обувь. – Она наклонилась расшнуровать ботинки. Ее спина с выступающими позвонками напоминала хребет древней рептилии. – Становиться на северо-восток для этого не нужно, оставьте обувь здесь.
Пол был одной температуры с воздухом. Если бы не пыль, я бы совсем его не почувствовала. Я стояла лицом на юго-запад, Шэрон – на юг. Она приосанилась и сложила руки за спиной. Фи стояла неподвижно лицом на юго-восток, волосы падали на лицо, из-под них виднелся лишь кончик носа. Я хотела, чтобы она посмотрела на меня, но она не услышала мой зов.
Марион достала деревянный ящик размером со спичечный коробок, открыла его и присыпала ладони белым порошком. Сдула лишнее, и порошок взметнулся облачком, медленно опустившись на ее плечи и волосы. Она развернула зеркало и положила его на пятно на полу, затем поставила справа от себя свечу и кролика в клетке. Слева поместила большую миску с солью, которую высыпала из вакуумного пакетика, и книгу колдуньи.
Обычно, когда мы колдовали, Марион напрягалась, словно готовилась принять удар. Но сегодня ее босые ноги ступали проворно. Она начертила на полу линии мелом, бесстрастно расставила нас по местам и раздала нам иглы. Я крепко сжала иглу в пальцах.
– Всю главную работу я сделаю сама, – в тишине ее голос прозвучал, как внезапная пощечина. – Стойте там, куда я вас поставила, и по моей команде проведите иглой по левой руке отсюда сюда. – Она провела линию от сгиба большого пальца до начала линии жизни. – Царапайте сильно; должна пойти кровь. Когда скажу, прижмите левую ладонь к полу.
Я пошевелила пальцами ног и очертила полумесяцы на пыльном полу. Кровная магия – значит, последствия будут ощутимыми. Но я была к этому готова. Может, Марион снимет нам номер в отеле, где мы сможем восстановить силы? Посмотрим телевизор, закажем еду в номер, выпьем уксусного отвара Фи. Будет даже весело.
Бывают в жизни сцены, которые потом проигрываешь в уме, как кино. Наблюдаешь за собой со стороны и кричишь: вали оттуда, идиотка! Беги! Героиня кино на тебя похожа, у нее такой же голос. Как ты, она делает то, что не должна, и не может себя спасти. Со временем почти удается убедить себя, что ты не имеешь к этой героине никакого отношения, что она пала жертвой своей беспечности и невежества.
Вот сцена, которую я вижу до сих пор. Не каждый день, как раньше, не раз в неделю, но часто. Иногда она встает перед глазами и отравляет меня, как облако угарного газа.
Четыре фигуры стоят босиком в круглой комнате. В лунном свете очертания фигур кажутся туманными и призрачными. Это женщины разного возраста, но все молодые, с рыжими, черными и светлыми волосами. Они стоят, как хищницы, приготовившиеся к прыжку. Что скрывают их сердца, никто не знает.
Светловолосая девушка стоит на четвереньках на полу, где темнеет пятно. Рядом с ней – миска крупной соли, книга, красная свеча, живой кролик. Поверх пятна лежит зеркало, но отражается в нем не потолок, а кусочек неба цвета грязной овечьей шерсти – совсем другого цвета, чем ночное небо за окном.
Некоторые колдовские ритуалы нужно выполнять точно, ни на шаг не отклоняясь от указаний. Некоторые допускают свободу интерпретации. Светловолосая ведьма зажигает свечу зажигалкой «Бик» с рисунком из журнальных вырезок – неважно, как зажжется огонь, важно, чтобы он был. Оранжевый язычок пламени горит, как обычное пламя свечи, пока ведьма не накрывает его ладонью и не произносит первые слова заклинания. Пламя потрескивает, расширяется и превращается в сияющий голубой шар.