Девица провела их по узкому коридору среди одинаковых дверей из темного дерева к одной, за которой обнаружилась прачечная. Сорвала несколько комплектов еще влажной одежды с бельевых веревок под потолком и бросила Ирвину с Шоном, а потом тут же скрылась за дверью. Послышался шаги и снова торопливая речь. Сперва Ирвин принял ее за какой-то странный говор, но сколько ни вслушивался, не узнавал ни слова.
— Кто держит это место? — спросил он.
— Какой-то выходец с Архипелага. Чист, как пророк. Документы, налоги, все идеально, не подкопаешься. И все сам, без покровителей и банд.
— Опасный человек, — констатировал Ирвин.
— Либо смелый безумец, — хмыкнул Шон. — Суши быстрее. Фариса придет за нами с минуты на минуту.
— Фариса тоже с Архипелага?
— На экзотику потянуло? — отшутился детектив Авер.
Ирвин стиснул зубы и принялся вытягивать воду из влажной ткани. Вскоре рубашки с брюками расправились. Детективы скинули одежду и убрали ее в заранее оставленный Фарисой чемодан, переоделись в одежду персонала. Ирвин готов был поклясться, что никогда не видел такого кроя: рубаха из прочной, но легкой ткани закреплялась бинтами на предплечьях и поясе, воротник плотно обхватывал горло. Штаны из того же материала были широкими, но их также обматывали ниже колена. С обычными ботинками это выглядело глупо. Шон свистнул и указал на две пары сапог. Ирвин поморщился, но все-таки переобулся — сапоги хоть и были из мягкой кожи, но все равно жали. Это было отвратительно и не позволяло сконцентрироваться на чем-либо кроме пульсирующей боли в поджатых пальцах. А вот Шону все было в пору.
— Это же пустынный наряд, — узнал Ирвин. — У нас, нахрен, под носом диаспора из Северной Пустыни?
— Они сбежали от местного… как там называется этот их правитель-фанатик. Мол Фариса полукровка, и ее там ждала незавидная судьба, — запросто ответил Шон. Он снял с бельевой веревки еще два куска ткани и протянул один напарнику. — Бери-ка, это маска.
— Если у нас хоть слово спросят, нам конец.
— Фариса предупредит, что мы на замене.
— Дело дрянь, — констатировал Ирвин, но Шон не слушал.
Он натянул маску на лицо и прошел к двери. Пару раз коротко постучал и сказал что-то на том же рычаще-хрипящем гортанном наречии, как будто собирался с силами, чтобы плюнуть. Ирвин с каждой секундой становился все мрачнее. Ощущение было, как будто его по рукам и ногам связали стальными тросами и теперь волокли на заклание. Можно было, конечно, попытаться бросить все и уйти, но это значило бы оставить напарника в опасности. Трибунал, тюрьма, разрыв маминого больного сердца.
Ирвин поморщился, он так и не написал ей после праздников. Обещал пригласить на Карнавал, а теперь даже непонятно, будет ли этот Карнавал когда-нибудь.
Фариса открыла их и, низко опустив голову, повела дальше. Через служебные помещения на кухню с огромной врытой в пол печью и несколькими жаровнями, под которыми бесновалось пламя. Оттуда снова в коридор и наверх по узкой лестнице, на которой даже тонкая Фариса двигалась полубоком. Ирвин прикидывал, что если придется прорываться, их ждут огромные проблемы.
С летсницы они вышли на второй этаж. Здесь стены были замазаны дешевой краской и все занавесили коврами — даже окна. С потолка на цепях свисали лампады из цветного стекла. По коврам были разбросаны подушки и валики, на которых сидели и лежали люди. Они все провожали маленькую процессию безразличными взглядами. Один приподнял пустую чашку, и Фариса понятливо кивнула.
Они остановились только в другом конце зала, где на высоком столе стоял ряд блестящих колб с металлическими трубками и чашами. Фариса принесла им несколько бурдюков с водой, вином и молоком, фрукты, табак и угли и жестом пригласила приступать, а сама ушла к гостям.
— И что прикажешь делать? — шикнул Ирвин.
— Просто организуй нам прослушку вон того угла, а я тут разберусь, — весело, будто ребенок на прогулке, отмахнулся Шон.
Ирвин вздохнул и пошевелил пальцами. Благо, воды в помещении было достаточно. Он незаметно вытянул ее из воздуха, из чайников с чаем, из колб. Собрал под потолком едва заметную цепочку пузырьков с тонкими водяными спайками, которые тянулась прямо в их закуток, раздваивалась и попадала в уши. Шон нарезал фрукты, переливал воду, нагревал в голых ладонях угли с видом знатока, а Ирвин лишь шевелил руками, удерживая систему прослушки на месте. Сил пока хватало, но если эта операция займет целую ночь, то их ждут проблемы.
В ушах зазвучали чужие голоса.
— Рад, что вы нашли время, — послышался мягкий, шелестящий, как песок по бумаге, голос. Он не мог принадлежать молодому человеку. Ирвин запросто представил его обладателя крепким стариком с короткой шеей, большим носом и выдающимся животом.
— Его у меня немного, господин Аслан, — ответил второй мужской голос. Напряженный. Хлесткий. Тот, что много раз отчитывал Ирвина и комментировал его слова.
Детектив вопросительно взглянул на Авера, но тот лишь прижал палец к маске там, где должен был находиться рот.
— Какой я вам господин. Мне не над чем господствовать. Я ваш покорный слуга, сеид Ган. Но я вынужден сказать, что если ситуация в городе станет острой, то мы должны будем прекратить наше сотрудничество. Мы не можем рисковать.
— Я считаю, что вы неверно понимаете ситуацию, господин Аслан, — с нажимом проговорил Ган. Джеймс Ган, капитан полиции, человек, умевший стелиться под Летицию и при этом учитывать интересы города. Человек, которого Ирвин знал с юности. — Сейчас самое лучшее время. Пока власти заняты подавлением беспорядков — которые будут, даже не сомневайтесь — мы сможем вывезти как можно больше людей. И куда более качественных. Не просто пьяниц и бездомных или шлюх, а квалифицированных магов, заклинателей, алхимиков.
— Йа Раад-иль! — возмутился Аслан. — Ваши алхимики как чума. На них не напасешься черной меди. Раад проклял их, но готов взять под крыло заклинателей..
— Значит, будет больше заклинателей, — согласился Джеймс Ган.
Ирвин почувствовал, как у него по спине бегут липкие дорожки холодного пота. Так легко капитан Ган говорил о продаже людей, как будто согласовывал смету на кофе. Ирвин вопросительно посмотрел на Шона, но тот жестом приказал ждать и слушать.
— Хотя на всякий случай, — немного подумав, сказал Аслан, — давайте и алхимиков. Раад найдет им применение.
— Ваш Раад необычайно мудр, — кивнул капитан Ган. — А чтобы вы были уверены в серьезности моих планов продолжать наше сотрудничество, я хочу сделать господину Рааду подарок.
— Раад не господин, Раад — бог, — возмутился Аслан, но тут же заинтересованно добавил. — Какой подарок?
— Бессмертного заклинателя воды, — отозвался капитан.
Ирвин дернулся. В его бок уперлось что-то — без сомнения, нож. Шон стоял вплотную и плотно прижимал лезвие аккуратно ему между ребрами. Ирвин округлял глаза, как мог, но ему так и не удалось вымолвить ни слова. На языке вертелось: «Как? Почему? За что? Какого хрена?», но ни один звук не смог пробиться через плотно стиснутые зубы. Некстати вспомнились утренние слова Элль: «Мы в заднице».
Она даже не представляла, насколько.
— Мы же не будем проверять твое бессмертие прямо здесь? — вежливо поинтересовался Шон и ткнул Ирвина между лопаток, заставляя сделать первый шаг вперед.
Ирвин неохотно переступал по мягким коврам с проплешинами, через которые глядели затертые половицы. Прослушку он отпустил, смысла в ней уже не было. Легко было сложить два и два, чтобы понять, что все остальные гости — это доверенные люди, дуболомы, которые если что придут на выручку Аслану или капитану Гану. У судьбы было забавное чувство юмора: в руках Доминика Ирвин был приманкой для Элоизы, и сам же угодил в подобную ловушку. Верх идиотизма, ничего не скажешь. Наверное, при восстановлении Доминик все-таки повредил ему мозг.
Его завели за ширму. Там за низким столиком сидел капитан Ган и господин Аслан — ровно такой, каким Ирвин его себе представил. Смуглый, коренастый, с большой лысой головой на короткой и складчатой шее, полноватый и спокойный, как удав. Он скользнул взглядом своих карих глаз по Ирвину, и только слабое движение брови выдало его интерес.
— Вы помните этого юношу? — спросил капитан Ган.
— Сновал у другой нашей курильни, — кивнул господин Аслан. — Насколько я помню, я просил вас разобраться.
— И мы разобрались, — ответил из-за спины Ирвина Шон, за что получил недовольный взгляд капитана. — А через три дня он вернулся. Стал неуязвим к магии, на него не действуют яды.
— Значит, плохо справились, — северянин взял со стола изогнутый нож и посмотрел на Ирвина через отражение клинка. На секунду его лицо окаменело, а в глазах мелькнула белая вспышка. — Раад йашмуд… это гуллам!
Аслан продолжил кричать на языке пустыни, и все помещение пришло в движение. Люди повскакивали с подушек, с ковров и потянулись к ним. Ирвин не стал дожидаться, когда они все доберутся до него или когда перепугавшийся не на шутку Аслан расскажет, что такое гуллам. Он взвился, собирая воду в гибкий хлыст вокруг себя и принялся теснить приспешников Аслана. Головорезов это отпугнуло на долю секунды, но очень быстро они достали из-за пазух и из карманов гнутые ножи, и галстеррские карманные ружья. Ирвин зарычал и снабдил водяной хлыст острыми ледяными шипами. Он стиснул зубы так сильно, что закровоточили десны. Вот и весь эффект от снадобья Доминика. Был — и вышел.
Люди закричали, когда ледяные шипы вошли в плоть, и завопили с новой силой, когда лед начал пускать корни, врастая дальше, будто оброненное в плодородную почву семя. Ирвин почувствовал запах живой крови, и под ребрами взвился знакомый ему голод. Как дым пожара, он принялся окутывать его разум, и движения Ирвина становились все быстрее, сильнее. Он уже не защищал свою жизнь, он уничтожал этих чужаков и их подельников. Тех, кто выбрал служить фанатику и тирану, похищать людей, продавать их, как розничный товар, убивать тех, кто мог это остановить. Ирвин отпустил контроль, передавая всю власть голоду, как старому другу.