В БУХАРЕСТЕ
Не забуду, как подполковник Ионков устроил мне поездку в Румынию. Ежегодно в Гиюргиво, пр другую сторону Дуная, устраивалась большая ярмарка. В этот день болгары, по особым пропускам, могли ездить на ярмарку.
Выдавая мне такой пропуск, Ионков предупредил меня, чтобы я дальше Гиюргива не ездил, так как этот пропуск действителен только на район ярмарки. Если-же меня арестуют и выяснят, что я не болгарин, то посадят в тюрьму, откуда вырваться будет не легко.
Но мне очень хотелось посмотреть Бухарест, а кроме того купить духи и прочую парфюмерию, производство которой было тогда в Болгарии только в зачаточном состоянии. Даже не было приличного мыла для бритья, что меня очень удручало.
Бухарест был от Гиюргиво, сравнительно не далеко, всего часа два езды по железной дороге. На маленькой железнодорожной станции жандарм, при отходе поезда, зорко наблюдал: кто на него садился. А потому я, купив в кассе билет и чтобы он меня не видел, обошел поезд и сел в вагон с другой стороны. Откровенно говоря, я здорово рисковал.
Доехал благополучно. В Бухаресте, против вокзала, остановился в каком-то маленьком отеле и, приведя себя в порядок, отправился на трамвае в центр города. Там попал в большое кафе, где встретил несколько знакомых артистов. Кругом русская речь «лилась» точно я находился в Одессе в кондитерской Фанкони.
Красивый город Бухарест. Недаром его называли: «Маленький Париж». В самом центре города — большой, великолепный парк с вековыми деревьями и озерами. Красивые, величественные здания.
Отдав должное французской кухне (в лучших румынских ресторанах — кухня французская), купив нужную мне парфюмерию и другую мелочь, я, на другой день, уехал в Гиюргиво. Добрался туда также благополучно.
Но предстояла — дилемма, как мне пронести купленную парфюмерию. Румыны не препятствовали к вывозу своих изделий. А вот на болгарской таможне — зорко следили и тщательно обыскивали, возвращавшихся с ярмарки. Особенно искали парфюмерию.
Вспомнил, что в Градоначальстве Ионков познакомил меня с одним штатским болгарином, который ежедневно бывал в Гиюргиво и сказал что если мне понадобится, чтобы я обратился к нему.
Мне удалось его разыскать и он помог мне все благополучно пронести. Вероятно, он был полицейский агент. На таможне — свой человек.
В Руссе был Городской театр, с драматической болгарской труппой. А директором театра и режиссером — русский артист Борис Эспе. Он имел при театре хорошую квартиру, где мы с женой часто бывали. Жена Эспе, русская актриса Диевская, была приятельницей моей жены. Всегда у них собиралось много разного народу.
И вот раз я познакомился у них, с приезжим из Софии, Директором Страхового о-ва Ерамовым-Авиан. Он начал меня расспрашивать, что я делаю в Руссе и, недолго думая, предложил мне службу в Страховом обществе в Софии, спросив сколько я хотел-бы получать?
Руссе была не София, где было больше всяких возможностей. Но и менять службу, к слову сказать для меня не плохую, стоило действительно на что-либо лучшее. А потому я назвал ему двойную сумму той, что я получал у Ионковых. И, к моему великому удивлению, он согласился.
СНОВА В СОФИИ
Отделение немецкого страхового о-ва из Дюссельдорфа «Фатерландише унд Ренания», куда я поступил, было открыто в Софии Щегловитовым, сыном Царского министра юстиции. Он числился директором его, но жил больше в Берлине, а делами ведал С. Богоявленский, быв. советник Русского Посольства в Софии. Служили там в большинстве русские.
Щегловитова я знал раньше по Софии. Он был старым знакомым Пионтковской. И, когда приезжал из Берлина, мы с ним постоянно ужинали в ресторане. Это был настоящий русский барин, большой гурман и поклонник женщин. Женат он был на известной Петербургской опереточной примадонне А. Шуваловой.
Приняли меня на новом месте, не очень ласково. Особенно Богоявленский, который думал: не прислан ли я Ерамовым, чтобы его заменить.
В Софии я узнал, что Ерамов был назначен из Дюссельдорфа вместо Щегловитова. И, когда я с ним встретился в Руссе, он объезжал города Болгарии, знакомясь со страной. Взял он меня, я думаю для того, чтобы иметь в Обществе нового человека и знать, что там делается.
Дела этого отделения, которое страховало исключительно транспорт, шли не плохо. Но деньги расходовались слишком широко и без надлежащего отчета. Вот почему я для Богоявленского был не особенно желателен. Но, со временем, все уладилось и у нас установились добрые отношения.
Вскоре «Ренания» скупила большинство акций крупного болгарского страхового о-ва «Звезда» и фактически стала его хозяином. Ерамов был назначен директором также «Звезды», и наше отделение переехало в большое прекрасное здание этого Общества.
Служилось мне в Обществе легко и приятно. С Ерамовым у нас установились приятельские отношения. Интересный это был человек. Красивый, видный мужчина, жгучий брюнет, всегда прекрасно и изыскано одетый, холостяк, — он имел большой успех у женщин. Воспитанник Французского лицея в Константинополе, родом армянин, он свободно владел 7-мью европейскими языками.
Зарабатывая большие деньги, он большей частью тратил их на помощь бедным и неимущим. В городе он не пропускал ни одного нищего, чтобы не подать ему милостыню. Скольким только русским беженцам он не помог!
Красивым, четким, крупным почерком подписывал бумаги: «Ерамов-Авиан» и, иногда, любуясь на свою подпись, говорил мне: «Что, сразу видно, — не прост человек». Не переносил плохо одетых и небритых болгарских служащих. И, когда к нему являлся с докладом один из таковых, обычно его спрашивал: «Не имыш сапун?». Что по русски: Не имеешь мыла?
Позже я с ним встретился в Париже. Он был тогда не у дел, женился на русской армянке, из Баку, и жил в свое удовольствие.
Узнав от Ерамова, что отделение наше, вероятно скоро ликвидируют, так как оно не давало тех доходов, на которые немцы рассчитывали, мы с женой решили ехать в Париж, куда нас уже давно приглашал мой бо-фрер В. Н. Никитин, который имел там ресторан.
Постоянную визу во Францию получить тогда нам, обладателям Нансеновских паспортов, было почти невозможно. Но во Французском Консульстве, в Софии, сам секретарь научил меня, как это сделать.
— Получите от своего Общества письмо на имя Консула, что оно командирует вас в Париж по страховым делам. Тогда мы выдадим вам временную визу, а затем там уж устроитесь, сказал он мне. Я так и поступил.
Получив Нансеновский паспорт и французскую визу, я начал обходить консульства для получения транзитных виз, что также было сопряжено с известными трудностями. Особенно в этом отношении были строги итальянцы.
Но был другой путь, через Австрию. И австрийскую транзитную визу получить было легко. Кроме того, в этом направлении, из Белграда шел беспересадочный вагон, микс, 1 и 2 класса, до Парижа. Этот путь мы и избрали.
Ликвидировав свои дела, квартиру и устроив в надежные руки свою любимую кошку (во Франции в отели с кошками не пускают), — мы уехали с женой в Париж.
Это было в начале 1930 года.
В ПАРИЖЕ
Доехали мы до Парижа удобно и благополучно. Интересная дорога через один из Альпийских проходов, в несколько километров длинною туннель. А затем красивая равнина Швейцарии с бесконечными белыми домиками, утопающими в садах.
После австрийской железной дороги, с дымом от паровозов и угольной пылью, поражала чистота на швейцарской дороге, где вся тяга на электричестве. Да и отношение к публике железнодорожной прислуги — совсем иное.
Первое время, по приезде в Париж, пришлось ютиться в небольшом отеле того аррондиссемана, где мой бо-фрер имел ресторан. Затем он устроил мне в том же доме квартиру, или вернее сказать большую светлую комнату с киченет. А также «пристроил» меня к ресторану.
В то время в Париже достать квартиру было не легко. В новых домах они еще были, но цена была не по карману беженцам. В старых же домах, чтобы получить квартиру, надо было дать порядочное отступное. А потому большинство русских жило по небольшим отелям.
Дом, где помещался ресторан «Оберж де ла Ферм», а затем переименован в «Бор» (72, рю Фондари), был очень старый, имел два двора. Когда-то, в дальние времена, была здесь ферма. Принадлежал он старой деве, мадемуазель Катани, жившей на Корсике.
Квартира, которую я получил, была мне большим подспорьем. Платил я за нее, по тем временам, сущие пустяки. И, отослав вперед на Корсику деньги, жил спокойно, не думая о ежемесячной плате. На эту квартиру, когда я уезжал из Парижа, нашлось много желающих и я получил за нее отступное.
Ресторан «Бор», с артистической программой, открывался только под вечер. А потому я днем мог заниматься и другими делами. Но вскоре, я и совсем освободился от работы в ресторане, т. к. Никитин продал его и избрал себе другую профессию. Он окончил школу и стал оптиком, открыв в Париже оптический магазин.
Во втором дворе дома, где помещался «Бор», — была фабрика, которая выделывала мясные консервы. А потому там водилось множество громадных крыс, которые умудрялись ночью проникать на кухню ресторана. Никакие меры против них не помогали.
И вот раз один из посетителей ресторана предложил нам своего фокса и ручался, что он уничтожит всех крыс. Заперли мы этого фокса ночью на кухне.
А на другой день утром, когда я открыл кухонные двери, моим глазам представилась следующая картина: лежало с добрый десяток мертвых крыс, а вся морда фокса была в крови. Видимо, работа у него была не легкая. Действительно, крысы прекратили посещение ресторанной кухни.
Имея дешевую квартиру и получая шомаж (пособие по безработице), я мог заниматься свободными профессиями: комиссионными делами и съемками в кино. О последних стоит рассказать.
Мой земляк по Николаеву, быв. артист Московского Художественного театра Осипов (Сойфер), был помощником у известного французского кинематографического артиста и режиссера Абель-Ганца. Осипову было поручено набирать фигурантов (статистов) д