Однако в таком случае, логически рассуждая, Прескотта следует уничтожить, чтобы избежать помех в дальнейшем. Люпита чего-то недоговаривает.
Стин с усилием придал голосу смирение.
— Я не понимаю.
Она снова хихикнула.
— Слушай, что говорят Бесплотные: Прескотт отмечен печатью Древнего бога и Того, кто заставляет все расти. Боги следят за ним, сберегают для отведенной ему роли в их планах. Кому из них он послужит, будет зависеть от твоей выдержки, Широкая Шляпа. Ты должен выжидать нужный момент, а потом действовать без колебаний.
Птица пролетела перед солнцем, и по поверхности Зеркала прошла волна ряби.
— Чакмооль ушел в землю, — продолжала Люпита, — но скоро он тронется в путь обратно в Чикомосток — с Нанауацином или без него. Если Пятое солнце умрет без жертвоприношения, то чакмооль снова уснет и проснется, когда время придет. Но Прескотт отмечен печатью Тлалока и нетерпелив. Он вспомнил, что хочет жить, и будет искать чакмооля, чтобы избавиться от этой печати. Нанауацин последует за Прескоттом, связанная с отцом, как река связана с морем. Если хочешь воплотить свой план, — Люпита презрительно выплюнула последнее слово, — то не вмешивайся, пока они не тронутся в путь. Даже если ты позабудешь все остальное, помни эти слова. Только так ты оградишь себя от гнева Древнего бога.
Тени стали подниматься по подставке, втягиваясь в глубину ртути.
— Я сказала тебе все это лишь потому, что ты приказал, — прошипела Люпита затихающим голосом. — Я вовсе не забыла то, что между нами произошло.
Тень исчезла. Один за другим три муравья всплыли на поверхность и уползли через край Дымящегося зеркала. Стин наблюдал, как они спустились на покрытый ковром пол и затерялись в толстых волокнах. И как это он не сообразил? Ну конечно же. Глупо было самому не догадаться. Конечно же, девчонка последует за Прескоттом, когда тот бросится на поиски чакмооля. По той же причине, по которой можно было предсказать, что она вернется в Нью-Йорк после побега в Ричмонде.
Все получится как нельзя лучше. В людских действиях всегда наступает момент, когда препятствия начинают рушиться, когда вес сложившейся истории собрался в единую массу и катится подобно лавине, преодолевая любое сопротивление. Те, кто вынашивает лишь мелкие замыслы, кто возится с незначительными начинаниями, никогда не испытывают подобного ощущения и в своей невежественной зависти называют эту силу удачей. Однако удача здесь ни при чем — Стин знал это с такой же уверенностью, с какой понимал свое предназначение. То, что неудачники называют удачей, на самом деле является вознаграждением истории за хорошо продуманный риск и масштабность замыслов.
И вознаграждение уже начало накапливаться. Однако хватит гладить себя по головке: Зеркало должно быть закрыто до истечения часа, пока Глаз Ометеотля не открылся снова. Стин поднял обсидиановую крышку и стряхнул растерянных муравьев, роившихся в узоре, вырезанном в стекловидном камне. Закрыв зеркало, выглянул из окна, чтобы посмотреть на знаки на солнце, — и тут увидел, что Майк Данн стоит на противоположной стороне улицы и не сводите него глаз.
КНИГА ТРЕТЬЯ
Снег падает
и падал прежде
на его спутников,
которые были с ним,
на карликов, на клоунов
и на калек.
Снег падал,
пока они не замерзли,
потерянные среди мертвых
выходи выходи выходи
выходи малыш ко мне
это я сделал тебя
выходи малыш
выходи жемчужинка
маленькое перышко
Тоцоцтонтли, 8-Олень — 16 февраля 1843 г.
Последнюю неделю тонкая корочка льда покрывала берега Грин-ривер, отступая в солнечные дни и вновь появляясь по утрам. Изменения уровня воды в реке оставили слои льда, похожие на наросты древесных грибов на коре. Сегодня немного потеплело, однако Стивен все равно был рад, что проведет день в пещере, вдали от промозглых ветров. Когда на улице слишком жарко или слишком холодно, то хорошо спуститься в пещеры, где царит постоянная температура в пятьдесят четыре градуса[9] — и зимой, и летом, — но зимой там Стивену нравилось больше, потому что приходило меньше посетителей и они не так сильно нарушали покой пещеры.
А вот без самой зимы можно было бы и обойтись. С тех пор как он начал думать о Монровии, мысли о теплых странах не выходили у Стивена из головы: густые влажные джунгли; дождь, теплый, как вода в ванне; солнце, которое поджарит его светлую кожу мулата до настоящей африканской черноты. Эти мысли придавали ему сил — и вызывали злость. Стивен все еще плохо спал по ночам, хотя сны о мумии приходили к нему только раз в три недели или около того. Он все время видел во сне огромный город, расположенный у большого мелкого озера среди покрытых джунглями гор. В этом городе Стивен владел недвижимостью; к нему приходили уладить споры и посоветоваться в тени огромной горы на востоке.
Это был его сон о Монровии, его мечта об Африке, которая ждет его и в которую он так жаждет вернуться. Однако с каждым разом — а сон повторялся почти каждую ночь — Стивен все больше убеждался в том, что этот город вовсе не был Монровиллем, столицей Монровии, и находился совсем не в Африке, да и смотрел он на этот город чужими глазами.
Сновидение стало его пугать.
— А ты уверен, что никто в Боулин-Грин не проболтается? — Ник Бренсфорд сидел в одной из двухместных колясок доктора Крогана, глядя в сторону гостиницы, словно Кроган немедленно выскочит из-под земли, стоит лишь упомянуть его имя.
Стивен попросил разрешения вместе с Ником уехать на ночь в Боулин-Грин на свадьбу двоюродного брата — всего лишь предлог, чтобы получить возможность спуститься в одиночку в пещеры вопреки запрету Крогана. Только Ник знал, что Стивен задумал на самом деле, и, как обычно, нервничал.
— Все будет нормально, — сказал Стивен. — Просто поезжай и не разговаривай ни с кем из посторонних. Увидимся завтра.
Он хлопнул задремавшую лошадь по крупу, и Ник скрылся в утренней дымке.
Стивен, как мальчишка, поскакал вниз по тропе, торопясь оказаться под землей, прежде чем станет совсем светло. Под ним зияла пасть пещеры, и ее теплое дыхание щекотало ноздри сладким обещанием новых открытий. Трепет предвкушения всегда охватывал Стивена, когда он оказывался с пещерой один на один, — сегодня посетителей не будет.
Солнце еще только заблестело на подмерзшей коре деревьев, когда он ступил в мир сумрака. Стивен быстро прошел через Щель Гучинса и величественную Ротонду, освещая фонарем пыльные остатки разработок селитры. Впереди изгибалась Главная пещера — гипсовый потолок ярко поблескивал там, где пока не успел почернеть от дыма. Стивену очень хотелось найти способ залезть на тридцатифутовую высоту и прикоснуться к потолку. Вот уж чего еще никому не удавалось.
Через полчаса он дошел до Гроба гиганта и остановился передохнуть, сделать пару глотков и решить, куда идти. Если продолжать идти через Главную пещеру, то выйдешь к Храму, а потом к Дальнему пределу, где пещера заканчивается гигантским обрывом. Через него наверняка должен быть какой-то проход, однако Стивен до сих пор не сумел его найти. К тому же до Дальнего предела далеко — мили три просто идти, прежде чем начнется собственно лазание по пещерам.
С другой стороны, если пройти под Гробом гиганта и через Бездомную яму, то можно налазаться вдоволь: куда ни глянь, везде пещеры, в которые он не заглядывал с прошлой осени.
Стивен надеялся, что призраки выскажут свое мнение, однако ожидание было напрасно. Духи молчали, и все решило предвкушение новых открытий. Стивен отхлебнул из фляги и юркнул в круто спускающуюся вниз галерею под Гробом гиганта.
За час до рассвета сон повторился.
Арчи поднял лицо к солнцу, ожидая момента, когда оно окажется прямо над головой — время фальшивого света, когда проделки Кролика ослепляют Глаз Древнего бога. Слева от него стояла мумия — она называла себя «чакмооль» — в роскошной накидке из зеленых перьев кецаля, по виду совсем как человек, за исключением золотистых глаз с кошачьими зрачками, которые следили за взглядом Арчи, обращенным к солнцу. Справа от Арчи стоял Майк Дайн, истекающий потом и одетый лишь в лохмотья изодранного пальто. «Нет, Арчи, не надо», — говорил он, повторяя слова, словно молитву, и изо рта у него вырывались призрачные язычки пламени. Внизу, у основания ступенчатого каменного храма, на вершине которого они стояли, пылал огромный костер, и воздух над ним колыхался от жара. Арчи посмотрел сквозь волны горячего воздуха на широкую площадь, заполненную народом, — казалось, что все они слились в едином танце. Там были Райли Стин, и Удо, и Беннетт, и Ройс Макдугалл. Позади Стина стоял полнотелый Финиас Т. Барнум, наморщив лоб, как будто пытался определить, какую роль он играет в происходящем.
Прямо перед Арчи Джейн лежала на каменном блоке, стороны которого покрывали иероглифы, почерневшие от засохшей крови. На ней была такая же накидка, как у чакмооля; глаза обведены красными кругами — от бровей до скул; вокруг талии, словно юбка, обернута шкура ягуара. В глазах стоят безмолвные слезы, но она лежит спокойно и смотрит Арчи в лицо.
— Тониату, — сказал чакмооль. «Солнце».
Арчи посмотрел вверх и увидел, как изменилось солнце, как его свет прогнулся под тяжестью Того, кто заставляет все расти. В центре пустого горящего шара появились тени — призраки Плеяд.
— Тлалок, интонан интота, — продолжал чакмооль. «Наша Мать, наш Отец».
Чакмооль улегся на каменный блок рядом с алтарем, согнув колени и сложив руки на животе.
— Имакпаль ийолоко. — «Он держит людей в своей ладони».
Арчи осознал, что сжимает в руках кухонный нож Хелен.
Волна молчания разлилась по толпе, и Арчи увидел Барнума, который все еще сосредоточенно хмурился с видом человека, упорно пытающегося вытащить что-то из памяти.