— Как служительница храма, — парировала Элль, стряхивая его руку.
— Кстати, — окликнул ее Эллиот, когда она уже направилась в сторону храмовой части. — Что за молодого человека к тебе приставил доблестный капитан Ган? Летиция сказала, что он жутко хорош собой.
— Наверное, — пожала плечами Элль. — Понятия не имею, каких парней сегодня считают привлекательными.
Она с тоской оглядела лабораторию, где во всю кипела работа. Женщины и девушки разговаривали, обменивались папками с записями и наблюдениями, парочками выходили на перекур во внутренний двор. Элоиза так и стояла в коридоре, чувствуя себя призраком. Вот, ее отрезали от занятия, которое делало ее существование хоть сколько-то выносимым в промежутках между беспокойным сном, штудированием книг и беготней по заданиям Летиции, а жизнь не остановилась. Лаборатория продолжала работать также неумолимо и задорно, как огонь в лампах разгорался после того, как его потревожит порыв ветра. Из рук в руки кочевали папки с ее заметками, их передавали в разные кабинеты, перераспределяя ее наработки, ее идеи: духи, крема, помады, съедобные драже. Взглянув на записи, работницы лаборатории качали головами, усмехались, переглядывались, но никто не пытался найти взглядом Элль. Словно ее и не существовало никогда.
Стало тошно. Как при звуке слов: «Прости, дело не в тебе». Элль мазнула ладонью по лицу, стирая жжение, наполнившее глаза, натянула пониже капюшон и быстрым чеканным шагом направилась в храмовую часть.
Несмотря на ранний час, там уже разложили подушки, чтобы все желающие могли устроиться поудобнее и, в попытках разглядеть лик Рошанны под вуалью, отпускали свои горести.
Несколько служительниц в таких же низко надвинутых капюшонах меняли свечи в подвесных лампадах. Доставали огарки, вставляли промасленные деревянные лучины и заливали их еще теплым пахучим воском. Элль достала из ящика на стеллаже коробочку с благовониями и принялась пополнять запасы возле входа.
Летиция беспокоилась о душах своих подопечных и чередовала их смены в лаборатории со службами в храме. Везде соломку подстилала и себе, и им.
Первые посетители храма, сидевшие в первом ряду, напевали молитвы, кто-то просто мычал себе под нос и покачивался из стороны в сторону. Получалось бодро и почти не скорбно. Наверное, этим Рошанна особенно нравилась Элль из всех Дремлющих Богов. Она не сдавалась. Не опускала руки. Она со страстью на грани ярости стремилась изменить мир вокруг себя, нарушая старые законы, не мирилась с последствиями, а стремилась исправить ошибки. В этом было что-то вдохновляющее, не дающее преисполниться жалости к себе и опустить руки, ведь Рошанна этого не сделала. Также не сдались и взращенные ею алхимики, пережили Чистки, пережили несправедливость.
«Так отчего же ты жалеешь себя?» — насмешливо поинтересовался внутренний голос, который Элль тут же поспешила заткнуть. С гулким постукиванием конусы благовоний перекатились в розовую плетеную корзину. В носу зачесалось от пыльного запаха сушеных розовых лепестков.
Элль зажала нос и сделала несколько размеренных вдохов через рот. На долю секунды это помогло, но в следующее мгновение зуд снова стал невыносимым. Она судорожно глотнула воздуха, все тело напряглось, и вдруг… каждая мышца расслабилась, а легкие наполнил тонкий аромат мяты. Элль повернулась на запах и увидела еще одну служительницу, протягивающую ей надушенный платок.
— Держи, — без капли насмешки сказала девушка. Из-под серого капюшона виднелись пряди светлых волос. Голос у служительницы был совсем юный, а по пропорциям тела ее и вовсе можно было принять за ребенка. Мантия была подогнана кое-как, сзади подол волочился по полу и, судя по пятнам и заломам, девушка сама неоднократно наступала на него.
— Спасибо, — Элль приняла платок и приложила его к лицу. Кожу защипало мелкими вспышками магии, и желание чихать полностью отступило. Девушка с удивлением убрала мягкую ткань, узнавая собственную формулу, но не почерк, который воспроизвел ее.
— Я знаю, что это твоя наработка, из архива, — тепло поделилась ее спасительница. — Она очень помогает в межсезонье. Я постоянно хочу чихать, как только начинают цвести деревья. Спасибо.
Она прижала руки по швам и быстро поклонилась, чтобы никто из посетителей храма или сестер не заметил. Элль удивленно смотрела на девицу, чуть нахмурилась в попытках вспомнить, кто мог скрываться за капюшном. Но девушка сама облегчила ей жизнь.
— Меня зовут Милли, я тут недавно.
— А, Милли, — кивнула Элль, как будто от этого стало понятнее. Она не стремилась запоминать своих сослуживиц. В конце концов, работа рано или поздно способствовала более близкому знакомству. Но для Милли этого кивка оказалось достаточно.
— Да, меня привела Роза. Ну, как привела? Прислала весточку, сказала, что у вас тут неплохо. А я и не против. До этого работала в аптеке, помогала местному целителю подделывать лекарства, чтобы не заметили, что он настоящие на черном рынке перепродавал. Но там случилась пара несчастных случаев, и его клеймили.
Девушки, не сговариваясь, поежились. Раньше черной медью клеймили только военных преступников. Например, ближайших союзников Реджиса. Зачарованный металл, вживленный под кожу, запирал магию внутри тела, и человек становился обычным. А потом, как говорили некоторые, постепенно сходил с ума от распиравших его сил или от отчаяния.
— И как тебе у нас? — из вежливости поинтересовалась Элль.
— О, лучше, чем представляла, — восторженно шептала девушка. — Жаль только, выходить мне пока нельзя. Но это даже к лучшему. Тут так тихо, как будто и не в городе вовсе.
Элль невольно улыбнулась и понимающе кивнула.
— Я успела прочитать несколько твоих тетрадей. Ты училась в Академии?
Элль кивнула:
— На парфюмерном деле, но занимаюсь почти всем.
Милли хотела что-то сказать, но в итоге только захлопала в ладоши. Чуть слышно, как будто колибри крылышками пострекотал.
— Сразу видно, что ты много знаешь. Придумать столько полезных вещей! А ты меня научишь?
— У нас не то, чтобы это было принято, — повела плечами Элль. Девица с каждым словом подходила все ближе и уже чуть ли не залезла к Элль под капюшон. Пришлось выставить перед собой корзинку с благовониями, но Милли тут же выхватила ее, с готовностью заявила, что сама выставит ее перед входом, рядом с коробкой для пожертвований.
Элль облегченно вздохнула и направилась в другой конец храма, ища, чем бы еще себя занять. По полу то и дело ползли полосы света: открывались и закрывались двери, впуская все новых прихожан. В основном алхимиков в серых мантиях. Были еще и торговки, а по соседству с ними располагались пестро накрашенные девушки с набережной в заляпанных вином платьях. Перед началом лекций забегали студенты Магической Академии и профессора. Иногда Элль видела знакомые лица и старательно опускала голову в надежде, что ее никто не узнает среди таких же безликих сестер.
Колокол на Торговой площади возвестил, что утро уже полностью вступило в свои права, а алые всполохи сменились золотистым свечением. Прихожане расселись на подушках, устремив взгляд к статуе. Одна из сестер — Мирабель, в свободное от служения богине время создававшая концентраты афродизиаков — восседала на каменной скамье перед статуей богини. На ее коленях покоилось Писание. В храме чтения так или иначе строились вокруг жизнеописаний Рошанны
Мирабель подняла голову и описала полукруг, так выразительно, что даже через капюшон каждый почувствовал ее взгляд. Элль обошла колонну и, скрывшись от взглядов прихожан, совершенно неправедно привалилась к ней плечом. Как будто не Писание слушала, а выступление певички в кабаке.
Зашуршали страницы под напоминающими сардельки пальцами. Мирабель старательно листала книгу, пока не остановилась в самом начале. Едва слышно хмыкнула, прочищая горло, и принялась читать.
«И взглянул великий Роше на детей своих от богини земли Латиф. Славны и сильны они были, как настоящие воины, и силы природы повиновались им, подобно их великой матери. Довей мог обуздать ветер, Киана поворачивала реки вспять и вызывала дожди, а Борул укрощал даже самые сильные пожары. “Но что в них от меня?” — вопрошал Роше, давший жизнь всему. Долго смотрел он в свое отражение в Мертвом озере, и с каждым днем крепли его сомнения, росло его желание создать кого-то, кто унаследовал бы его силу. И вот, спустя двенадцать оборотов солнца, воды Мертвого озера разверзлись, и из его недр поднялся кокон из соли и раковин. И была внутри него заточена Рошанна — женская ипостась Роше, родившаяся из его отражения и его ярости. Равная по силе, но вовек называемая его дочерью»
Элль сочувствующе хмыкнула и оттолкнулась от колонны. Наблюдать за танцем пылинок в солнечных лучах или за тем, как змеи дыма ползли по лампадам, было куда интереснее, чем в очередной раз слушать выдержки из Писания о Дремлющих богах. Историю Рошанны она знала наизусть и могла пересказать, не ошибившись ни в одном «и» в начале предложения. Древние истины песком скрипели на зубах: всегда найдется кто-то, кто будет считать себя главнее, доверяться другим полностью — глупость, но не отказывайся от борьбы за справедливость и не опускай руки. Вот, чему учило жизнеописание Мятежной Рошанны, что превзошла своего «отца» и передала его знание людям, чтобы те сравнялись с богами по силе и мудрости.
Любопытно, как эта байка не набила оскомину Мирабель? Хоть лицо «сестры» и было скрыто капюшоном, Элль видела, как расправляются плечи Мирабель, как выпрямляется ее спина, и голос начинает раскатываться волнами, звеня от праведной страсти. Она была самой уповающей на их божественную покровительницу, но помимо нее в храме и Крепости было много «сестер», возносивших молитвы от всего сердца. Кто-то даже оставлял храму щедрую часть от своего жалованья в надежде, что Мятежная Рошанна укажет им истинный путь, а потом брали дополнительные смены в лаборатории, чтобы купить себе новые ботинки.