– Не надо было связываться со школьницами, – процедила Шэрон. – Если я из-за вас умру, так и знайте: в аду вас отыщу, и не будет вам покоя.
Мы крадучись спустились по лестнице, прошли по коридорам мимо витража с лисами. Казалось, год прошел с тех пор, как я впервые их увидела. Все тело болело, я дрожала от страха и, как путник в пустыне, жаждала снова увидеть небо, сад, внешний мир за пределами этого кошмара. Тогда я еще не понимала, что кошмаром были мы сами, что он липнул к нашей коже, как мокрые джинсы.
Все последующие годы я вспоминала, как шла тогда по темным коридорам библиотеки. Шагая по дому посреди ночи, мимо комнат, где спали мои дети, я поднимала ногу и вместо мягкого ковролина опускала ее на старинный паркет, покрытый въевшимися пятнами. Сердце сжималось, тревожно закипала кровь. Я закрывала глаза, замирала и ждала, пока видение пройдет.
Мы вышли в сад. Марион заперла дверь и сунула ключ в щелочку. А Шэрон сделала кое-что, чтобы помочь нам быстрее убраться на чердаке.
– Что теперь? – спросила я, глядя на Шэрон. Она была старше нас, тяжелый опыт оставил отпечаток на ее теле. Вот я и решила, что спасать нас будет она.
Но Шэрон лишь пожала плечами, щелкая зажигалкой Марион.
– Не знаю, что вы будете делать, а лично мне пора домой. Меня ребенок ждет.
– У тебя есть ребенок?
– Ну да, – коротко ответила она. – Приходите завтра утром в лавку. Попробуем все исправить. А до тех пор… смотрите, не умрите.
Она скрылась в тоннеле, и мы остались втроем. Фи неотрывно смотрела на Марион, а Марион смотрела в сад, вонзив ногти в обожженную кожу и оставляя на ней белые следы.
– Ты нас просто подставила, – сказала я.
Она качнула головой.
– Ну да.
Я шагнула к ней.
– Ты вообще считала нас подругами? Или всегда только планировала использовать?
– Ох, прекрати, – хрипло выпалила она и посмотрела на меня. – Дали бы мне закончить, у нас было бы все, о чем мы мечтали! Я не лгала. Астрид увеличила бы нашу силу.
– Ты уже видела это заклинание в книге, – с ледяной уверенностью проговорила Фи. – Еще до того, как мы встретились. Поэтому и втянула нас в это. Ты ненавидишь нас, верно? Потому что магия нам в радость, а ты по-прежнему несчастна.
Марион на миг затихла.
– Что ж. Теперь несчастны будут все. – И скользнула в тоннель вслед за Шэрон.
Мы поехали к Фи. В такой поздний час в автобусе никто не обратил внимания на кровь на нашей одежде и руках. Мы приняли душ, выпили джина с газировкой и пошли на пляж.
Озеро и небо были одного цвета. Раздевшись, мы вошли в воду. Несмотря на августовскую жару, вода была холодной и прозрачной, мы словно плыли в охлажденном джине. Мы ныряли и выныривали, оглядываясь на сюрреалистичный городской пейзаж. Комната на чердаке и мрачное предостережение Шэрон, казалось, остались далеко позади и уже не могли нас потревожить.
Как знать, может, все и обойдется, подумала я. Может, джин с газировкой и ночное купание в ледяной воде подействуют как нейтрализующее заклятие. Магия всегда была к нам добра, струилась с кончиков пальцев. Почему сейчас все должно быть иначе?
Такие высокомерные мысли крутились в моей голове, пока рядом не всплыла рыба. Длинная, тощая, как угорь, со страшным оскалом острых зубов и костяным белым глазом. Я отплыла в сторону, хлебнула грязной воды, но еще одна рыба всплыла кверху брюхом. А потом еще.
Мы неуклюже поплыли к берегу, а вода забурлила от обилия мертвых рыбьих тушек. Наконец колени царапнули по песку, и мы вышли на берег, оглянулись и увидели за собой полосу серебристых трупиков. Как будто Астрид провела по воде мертвым пальцем, оставив гиблый след.
Глава двадцатаяПригородСейчас
– Это Шэрон. Вы меня искали.
– Шэрон. – Я лихорадочно соображала, откуда знаю это имя. – Ах, Шэрон. Здравствуйте.
Она молчала.
– Спасибо, что позвонили. Извините. Просто сейчас… – Я собралась с мыслями, пытаясь не думать о светловолосой незнакомке. – Еще очень рано.
– У нас разница во времени. Там, где я, уже очень поздно, – ее голос звучал недружелюбно, она отрывисто чеканила слова. – Что вы хотели?
– Кажется, вы знали мою маму. Дану Новак. Она приходила в «Между мирами», давным-давно. Это же был ваш магазин?
– Я не разговаривала с Даной Новак двадцать с лишним лет, детка. Мне нечего тебе сказать.
Она была пьяна. Я попыталась представить, как выглядит женщина с таким голосом, как у нее, и не из-за звонка ли мне она решила принять для храбрости.
– Но вы же позвонили. Если вам нечего сказать, зачем тогда?
Она не ответила.
– Я просто хочу узнать, какой она была, – выпалила я, испугавшись, что она повесит трубку. – Расскажите все, что помните.
– Дана умерла, – вдруг сказала она, и перед глазами у меня помутнело. Потом я поняла, что это было не утверждение, а вопрос.
– О боже, нет, я не поэтому… Почему вы решили, что она умерла?
– Есть девушки, которым не суждено надолго задержаться на этом свете.
Я прикрыла ладонью глаза.
– Не понимаю, что это значит.
– А что тебе вообще известно? – спросила она уже не так агрессивно, но все же настороженно.
– Я знаю, что вы не просто так мне перезвонили. И еще… – Я засомневалась. Мне было трудно произнести это слово даже в мыслях. И вот, стоя перед домом и разговаривая с незнакомкой по телефону, я наконец его произнесла. – Я знаю, что она ведьма. Думаю, вы тоже.
– Практикующая. – В ее голосе слышался сарказм. – Но я больше не практикую.
Я села на бетон. В голове роились вопросы.
– Но что это значит – быть ведьмой или, как вы говорите, практикующей? Что вы умеете? Этому учатся? Или это врожденное?
Я почувствовала, как Шэрон расслабилась. Ей, видимо, нравилось, когда ей задавали вопросы, на которые она хотела отвечать.
– У некоторых есть и врожденные склонности, это несомненно. Но чаще… чаще в игру вступает другое. Жажда. Амбиции. Дерзость. Смелость взглянуть в лицо реальности и сказать: «А я хочу по-другому». Угадай, к какой категории принадлежу я. – Она рассмеялась нездоровым хриплым смехом. Словно камни закрутились в камнедробилке.
– А мама?
– У твоей мамы был талант, – ответила Шэрон. – Но и дерзости ей было не занимать.
– А что она умела? Когда вы ее знали, она могла, например, заставить человека о чем-то забыть? О чем-то важном?
Шэрон замолчала.
– А почему ты сама ее не спросишь? Раз она жива.
У меня вырвался сухой смешок, царапнувший по горлу осколками разбитого зеркала и кроличьих костей.
– Ее не так легко разговорить.
– Представляю, – сухо ответила Шэрон и вздохнула. – Мы с ней недолго были знакомы. И когда перестали общаться, поверь, я не горевала. Она была сильной колдуньей, но все же второй скрипкой. А первую партию всегда играла ее подружка, Феличита. Вот что я точно знаю про твою маму – эта собака верна только одному хозяину. Она же до сих пор в лучших подружках у Феличиты Гузман?
– Да.
– Так я и думала. Фи была славной девочкой, но они с твоей мамой всегда ходили парой. Они вдвоем и…
Она так резко осеклась, что я решила, будто связь оборвалась, но в трубке по-прежнему слышался шум, похожий на шум океана. Теперь мне казалось, что это ветер колышет деревья. Я представила Шэрон в безлюдной местности, совсем одну.
– Они вдвоем и кто?
– Они вдвоем. Дана и Феличита. Два сапога пара.
По ее тону я поняла, что дальнейшие расспросы бессмысленны. Подумала и заговорила снова:
– Хозяйка книжного магазина назвала маму одной из «девочек Шэрон». Что она имела в виду?
Шэрон грустно вздохнула.
– Послушай, я жалею о том, какой была тогда. Я многим причинила боль, и есть люди, которые наверняка жалеют, что меня встретили. Но твоя мама не из их числа. Теперь я это понимаю. И это я жалею – каждый день жалею, – что встретила ее.
В ее голосе трепетала ярость. В конце он уже пылал ненавистью.
Я судорожно сглотнула, стараясь унять дрожь.
– Почему?
– Ах, – тихо произнесла она, – вот мы и дошли до главного. Но раз ты сама не понимаешь, мне нечего тебе сказать.
Небо посветлело. Где бы ни была Шэрон, там было еще темно.
– Кто-то пробрался к нам в дом, – сказала я. – Она сама входит и выходит, без ключа. Оставляет мертвых кроликов. А я сижу здесь посреди ночи и ломаю голову, что же такого моя мама натворила, что ее преследует такая нечисть.
Повисла вязкая тягучая тишина.
– Ты сказала – кроликов?
Голову пронзила боль.
– Вы знаете. Знаете, что это значит.
– Когда это было?
– Что?
– Кролики!
– Хм… Несколько дней назад. И я ее видела… девчонку, которая это сделала. Светловолосая. Совсем молодая. Понятия не имею, откуда мама ее знает.
– Светловолосая? Лет восемнадцати?
– Кажется, да. Ну да.
Шэрон разразилась чередой ругательств, длинной и цветистой, как именинная гирлянда.
– А она была… О боже. – Судя по голосу, ее переполнял миллион разных чувств. Страх, надежда и неприкрытое изумление. – А ты ее имени не знаешь?
– Откуда мне знать, как ее зовут?
– А как она выглядела?
Я встала на дрожащих ногах, повернулась, скользнула взглядом по деревьям, домам, окнам, в которых отражалось небо.
– Бледная кожа. Такая бледная, словно никогда не видела солнца. Волосы до середины спины… глаза светлые.
– А где твоя мать? Где сейчас Дана?
Я схватилась за горло. Каждое слово давалось с трудом.
– Не знаю. Не могу до нее дозвониться.
– Значит, ты одна. Она оставила тебя одну. Ты хоть знаешь, как защититься?
– Вы имеете в виду… приемы самообороны?
Последовала ошеломленная пауза. Потом она, кажется, отложила телефон и отошла. Я слышала, как она бормочет что-то в сторонке.
– Так, – сказала она, снова взяв телефон. – Феличита Гузман, старая подруга твоей мамы. Можешь ей позвонить?