так — не пряча взгляда и не скрываясь за дежурной улыбкой.
— Спасибо тебе, — сказала она, пытаясь вложить в эти два слова все чувства, что распирали ее грудную клетку.
— Спасибо богам, что свели нас в тот день, — легко отмахнулся Доминик и снова потянулся к Элль, закрывая собой весь мир, пряча девушку в своих объятиях. — А то так бы и бегала в краденой мантии.
Элль запрокинула голову, чтобы глотнуть воздуха после еще одного тягучего жаркого поцелую, и затылок утонул в мягкости подушки. Кожу щекотали шелковые простыни. Дом шумно вздохнул и повалился рядом. Тут же притянул Элль к себе и укутал в объятия.
— Я обожаю тебя, — шепнул он ей на ушко. Элль блаженно прикрыла глаза, растворяясь в его нежности, но прикосновение испарилось.
Девушка подняла голову и оглянулась. Дом сидел на краю кровати и боролся с жестянкой. Он пыхтел от напряжения, пальцы скользили по металлу, но плотно прилегающая крышка отказывалась поддаваться.
— Что это? — спросила Элоиза, переворачиваясь к нему.
— Это? — он показал жестянку. — Конфетки. Леденцы. Алхимические. Купил на Ярмарке. Мама сказала, что Коллегия готовит новый закон, чтобы запретить их продажу, так что скоро их будет не раздобыть. Хочешь?
Внутри заворочалось неприятное чувство. Как когда проносящийся мимо автокэб поливает из лужи. Вроде мелочь, но хорошее настроение испаряется.
— Не очень, — только и ответила Элль. Повалилась на постель и попыталась уснуть. Ей это как будто даже удалось.
Ненадолго она провалилась в сон, но стоило только осознать эту разлившуюся по мышцам негу дремоты, как все тело напряглось, и девушку выбросило обратно. Она все еще была в спальне Доминика, но за окном хлестал дождь, вдали гудели насосы. Настала зима с ее шквалами и потопами.
Из-за приоткрытой двери в комнату лился тусклый золотистый свет. Несмотря на поздний час, в палаццо спали далеко не все. Элль, превозмогая желание вернуться ко сну, поднялась с постели и накинула ночную сорочку. Немного подумала и подняла с пола халат. Хоть госпожа Верс и относилась к ней с теплотой, вряд ли оценила бы, броди ее будущая невестка по дому голой. Невестка…
Элль накрыла ладонью помолвочный браслет из белых жемчужин. По коридору разносилось эхо. Элль осторожно выглянула из комнаты и перебежками, как воровка, двинулась к лестнице.
Летиция говорила громким шепотом:
— …Как можно быть настолько неблагодарным? Я предлагаю тебе будущее.
— Я хочу создавать свое будущее.
— Твое будущее зависит от меня, — шипела женщина, из последних сил сдерживаясь, чтобы не сорваться на крик. Элль привалилась к перилам, старалась не дышать, чтобы не упустить ни одного слова.
— Я не собираюсь участвовать в вашей с Амаль… секте, — спокойно проговорил Доминик. Об стол звякнула ножка бокала.
— Это не секта, а уважаемая религиозная организация.
— Днем молитесь, а вечером варите зелья. Очень богоугодно, — хмыкнул Доминик.
— Так было испокон веков. А сейчас это единственный способ дать защиту таким, как мы.
По мрамору чиркнули ножки стула. На стене зашевелились тени.
— Дать защиту таким, как мы, может только справедливость. Общество должно перестать видеть в нас жертв или слабаков. Они должны узнать, на что мы способны! — повысил голос Дом. Теперь уже Летиция взяла себя в руки и заговорила медленнее. Тише. В ее словах звенел лед.
— Я позволила тебе жениться, потому что думала, что хотя бы это тебя образумит. Какой жизни ты хочешь для Элли?
— Элли сама может выбирать свою жизнь. А моя жизнь — борьба за права алхимиков! — провозгласил он.
— В подвалах игорных домов? С этими вашими леденцами в карманах? — наседала Летиция. Ее голос снова дрогнул. Она звала Доминика по имени, но ответом ей были только удалявшиеся шаги. Хлопнули двери.
Элль запахнула поплотнее халат и спустилась. Летиция сидела за столом в обеденном зале, тяжело опираясь локтем о столешницу, будто на ее плечи рухнул вес всего мира. Но, заслышав шаги Элль, она выпрямилась и отбросила с лица выбившиеся из пучка волосы. Улыбнулась, и в каждой черте ее лица читалось насмешливое: «Слышала, значит?»
— Госпожа Верс… — осторожно заговорила Элль. Сердце невольно сжималось от жалости к этой женщине.
— Я же просила обращаться ко мне по имени. И на «ты».
— Я… могу чем-то помочь?
— О, Элли, дорогая, — отмахнулась женщина, откровенно посмеиваясь над ее словами. — Чем ты мне поможешь? Поговоришь с ним?
— Могу попробовать.
— Очень мило с твоей стороны, но не стоит, — Летиция поднялась из-за стола и прошла к столику, на котором ровным строем стояли початые бутылки шерри, виски, вина. Взяла бокал и плеснула себе первого, что попалось под руку. — Долг каждой матери — дать своему ребенку лучшее будущее, каким бы неблагодарным он ни был. Порой мне кажется, что я слишком старалась. В его возрасте мы тоже бунтовали, но у нас был очевидный враг. А ваше поколение ищет врагов повсюду, лишь бы было на кого направить гнев.
Элль невольно обхватила себя руками, словно пытаясь закрыться от этой шутливо осуждающей речи. За последние месяцы Элль ни на кого не направляла гнев. Перестала быть угрюмой, улыбалась, она даже готова была признать, что почувствовала себя по-настоящему счастливой. Но Летиции было угодно назвать всех ее ровесников неблагодарными — а значит, и ее саму, — а еще Элль была в ее доме и не нашла в себе сил и слов, чтобы возразить. К тому же чутье подсказывало, что это никак не улучшит ситуацию.
— Может, он одумается? — только и сказала девушка.
Летиция фыркнула, смерила недовольным взглядом свой бокал, сделала глоток и добавила еще.
— Я не теряю надежды, дорогуша. Возможно, в этом ты могла бы мне помочь, — задумчиво добавила она.
— Как? — в груди вспыхнуло что-то. Желание оказаться в дружной семье, где дар Элль не будет расцениваться как проклятье или позор, не будет вызывать желания избавиться от нее.
— Выходи ко мне в новую лабораторию. Госпожа Мартинес — Амаль — выделила мне в ведение восстановленный храм, так что в конце этого учебного года я покину Академию. Ты сможешь выйти ко мне сразу, как только отучишься. Возможно, я смогу организовать тебе экстерн. Мне нужны такие талантливые алхимики.
— Доминику это не понравится.
— Ты же слышала, что он сказал. Ты можешь сама выбирать свою жизнь. Какую жизнь ты хочешь, Элли, дорогая? Со стабильной работой, с интересными заданиями? Со смыслом, в конце концов? Или хочешь таскаться по подземельям и слушать, как юнцы болтают о том, как бы им изменить мир, курят и напиваются?
Выбор был очевиден. И все-таки Элль колебалась. Между Летицией и Домиником и так образовалась трещина, а Элль рисковала стать клином, который разворотит этот разлом окончательно. Летиция словно прочитала ее мысли. Ласково улыбнулась, отставила бокал и протянула руки, подхватывая кисти Элль.
— Дорогая, я все понимаю. Эта дивная пора любви, когда кажется, что вы просто обязаны всегда быть вместе. Но это пройдет, милая. Это всегда проходит. У тебя появятся дети, а у него клуб, охота, встречи с партнерами. К этому нужно быть готовой. И хорошо, если у тебя всегда есть за душой какие-то свои сбережения и умение работать — на случай, если роль почетной матроны окажется не для тебя, — она улыбнулась, как будто знала какой-то секрет Элоизы, а потом отпустила ее руки. Вернулась к своему бокалу. — К тому же, возможно, благодаря твоему примеру Доминик поймет, что лучше взяться за голову сейчас. Ты ведь хочешь, чтобы муж тебя обеспечивал, а не сохранял привычку болтаться на женской шее?
Элль кивнула. Этот разговор выпил ее последние силы, и на секунду девушку повело. Пол перед глазами завертелся, Элль вытянула руку, пытаясь удержать равновесие: «Лишь бы не упасть». Вцепилась в столешницу и потянула себя вперед.
Тошнота тут же прошла, стоило только выпрямиться. Белый свет жег глаза, отражался от наполированных полов и глянцевых столешниц.
Элль узнала свой кабинет в лаборатории госпожи Верс. В храме Рошанны.
На горелке в центре стола стояла пузатая колба, в тесных объятиях стекла кипела и бурлила розовая субстанция. Плотный пар крался все выше, норовя высунуться из широкого горлышка, а в комнате едко пахло жасмином и ладаном. Запах просачивался даже через защитные маски.
— Почти готово, — возбужденно проговорила стоявшая рядом Летиция.
— Ты так говоришь последние три часа, — буркнул стоявший по правую руку от Элль Доминик. Девушка повернула голову.
Жених привалился спиной к столу и читал газету. Маска болталась на шее, халат расстегнут. Дом всем своим видом показывал, насколько ему скучно. В груди Элль свился комок эмоций: обида, одиночество… Это зелье было важно для Элоизы, она работала над формулой несколько недель, пока не создала то, что можно было с уверенностью назвать идеальным любовным зельем. Не просто афродизиак, усиливавший желание, а нечто новое, создававшее настоящую потребность в возлюбленном. Летиция была в восторге и утверждала, что это войдет в историю. Элль опускала взгляд, отгоняя мысль, что и сама бы с радостью использовала этот состав на себе. Она смотрела на Доминика, и понимала, что до боли, отчаянно любит его. Так сильно, что клетка ребер должна была вот-вот раскрыться, подставляя ему под удар обнаженное и беззащитное сердце. Но то же самое сердце подсказывало, что Доминика это не впечатлит. Он просто подожмет губы и вскинет бровь, как делал каждый раз, когда Элль пыталась рассказать ему что-то важное для нее.
Он так и не перебесился с той ссоры несколько месяцев назад, когда Элль впервые сказала, что будет работать на Летицию. Им были нужны деньги, чтобы оплачивать съемную квартиру, покупать еду. Доминик уходил на собрания революционной группы почти каждый вечер и злился, когда Элль просила его найти работу. Тогда Элль все-таки решила принять предложение Летиции. Доминик не скандалил. Просто скривился от отвращения, будто Элль вся вымазалась в грязи и наотрез отказывалась мыться. Так и ходил, но в последнее время с деньгами стало совсем тяжело, и Летиция великодушно предложила сыну поработать лаборантом, видимо, чтобы привить ему любовь к «семейному делу».