Бывал я в приемные дни на Офицерской у княгини Бебутовой, жены Скроботова издателя «Петербургского Листка». Здесь, в большой и хорошо обставленной квартире, благодаря очаровательной хозяйке, бывшей артистке Суворинского театра Гуриелли, а в то время известной уже писательницы Ольги Бебутовой, царило всегда веселье и непринужденность. Среди присутствующих преобладали известные Петербургские писатели и актеры. Там я встречал Юрия Беляева, с неизменным своим адъютантом Костей Шумлевичем, Ксюнина, артистов Глатолина, Озаровского, Мейерхольда, Нерадовского и мн. др., вспомнить коих уж не могу.
Сотрудничал я в «Маленькой Копейке» у своего приятеля Ив. Лебедева («Дяди Вани»). Писал у Березовского в «Разведчике» и в газете «Живое Слово», которую издавал, ярый антикоммунист, Уманский.
Редактором этой газеты был, он же писал и передовицы, талантливый журналист, быв. сотрудник «Одесского Листка», Марк Бялковский, писали там Брешко-Брешковский, Рославлев и др. известные журналисты.
В то время заседал уже в Смольном Совет солдатских депутатов и здорово ему попадало от этой газеты, а одновременно и кабинету Керенского за слабость власти. Газету пробовали было закрыть, но она каким-то чудом удержалась. Зато, с приходом большевиков, ее сразу разгромили.
Мы с женой жили на Б. Пушкарской, Петроградской стороны, где в большом, новом доме, инженера Басевича, имели хорошую квартиру, в которой одну комнату сдали вольноопределяющемуся Л. Гв. Гренадерского полка князю Чагодаеву. Его отец, кн. Сергей Юрьевич, быв. Виленский комендантский адъютант, но тогда уже живший на покое в Москве, мой большой друг, просил меня приютить его сына.
Молодой Чагодаев тогда только-что вернулся из Англии, куда попал перед войной, с балалаечным оркестром Андреева, как солист этого оркестра. По просьбе Английского Короля, Андреев оставил его в Лондоне, где он преподавал при Дворе, в гвардейском полку и давал частные уроки игры на балалайке. Вернувшись, он зачислился вольноопределяющимся и попал в Запасный батальон Л. Гв. Гренадерского полка, при коем тогда был создан прекрасный симфонический оркестр из военно-обязанных Петроградских музыкантов.
Родная его сестра, известная пианистка Ирина Энери, бывшая замужем за поручиком Л. Гв. Стрелкового полка Сухотиным, — была большая приятельница княгини Юсуповой и целые почти дни проводила у нее во дворце. Поэтому Сухотин был в дружеских отношениях с кн. Юсуповым и принимал деятельное участие в заговоре убийства Распутина. Об этом я знал от Чагодаева, а в день убийства и все его подробности.
Принято считать, о чем до сих пор все писали, что Распутина убил Пуришкевич. На самом-же деле в него стрелял и его фактически прикончил Сухотин. Но чтобы его не подвести, об этом решили скрыть и держать в секрете, а его выстрелы принял на себя Пуришкевич, — иначе ему-бы не поздоровилось. Если Великий князь Димитрий Павлович был сослан в Туркестан, то что-бы сделали с простым поручиком??
Я никогда об этом раньше не писал, но теперь, когда прошло, после убийства, свыше 40-ка лет, я думаю, что это можно и не скрывать.
Не так давно прочел я в газете, что в Париже в преклонном возрасте скончалась ясновидящая Тухолка. И мне сразу вспомнилось, когда я с Пионтковской бывал у ее приятельницы княгини Вадбольской где встречался с Тухолкой. Она была дама из высшего Петроградского общества замужем за генералом, крупным Петербургским чиновником, и ясновидением, как ремеслом, тогда не занималась. Влекла ее к Вадбольской, как и всех нас, карточная игра, «железка», которая процветала там в большом масштабе.
И вот, сидя, как-то, за обеденным столом, Тухолка обратилась ко мне с предложением: «Говорят, князь, что вы относитесь с насмешкой к моему гаданию. А вот хотите сейчас, после ужина, я дам вам сеанс ясновидения?» Я что-то промямлил в свое оправдание и согласился.
Встав из-за стола, прошли с ней в маленькую гостиную, Тухолка посадила меня перед собой и сказала: «Возьмите меня за руку и думайте только о том, что вы хотите, чтобы я вам сказала». Взяв ее за руку, я скоро почувствовал, как рука ее начала постепенно все больше холодеть, глаза помутнели, а на лбу ее появился пот.
— Вы думаете, начала Тухолка, об одной даме, ее здесь нет, она далеко отсюда. Подождите, подождите, я вам скажу где: она, она — в Вильно. Она жива. Зовут ее Ка-ка… Катерина. И сразу, после этого сна отдернула руку и встала.
Все это было так поразительно и верно. Я думал об одной даме Литовке, с которой расстался в Вильно, перед выступлением на фронт, и которую никогда больше не видел. Никто об этом в Петрограде не знал. Свой поразительный Божий дар г-жа Тухолка использовала в беженстве, зарабатывая тем деньги на свое существование.
В ГАЗЕТЕ «АРМИЯ И ФЛОТ СВОБОДНОЙ РОССИИ»
Как-то я встретил в Штабе округа генштаба подполковника Достовалова, своего быв. сослуживца по Штабу I армии. Он мне рассказал, что назначен помощником редактора быв. «Русского Инвалида» и если я хочу может устроить туда и меня. Газета расширяется, вводятся новые отделы и предстоит интересная работа. «Ты же, ведь, газетчик», закончил он свой рассказ. Я ответил, что подумаю.
В Штабе округа все начальство тогда было уже новое, мой покровитель ген. Рубец ушел. Работа была нервная, поручения иногда — довольно щекотливые, вмешивался во все писарской комитет. Надо было уходить в более спокойное место. И потому на другой день, после разговора с Достоваловым, я ему позвонил и сказал, что согласен. А через несколько дней был прикомандирован к газете.
«Русский Инвалид» был переименован в «Армия и Флот Свободной России». Редактором этой газеты был генштаба генерал-майор Д. Лебедев, помощником — генштаба подполковник Е. Достовалов и выпускающим — журналист Юрлов. Лица эти, а в особенности Юрлов, старались превратить этот узко-военный орган в более живую и интересную газету. Были созданы новые отделы: хроники, театра и музыки. Я получил в заведывание два отдела.
Сначала газета печаталась у Вольфа, на Васильевском острове, и своей типографии не имела. Затем у «Петроградской Газеты» была куплена старая ротационная машина и оборудована собственная отличная типография в казенном здании на Шпалерной улице, где находилась также редакция и квартира редактора.
Интересно, что в Петрограде долго не могли найти специалиста, который мог-бы собрать ротационную машину. Наконец отыскался один старик-немец, который и пустил в ход этот сложный и неизвестный, в те времена русским механикам, механизм.
И вот, незадолго до большевицкого переворота ген. Лебедев собрал нас, постоянный состав редакции, у себя и объявил, что скоро власть, как то хорошо ему известно, должны захватить большевики, с которыми нам всем, конечно, не по пути. А потому мы должны, как он полагает, с их приходом газету покинуть.
Действительно, через несколько дней предсказание это сбылось. Мы были солидарны и газету покинули. А Лебедев, сговорившийся, видимо, заранее с большевиками, передал им газету в полной сохранности. В награду за это он получил крупный пост в Военном комиссариате (если не ошибаюсь, — начальника штаба РККА) и преспокойно оставался жить в прекрасной казенной квартире.
Несколько слов о подполковнике Достовалове, который, как известно, также, — но уже из Добрармии, — перешел к большевикам.
Я знал его хорошо и был с ним в дружеских отношениях еще в Штабе I армии. Тогда капитан генштаба, блестящий офицер, Георгиевский кавалер, коновод молодежи, Женя Достовалов пользовался любовью и уважением своих сослуживцев. Бывал я у его сестры, на Сергиевской, очень милой дамы высшего Петербургского общества, бывшей замужем за Гревсом.
С приходом к власти большевиков, Достовалов сразу уехал на Дон. В Добрармии дослужился до чина генерала, будучи начальником штаба у генерала Кутепова. Эвакуировался с Добрармией в Галлиполи и отсюда уже передался в стан большевиков.
Что побудило его к этому? Из Галлиполи он ездил в Грецию для свидания с проживающей там своей женой, а вернее чтобы с ней проститься. Проездом через Константинополь он был у меня. И прежнего жизнерадостного, веселого Женю Достовалова, я не узнал: видимо он тогда уже решился на этот шаг и тяжело его переживал.
А в его отсутствие плелась в Галлиполи интрига. Он был обвинен и, кажется, чуть не предан суду за прежние злоупотребления своих подчиненных. Стали перебирать, но, к сожалению, слишком поздно, грязное белье. Это и побудило его, как говорили, уехать к большевикам. Что с ним стало затем, я не знаю.
К слову сказать, большинство чинов из Штаба I армии, эвакуированного в один из приволжских городов, преимущественно генштабистов, — осталось у большевиков. Генерал Крюгер, подполковник С. Каменев (будущий сов. Главковерх), Михеев, Жуков и др.
С МЕЙЕРХОЛЬДОМ
Покинув газету, пришлось снять военный мундир. Первое время можно было скрываться и кое-как еще существовать, а затем надо было подумать и о куске хлеба насущного, который в те времена, как известно, не легко было достать и за деньги.
Как-то остановил меня на Невском проспекте В. Е. Мейерхольд.
«Вы что здесь делаете?» — Как видите ничего, гуляю. «Вот что, зайдите ко мне в Театральный отдел. Знаете, в бывшую квартиру директора Императорских театров». Мы стояли около Екатерининского сквера, и он указал рукой в направлении Александровского театра.
«Мне надо с вами поговорить. А теперь я очень спешу. И лучше всего завтра, в 11 утра. Дело спешное».
Меня заинтересовало, — что хочет предложить мне Мейерхольд?. И на другой день я отправился в указанное место.
Заведующей Театральным отделом была Каменева, родная сестра Троцкого. Бывшая курсистка, видимо, мало смыслила в театральном деле, и шагу не могла сделать, как мне говорили, — без указаний и советов Мейерхольда.