Выйдя на улицу, я подозвал к себе «Рыжого ютку» (был еще и черный) и вручил ему 100 рублей, прося исполнить поручение. Прошел час, другой, а Ютка все не возвращался. Это показалось нам подозрительным.
Тогда я, удрав из училища, отправился к знакомому полицейскому приставу и изложил ему всю эту историю. Он обещал розыскать Ютку, но высказал свое удивление: как это я мог доверить ему 100 рублей. «Ведь, это для него целое состояние и вряд-ли он сознается», сказал мне пристав.
Ютку скоро разыскали и приводили в полицейский участок Здесь в те времена не стеснялись, допрашивали с применением телесных наказаний. Особенно отличался знакомый пристав, выколачивавший сознание резиновой палкой. Но и это не помогло. Ютка уперся на своем: что мол меня не видел и никаких денег от меня не брал.
Через несколько дней, меня и Кирсанова вызвали повесткой к мировому. Судьей был почтенный старожил города Писарев, одна из дочерей которого была замужем за генералом Самсоновым, а другая за капитаном Лишиным.
В суде, где я был с Кирсановым впервые, произошло несколько забавных сцен. Так, на вопрос судьи: «Почему вы можете утверждать, что дали деньги именно обвиняемому?» — я ответил: «Да как же, господин судья, он ведь косой на один глаз, да и кто его в городе не знает?» Ютка вскочил и ответил: «Я вовсе не косой». В публике поднялся гомерический смех, ибо Ютка был действительно, что называется: «один глаз на нас, а другой на Арзамас».
У нас поверенного не было, а со стороны Ютки сидел какой-то «важный» господин с портфелем и все время молчал. Но, когда на суде стало ясно, что деньги взял не кто иной как Ютка, он встал и, обратясь к судье, заявил: «Я от защиты своего доверенного отказываюсь».
Ютка был приговорен к нескольким месяцам тюрьмы. Он все рассчитал не плохо: сидел там в тепле и на казенных харчах, а семья его преспокойно проживала в это время чужие деньжонки.
Учился я средне. Зубрилой не был. И с успехом мог получить 12-ть баллов, а также и кол. На трехгодичных курсах у нас были введены некоторые предметы, которых раньше в училище не было. Из них вспоминаю Военную географию и гигиену.
Военную географию читал у нас капитан Гончаров. Был по ней учебник профессора Академии генерального штаба Золотарева, которого я и не открывал, т. к. военную географию считал предметом скучным и сухим. И вот, вызывает меня Гончаров и я, конечно, получаю кол. Но это не помешало мне в следующий раз получить у него-же 12-ть. Такие же нелады были у меня и с доктором Ракитянским, читавшим гигиену.
По топографии, артиллерии, фортификации, там где не надо было зубрить, я имел двухзначные баллы. Также не был превзойденный никем по ситуации, имея 12-ть. Таким был еще только один юнкер, но другого эскадрона, вахмистр Измайлов. В общем, средний годовой балл я имел около 9-ти. Но зато на выпускных экзаменах мне везло и я получал по всем предметам двухзначные баллы. Даже у доктора Ракитянского мне удалось получить 12-ть. По поводу этого случая потом много смеялись и рассказывали в училище. Вот как это было.
В те времена, в Елисаветграде и окрестностях, были очень распространены венерические болезни. Особенно свирепствовал сифилис. Даже в медицине упоминалось о Лелековском сифилисе, по названию деревни, сплошь зараженной этой болезнью и лежавшей около юнкерского лагеря. Болели венерическими болезнями и много юнкеров.
Тогда еще эти болезни, а в особенности сифилис, не излечивались так просто, как теперь. Надо было потерять много времени на продолжительное и упорное лечение. Все это заставляло нас быть очень осторожными. Поэтому я интересовался этими болезнями. Покупал по ним книги и много читал. У меня были труды профессоров: немца Фингерта, француза Фурнье и, нашей знаменитости, — Тарновского. Юнкера об этом знали и считали меня «специалистом» по венерическим болезням.
На экзамене по гигиене, среди других билетов, был билет и «венерические болезни». И вдруг я вытаскиваю этот билет. Я даже глазам своим не поверил, ибо другие билеты знал слабо, а здесь мог поспорить и с любым профессором.
Взявши билет, я отошел к доске и стал обдумывать, как это нам полагалось, перед ответом. В это время в класс вошел генерал Самсонов.
Когда отвечавший предо мной юнкер кончил, Самсонов обратился ко мне: «Ну, Ишеев, что у вас там?». «Венерические болезни, Ваше Превосходительство», ответил я. Самсонов улыбнулся и сказал: «Отвечайте».
Тут произошел не ответ, а скорей «диспут». Ракитянский стал возражать, спорить. А я, как из рога изобилия, сыпал ему примерами и доводами, ссылаясь на профессоров Фингерта, Фурнье и Тарновского. Видя, что тут я силен, Ракитянский хотел задать мне вопрос помимо билета. Но тут вмешался Самсонов. Обратился ко мне и сказал: «Довольно, садитесь». Взял перо и поставил мне 12-ть. Ракитянскому ничего не оставалось сделать, как последовать его примеру. И так, имея годовой по гигиене только восьмерку, я, в окончательном итоге, получил 10 баллов.
В общем, благодаря экзаменам, у меня вышло в среднем свыше 10-ти.
КУРСКИЕ ЦАРСКИЕ МАНЕВРЫ
Теперь я расскажу о Курских маневрах, в Высочайшем присутствии, на которых мне пришлось быть юнкером в 1903 году.
Находясь, перед лагерями, в отпуску, я уехал с родными на Кавказские минеральные воды. Живя в Кисловодске и ведя там веселую, беззаботную жизнь, — я вдруг получил телеграмму: «вернуться немедленно в училище». Не зная, что «сей сон» означает, я, скрепя сердце, распрощался с чудесным курортом и, в полном недоумении, выехал в Елисаветград. Там, явившись командиру эскадрона, узнал, что один эскадрон от нашего училища назначен на Курские Царские маневры.
В училище по этому поводу стояла большая суета. Формировался из двух эскадронов один, которым был назначен командовать подполковник Собичевский, мой командир эскадрона. Выбирались лучшие лошади, обновлялись седла и амуниция и составлялись, по мастям лошадей, взводы.
Я попал в первый взвод, во вторую шеренгу, крайним с правого фланга. Получил прекрасного, крепкого, рыжего коня «Размарин», недавно только прибывшего к нам из Новгородского полка.
Начались эскадронные ученья. Собичевский, блестящий командир эскадрона и лихой ездок, скоро съездил эскадрон и мы уже знали, что лицом в грязь не ударим.
На Курских маневрах было две армии. Северная, которой командовал Великий князь Сергей Александрович, была составлена из войск Московского округа и части Казанского. Южная, под командой Военного министра генерала Куропаткина, — из войск Киевского округа и части Одесского.
Из регулярной кавалерии в Северной армии была 1-ая кавалерийская дивизия и эскадрон Тверского кавалерийского училища. В Южной — 10-ая кавалерийская дивизия и эскадрон Елисаветградского училища. Приданные к 10 дивизии, мы всегда стояли на ее правом фланге, составляя 25-й эскадрон этой дивизии.
В район маневров нас перевезли по железной дороге и выгрузили на какой-то станции около Курска. Поразила нас здесь бедность крестьян и убогость их курных изб, в сравнении с нашей Херсонской губернией.
В отличие от Тверского училища, юнкера коего имели на маневрах конюхов, мы сами чистили лошадей, кормили их и водили на водопой. Наш Начальник училища генерал А. В. Самсонов хотел, чтобы мы ничем не отличались от простых солдат.
На стоянку приходили поздно и, пока возились с кормежкой и водопоем лошадей, было уже за полночь. А в 3 часа, поднятые по тревоге, выступали снова. Делали в день по 100 верст. И про 10-тую дивизию и наш эскадрон, генерал Куропаткин, как-то сказал: «Это не дивизия, а какой-то летучий кавалерийский отряд».
Начальником этой дивизии был лихой, бывший гвардеец, генерал С. И. Бибиков. Его коляска, запряженная тройкой, всегда следовала за дивизией. А в ней, обычно, сидел денщик генерала, с запасом спиртного.
— Иван коньяку! Кричал на остановках генерал. Тройка карьером выносилась вперед. Иван выскакивал с бутылкой, наливал чарку и подносил Бибикову, который, сидя на коне, ее выпивал.
В первый же день маневров мы, эскадрон училища и сотня Оренбургцев, были в авангарде дивизии. Выступили очень рано и, видимо, шли с какой-то определенной целью, на широких аллюрах. Был уже полдень и никого мы не встречали.
Вдруг эскадрон училища, который шел впереди казаков, поднявшись на небольшую возвышенность, неожиданно увидел пред собою, в лощине, спешеннуюю 1-ую кавалерийскую дивизию. Осадив авангард назад, начальник его, войсковой старшина, послал об этом донесение Начальнику дивизии.
И вот, мы увидели красивую картину: как целая дивизия развернутым фронтом, с шашками наголо, — шла в атаку на спешенную конницу. Авангард также понесся в атаку и только тогда, когда мы подскакивали к атакованной нами конной батарее, — послышалась команда: «садись». Атака для I Кавалерийской дивизии, была полной неожиданностью. Съехались посредники и присудили эту дивизию к бездействию на целые сутки.
Начальником штаба 10 кавалерийской дивизии был полковник А. М. Драгомиров, сын знаменитого генерала М. И. Драгомирова, командовавшего, в то время, войсками Киевского военного округа.
Генерал Драгомиров был в обиде, т. к. считал, что Южной армией, состоящей из войск его округа, должен был командовать он: также как и Великий князь Сергей Александрович, — командующий войсками Московского военного округа.
Драгомиров, не будучи участником маневров, демонстративно разъезжал верхом на белой лошади совершенно один, даже без вестового, и здоровался с войсками своего округа. Это был большой оригинал.
Так, подъехав к 10 дивизии, состоявшей из драгунских полков: Новгородского, Одесского, Ингерманландского и Оренбургского казачьего, и не поздоровавшись с нами (мы были Одесского округа), — Драгомиров поздоровался с полками так. — «Здорово Новгород! Здорово Одесса! Здорово Ингерманландия! Здорово Оренбург!»
Много анекдотов приписывалось ген. Драгомирову. Недолюбливал он Куропаткина и начальника Главного штаба генерала Сахарова. И про них говорил: «Мой желудок куропатки с сахаром не переваривает». А при назначении Главнокомандующего в Русско-Японскую войну, Государь вызвал в Петербург Драгомирова и желая узнать его мнение и совет — кого назначить Главнокомандующим, стал, по заранее заготовленному Военным министром списку, называть ему генералов. Драгомиров, после каждого названного имени, все молчал. Наконец, последним Государь называет: «Ну, а Куропаткин?». Драгомиров опять продолжает молчать. «Он-же при Скобелеве был». «Так точно Ваше Величество, но кто-же при нем теперь будет Скобелевым?» — ответил генерал.