– А я тебя, – прошептал Давид. – Милая, а ты действительно думаешь, что Фёдор Кузьмич…
– Он – монах-старообрядец Фёдор Кузьмич, – улыбнулась Бусинка.
Видимо, слова любимой девушки заставили его согласиться с настоящим и безропотно принять подарок Бога. Возможно, именно здесь безопаснее всего будет жить, и постигать науку жизни вместе со старцем. Но и Фёдору Кузьмичу будет небезынтересно узнать, какие предсказания Серафима Саровского уже сбылись, а какие ещё будут исполнены. Всему своё время.
Эпилог
Фёдор Кузьмич с опаской выглянул из-за дворовой калитки старинного особняка и увидел пред собой шумную улицу незнакомого города. Что это была не Россия, старец не сомневался, потому как всюду виднелись рекламы магазинов и торговых лавок с иностранными названиями. Прямо перед ним, на противоположной стороне многолюдной улицы над витриной магазина висела вывеска «ZWILLING J.A. HENCKELS». И, если это какая-нибудь заграница, то всё было бы нормально, только рядом с этой вывеской красовалась другая – «ОХОТНИК».
Фёдор Кузьмич протёр глаза и встряхнул головой, но вывески от этого не исчезли. Более того, чуть дальше от лавки для охотников, он разглядел ещё одну нерусскую надпись «Apple iPhone», с которой соседствовала совершенно дикая вывеска «Столовка & party».
Очередной раз встряхнув головой, Фёдор Кузьмич решился всё-таки выйти на эту диковинную улицу, но ясности не прибавилось. Пройдя несколько шагов вправо, над которыми русскими буквами было написано «ГЛЕДИЗ». Судя по множеству тарелок, чайников, столовых сервизов и прочей фарфоровой рухляди, выставленной в стеклянной витрине, под этим таинственным названием скрывалась посудная лавка. А рядышком с ней весь первый этаж дома занимал книжный пассаж «Библио-Глобус». На витринах пассажа также были выставлены книги, а на уровне второго этажа висели огромные портреты каких-то писателей. Из них Фёдор Кузьмич узнал Михайло Васильевича Ломоносова и Гавриила Романовича Державина.
– Рассея всё-жаки, – буркнул старец, достал из кармана полотняный платок и вытер вспотевшую лысину.
Но из нескольких портретов, неизвестных Фёдору Кузьмичу, выделялся один. Это был портрет Николая Ивановича Новикова. В сопутствующей надписи значилось, что этот «знаменитый общественный деятель, одна из крупнейших фигур Русского Просвещения» родился в 1744 году, а ушёл из жизни в 1818.
– Вот и знакомые появляются, – саркастически улыбнулся старец. – Только кто ж тебя в одну из крупнейших фигур Русского Просвещения записал? Ах, вероятно роль сыграла «Древняя Российская Вивлиофика», на издание которой бабушка выделила немалые средства.[101] Однако же, впоследствии ты стал одним из крупнейших предводителей масонского движения и немало повлиял на кончину моего батюшки…
Собственно, из-за доброго отношения Екатерины II, этому деятелю была дарована жизнь после того, как Александр I, став Всемирным Властителем, получившим титул Благословенного, принялся потихоньку расправляться с неугодными «вершителями судеб», то есть масонством, заполонившим Государство Российское.
– Видимо, масонство опять подняло голову, – буркнул старец. – Ибо откуда же могут появиться иностранные названия в русских торговых лавках? Небось, и библиотека-то царская вам ни к чему, раз поклоняетесь нечисти, считающей деньги за движительную силу прогресса.
Старец повернулся и побрёл назад к калитке, ведущую во двор особняка на Мясницкой. Разные мысли одолевали Фёдора Кузьмича, однако точно знал – надо возвращаться! Правда, как это сделать, и открыта ли будет та дыра в стене, которая возникла перед ним, когда он вдругорядь вернулся в хранилище за алтарём. Ведь петля времени никогда не будет прикована к одному и тому же месту.
– Господь не выдаст – свинья не съест, – перекрестился старец и отправился ко входу в подвал, через который он и вышел в этот мир.