– Так это вы? ― он испытывал раздражение. ― Я смотрю вы не теряете время даром! Оставьте меня в покое.
Он собирался повернуться, но женщина схватила его за локоть и развернула обратно.
– Нет, вы меня выслушаете. Из-за вашего безответственного отношения к технике безопасности мой отец при смерти. Тот костюм…
– Да что с вами! ― Кюнт скинул руку незнакомки. ― Ваш отец сам встал на линию. Вы не получите от нашей компании ни цента. Идите поплачьте в другом месте!
***
Кюнт медленно выдохнул, уперевшись руками в стойку. За спиной тренькнул колокольчик и дверь закрылась за посетителями. Медди, словно не замечая состояния своего постояльца, убирала столик. По радио вновь началась какая-то программа и в этот раз обсуждали, как команда «Бобров» сыграет в этом сезоне.
Зазвонил телефон и Медди подняла трубку, вновь нырнув в раздаточное окно. Она вылезла оттуда расстроенная.
– Шериф Джонс звонил. Он сломал палец на ноге и просит тебя приехать в участок, ― она прищёлкнула пальцами. ― Я смогу отвезти тебя, когда моя сменщица подъедет. Думаю, это будет скоро.
Кюнт помог ей прибраться, подмёл пол и вытер столики. Было уже за полдень, когда приехала сменщица ― жизнерадостная, пухленькая дама лет пятидесяти.
У Медди был старенький красный мерс. Конечно без кондиционера, но девушка открыла окна и когда они тронулись, горячий сухой ветер приятно обвевал лицо. Они поехали, как ни странно, не по шоссе, а в том направлении откуда Кюнт пришёл за день до того.
Вот они приблизились к дереву, у которого он выломал ветку, чтобы сделать себе палку, объехав холм, проехали мимо места, где Кюнт очнулся…
То было возвращение к началу. Все мы возвращаемся к началу и ходим по кругу ища, словно слепые котята, выхода из водоворота бесконечного безумия. В какой-то момент, оказываясь на исходной точке, но уже с новыми вводными. Тогда может быть это не хождение по кругу, а хождение по спирали?
***
Клуб шумел, сверкал, бухал басами. Девица рядом щебетала какую-то несусветную чушь. В её тонких пальцах дрожал бокал с розовым коктейлем. Кюнт поморщился, ощутив на губах привкус её помады ― липкий, парфюмерный, гадкий.
Он встал и пошёл на воздух. Ему было необходимо найти ту женщину. Он ведь сам был неправ. Ведь в тех документах, что он подписывал были ошибки. Незначительные, глупые, а он всё списал на безалаберность подчинённых. Он уже нёсся ко входу, когда его накрыла темнота.
В ней не было ничего: ни звуков, ни цветов. Он вновь был один.
***
Кюнт открыл глаза. Сон уже практически забылся. Это не было воспоминанием. Или было? Может ли собственное больное состояние изменить память ― кто знает на что способен мозг.
В ушах звенел голос: «Из-за вашего безответственного отношения…»
Они свернули на просёлочную дорогу и стали двигаться против солнца.
– Эй, смотри! ― Мэдди сбавила скорость и указала в сторону припаркованной у обочины машины, из-под капота которой валил дым. ― А девчонка-то была права.
Вокруг своего поломанного средства передвижения бегали давешние посетители «Остановки на пути».
Всё возвращается к началу.
Часть 4. Мертвецы
Панночка в гробу необычайно красива. «Такая страшная, сверкающая красота!» – восклицает повествователь.
Из презентации ученицы 7 класса «Мистические мотивы в повести Н.В. Гоголя»
Розуэлл был типичным провинциальным городком Олд-Мексико в Новых штатах. Вокруг на пустошах фермеры с боем отвоевали у природы небольшие поля. Освоили их, выращивая кукурузу и сою, которые кормили весь материк центральной Америки.
Тем не менее город, когда-то довольно большой и обжитый, теперь представлял собой пустынные улицы, занесённые коричневой грязью и обветшалые выцветшие вывески. Туда-сюда сновали тощие кошки.
Участок шерифа находился в центре рядом со зданием мэрии и стареньким супермаркетом «Красная птица». Шериф Джонс развалился в плетёном кресле под тентом у входа в участок и пил из высокого стакана апельсиновый сок. Его загипсованная нога возлежала на маленькой табуреточке. Сам он, вопреки ожиданию, был худым, с небольшими залысинами на коротко остриженной голове. Ему очень шла форма цвета хаки с такими, присущими всем шерифам, звёздочками. Сразу было понятно ― этот человек на своём месте.
– А, вот и вы, ― он отсалютовал бокалом и указал на длинную скамейку у стены. ― Садитесь.
Шериф Джонс совершенно не обрадовал Кюнта. Никого похожего по описанию он не нашёл. Зато не сходя с места, сделал фотографию Кюнта на телефон и выложил в сеть.
Сам пропавший мало что мог рассказать. Он пересказал обрывочные воспоминания. О клубе «Святая Иолана» шериф что-то слышал, но где он находился так и не смог вспомнить. А вот компания «Корпатка Прайс» не находилась даже в сети. Они пришли к выводу, что возможно Кюнт неправильно вспомнил название. Ещё шериф направил его к доктору Дарлингу, но тот уехал до понедельника на свадьбу племянницы и требовалось подождать его возвращения.
Джонс благородно предложил Кюнту место в участке ― уютная дальняя камера, куда можно принести кондиционер и телевизор, но Медди в свою очередь пригласила пожить у её отца за городом на маленькой ферме. Кюнт решил, что ферма лучше камеры, пусть он там будет в роли гостя, а не постояльца.
Они уже собирались садиться в красный мерс Медди, когда из-за угла соседнего здания вышла полная женщина в широкополой соломенной шляпке и уверенно двинулась в их сторону. Шериф Джонс взволновано приподнялся со своего места и состроил кислую мину.
– Сидит он! ― воскликнула женщина, подойдя ближе. ― Ты совсем забыл про меня! Я значит жду, когда он придёт крышу чинить, а он то у Брегит пироги трескает, хотя все мы знаем, что ты там делаешь! То сидит сок пьёт.
– Мама, я работаю!
– Работает он? Вижу как он работает!
– У меня нога сломана ― во, ― шериф указал на загипсованную конечность, но женщина только сильнее разозлилась.
– Я тебе вторую сломаю…
Медди махнула рукой Кюнту и они сели в машину. Голос матери шерифа Джонса звучал ещё очень долго.
Дорога до фермы отца Медди заняла почти два часа. Кюнт задремал, прислонившись лбом к прохладному стеклу.
***
Яркие разноцветные огни города выплёскивались из огромных панорамных окон прямо в комнату. Внизу до самого горизонта распростёрлись бесконечные дома, дороги и фонари. В этом городе бурлила жизнь. На губах ощущался привкус вина: кисловатый, напоминающий о старой доброй Италии, хотя виноград там уже давно не выращивали.
За спиной щёлкнул замок и, обернувшись, Кюнт увидел как отъезжает в сторону матовая стеклянная дверь. В комнату ступила высокая, до безумия красивая женщина. Чёрные блестящие волосы густой волной спадали до самых босых ступней. На её белой, полупрозрачной коже, расплывались красные, синие и зелёные огни города.
– Здравствуй, дорогой, ― она простёрла к нему руки, облачённые, словно в броню в чёрные бархатные перчатки.
– Здравствуй.
Кюнт сделал шаг вперёд и замер в нерешительности. Даже в ужасе. Этот животный страх рождался где-то внутри, под сердцем и медленно поднимался вверх, заставляя сжиматься все органы.
– Я соскучилась по тебе, мой мальчик, ― её алые губы расплылись в улыбке, а в чёрных глаза заиграли огоньки. ― Как ты мог забыть меня там?
– Где там?
– Как где? В больнице. Я всё ждала, ждала, а ты так и не пришёл.
Она сама сделала шаг вперёд и вцепилась сильными пальцами в его плечо.
– Я не помню. Прости меня.
– Ты как и твой отец полное ничтожество. Он всегда забывал про меня!
***
Кюнт проснулся от резкого толчка. Медди встревожено смотрела на него.
– Что с тобой?
– Просто приснился кошмар.
Он протёр глаза и огляделся. Машина стояла у двухэтажного деревянного дома. Пока он спал они успели приехать.
Отца Медди звали Каван. Он был такой же рыжеволосый как и дочь. Немолодой, где-то под пятьдесят, но бодрый и очень радушный. Он тут же пригласил всех на обед.
Зайдя в дом, где царил сумрак, Кюнт едва не вскрикнул. Каван обернулся к нему и с его лица словно стала слазить кожа, а одежда на нём пропиталась красноватой сукровицей. Сама же рубашка разошлась по шву на правом плече. Кюнт отступил, прикрыв рот. В этот момент Медди включила свет и всё исчезло.
– Ты чего? ― обеспокоенно спросила она.
Кюнту стало не по себе. Он помотал головой, пробормотав какое-то объяснение. Хозяин дома пожал плечами, мол что взять с человека, который не в ладах со своей головой.
За обедом выяснилось, что Кавана пригласили на похороны Гвенет О’Нил. Было решено отправиться туда всем вместе. Во-первых, Медди сама хотела попрощаться. Во-вторых, оставлять Кюнта в одиночестве на ферме она считала плохой идеей.
Похороны проходили тихо, без особых происшествий. Гроб поставили в маленькой часовне и все могли подойти к нему и попрощаться. Покойная лежала в чёрном платье, с чёрным платком на голове. Её седые волосы были завиты в мелкие колечки. Кюнт встал в стороне, стараясь никому не мешать. Кто-то обсуждал, что у Гвенет хоть и был скверный характер, но человеком она в общем-то была неплохим. Каван произнес хорошую недлинную речь, благодаря покойную за её вклад в постройке школы.
Солнце переместилось ближе к горизонту и лучи, проникая сквозь небольшой витраж над алтарём, раскрасили здание разноцветными огнями. Кюнт взглянул на покойную и едва не вскрикнул. Его сердце бешено застучало. На него смотрела женщина из сна. Она мягко улыбалась и вновь протянула к нему руку. Кюнт зажмурился, а когда открыл глаза женщины уже не было.
Он вывалился из часовни и остановился в тени, чтобы успокоить бешено стучащее сердце. К счастью ни Медди, ни Каван не заметили его пропажи. Всё оставшееся время Кюнт просидел в машине, стараясь стереть из памяти ужасное видение. Они вернулись на ферму уже затемно, поужинали бобами с бифштексом, да пошли спать.
Он никак не мог уснуть. Его душа металась между двумя состояниями ― ужасом и холодом. Он знал эту женщину. Видел её когда-то. Она была ему близка. Плюнув на всё, он решил умыться и здесь впервые смог посмотреть на себя. Это оказалось так странно ― видеть совершенно незнакомое лицо и в тоже время улавливать в нём знакомые черты.