Со стороны прилавка послышался голос Лоры.
— Элль, это твой знакомый? Мне пробить ему скидку или леща?
— Просто не трогай, — попросила Элоиза и, наконец, сдвинулась с места. Оставлять Лору наедине с Ирвином было опасно. В своей яростной жажде справедливости, помноженной на привычку сначала делать и лишь потом думать, хозяйка магазина могла наломать дров.
Однако, стоило Элль выйти из лабиринта стеллажей, ее глазам открылась милейшая картина. Лора трясущимися руками отсчитывала Ирвину сдачу и кокетливо, насколько это возможно, выгибалась, пытаясь упаковать книгу в плотную бумагу.
— Давайте я все-таки сделаю вам скидочку? Как новому постоянному клиенту? — хлопала ресницами девушка. Ирвин опустил локти на прилавок и, как истинный джентльмен, смотрел Лоре прямо в глаза.
— Это очень лестно, но я буду рад заплатить полную цену и поддержать вашу очаровательную лавку.
Элль закатила глаза и подошла к месту повышенной концентрации флирта.
— Сколько с меня? — она вклинилась в их милое воркование. Лора подняла глаза и удивленно захлопала ресницами.
— Представляешь, этот господин уже оплатил твои книги, — широко улыбнулась она. Элоиза еле сдержала самый замученный стон из своего арсенала. Вместо этого она взяла волю в кулак, обернулась с Ирвину и выдавила улыбку.
— Сколько я тебе должна?
— Считай это пожертвованием храму. Или вкладом в наше партнерство.
Элль почувствовала, как по шее начал разливаться жар румянца. Такие жесты заботы и щедрости уместно смотрелись в книгах, заставляли томно вздыхать и мечтательно прикрывать глаза, но сейчас, в их постылой реальности, вызывали у Элль только тревогу.
— Я заберу книги после работы, когда приду на книжный клуб, — сказала девушка наконец. Ирвин кивнул и сунул свой экземпляр во внутренний карман куртки.
— Как пожелаешь.
— Если у вас какие-то планы, то можем перенести наш клуб на завтра, — торопливо заговорила Лора, но быстро стушевалась под взглядом Элль.
— Не стоит, — улыбнулась девушка.
Уже на улице Ирвин сказал, что нашел адреса родственников еще нескольких жертв. Они с Элль расположились в кафе и развернули карту с отмеченными домами. Красным были помечены места преступлений, синим Ирвин отметил дома родственников. Как он и говорил накануне, жертвы проживали в разных районах — от самых богатых до самых бедных. Одни поддерживали связь с родными, другие предпочитали держаться от них подальше после мелких ссор или крупных скандалов.
К обеду Элль и Ирвин успели обойти три дома, оказавшиеся к ним ближе всего. В одном скорбящая мать погибшего напоила их чаем и не упустила возможности поплакать на плече у Ирвина, повторяя, что он так похож на ее сына. В другом доме потерявший дочь отец и вовсе отказался отвечать на вопросы. Зато он выдал целую тираду о том, как было славно жить при Реджисе, когда алхимики были под строгим наблюдением. Он раздувал щеки, брызгал слюной, а Элль сидела и злилась, мысленно уговаривая себя не принимать слова на свой счет, но слушать — вдруг мужчина скажет что-то, действительно заслуживающее внимания. Но тот так и не произнес ничего дельного.
Была еще череда родственников, и в большинстве случаев все сходились в одном — у жертв были проблемы в отношениях. Браки трещали по швам или, наоборот, избранники не торопились делать предложение, а возлюбленные не спешили принимать обручальный браслет. Еще вчера Элль бы со злорадным торжеством сказала: «А я говорила», но теперь чувство собственной правоты не приносило удовольствия.
Мотив был ясен. Теперь нужно было понять, где жертвы нашли приворотное зелье.
— А как бы ты действовала на их месте? — спросил Ирвин, отрывая взгляд от карты. Они оказались на самой границе квартала Рек. В предыдущем доме их и вовсе не пустили на порог, и список Ирвина стремительно сокращался. Оставалась всего пара адресов. Большинство из них находилось на окраинах, и Элль совершенно не хотелось туда отправляться. Чем дальше они оказывались от центра, тем настороженнее и злее были люди. Им достаточно было увидеть полицейский шеврон Ирвина и мантию Элль, чтобы сбросить напускное радушие и с чувством полной правоты рассказывать, как плохо работает полиция и как вредят миру алхимики.
— Я бы не стала искать решения проблемы в приворотном зелье, — категорично отрезала Элоиза. Ирвин удивленно посмотрел на нее. — Что?
— Ничего, — пожал плечами он. — Просто удивительно. У тебя, считай, есть все необходимое. Подлила пару капель в суп, и муж навсегда забыл о длинноногой соседке. Неужели ты никогда не думала об этом?
Этот вопрос был частым для представителей их сферы. Остальным магам и малоодаренным было не понять, каково это — день за днем разрабатывать новые формулы, дающие чувство влюбленности, а потом приходить на свидание в кафе и видеть, как за каждым третьим столиком кто-то находится под действием приворота. Такие зелья раньше были крайней мерой и просто так их было не купить. Сейчас же они стали доступными и популярными, как жевательная резинка, сигареты и готовые обеды.
«Это неудивительно, люди хотят почувствовать что-то помимо усталости от прошлого и страха перед будущим», — пришли на ум слова одного из членов Верховной Коллегии, который совсем недавно выступал на радио в защиту свободного оборота приворотных средств. Его, кстати, после этого выступления исключили и заставили быстро искать преемника. Об этом Элль рассказали уже в Алколлегии, там с пониманием относились к взвинченности девушки.
— Можно создать чувство влюбленности, можно искусственно вырастить привязанность и даже одержимость, но какой в этом смысл? — спросила она. — Человеческое сердце — предмет сложный, и как на него ни воздействуй, оно все равно останется верным своим желаниям.
— Так ты веришь в истинную любовь? — вскинул брови Ирвин. То ли искренне удивился, то ли мастерски издевался, Элоиза и сама не знала, что думать.
— Ни во что я не верю, — хмыкнула она, теребя цепочку. — Просто считаю, что хоть магия и способна на многое, она не всесильна.
— Но люди с помощью магии смогли свергнуть Дремлющих богов.
— Вот только богословской аргументации мне не хватало.
— Прости, вырос в очень верующей семье, поэтому готов цитировать Писание наизусть.
Элль только пожала плечами и неловко улыбнулась. В нагретом воздухе повисло неловкое молчание, и все звуки вокруг как будто сделались громче: кашель торговца в соседней лавке, звон ложек о фарфоровые стенки чашек и блюдца. Нервы натянулись от ощущения, что нужно что-то сказать. Прямо сейчас. Люди ведь не просто так делятся историями из своего детства, они дарят их, как милые безделушки, от которых невозможно отказаться, и после которых нельзя не подарить что-то взамен…
— А твоя семья — тоже заклинатели?
Это было первое, что пришло ей на ум. Очевидный вопрос с предсказуемым ответом, но иногда бывали ведь исключения! Вот у Элль все были заклинателями, а она оказалась первым алхимиком за несколько поколений. Правда, это исключительное явление обернулось кучей проблем и подмочило репутацию матери.
— Да, — улыбнулся Ирвин. — И связаны только с водой. У нас, можно сказать, династия. Но Реджиса мы не поддерживали. Мой отец и дядя работали тогда в береговой охране и помогали алхимикам бежать на грузовых судах. Дядю, правда, поймали и потом судили как предателя, но он никого не выдал.
— Герой, — кивнула Элль.
— Да, сама Амаль Мартинес дала ему награду. Но это было посмертно.
— Мне жаль.
— Ничего страшного, я его почти не помню, — отмахнулся заклинатель воды. — А у тебя что?
— Алхимики. Мама в основном занималась домом, отец… был довольно известным историком алхимии. Открыто выступал против Реджиса, поэтому нам пришлось уехать в Галстерру.
— Но вы вернулись, когда все закончилось, — попытался нащупать позитивную ноту Ирвин.
— Отец вернулся и пропал. Погиб в стычке банд, скорее всего. Мама не пережила этого. Я в документах как дочь не числилась, меня скрывали, поэтому никакого наследства или возможности найти отца, — она пожала плечами и стала с усиленным интересом рассматривать чьи-то фиалки в горшках на узком балкончике второго этажа. Мама тоже такие выращивала.
Ирвин поджал губы и шумно вдохнул, будто наступил в собственноручно установленный капкан. По выражению его лица Элль догадалась, что парень явно ожидал другого. Какой-нибудь истории об интеллигентной жизни в эмиграции с семьей алхимиков, полной взаимной поддержки, внушающей надежду на лучшее. Но нет.
— Нелегко тебе пришлось, — наконец отозвался молодой человек.
— Нормально, — отмахнулась Элль, чувствуя, как все ее существо восстает против звучавшего в голосе заклинателя сочувствия. — Я привыкла.
— У тебя точно стальные яйца, — мягко рассмеялся Ирвин. — Я видел людей, которых и меньшее выбивало из колеи.
— Когда жизнь постоянно тебя пинает, рано или поздно учишься уворачиваться.
Она прибавила шагу, отрываясь вперед. Шею свело от напряжения, а ногти впились в ладони. Элль прикладывала все усилия, чтобы не поморщиться. В конце концов, какое Ирвину было дело до ее жизни? И зачем надо было делиться с ним подробностями? Можно было ведь просто обозначить общие моменты, а потом как ни в чем не бывало вернуться к разговорам о погоде или о деле. Но все это она осознавала слишком поздно. Было в Ирвине что-то безопасное, такое знакомое, что Элль не сопротивлялась и отпускала контроль.
— Кстати, о деле, — она развернулась, цепляясь за мысль, — почему мы обходим дома свидетелей, а не вызываем их в участок?
Ирвин удивленно посмотрел на девушку и хмыкнул.
— Во-первых, участок и так перегружен из-за демонстрантов и забастовщиков. Одни требуют снижения налогов, другие — ускорения выдачи жилья. Есть еще эти… умники, которые утверждают, что сирены и дельфины разумны, и Верховная Коллегия обязана запретить охоту на них. В общем, в комнаты для допроса очередь расписана на неделю вперед, — он перевел дыхание и добавил. — К тому же, в своих домах люди ведут себя спокойнее.