Осколки — страница 42 из 65

Он рвал, он отсекал руки и ноги ледяными ножами, он вспарывал кожу и рассекал плоть тончайшими кристаллами льда и душил водяными нитями. Воздух напитался кровью и дымом. И это была совершенно иная кровь, не тех, кого он убивал по указке, исподтишка, напуганных и парализованных. Теперь его кожу окрапляла бурлящая, разгоряченная битвой, сама суть жизни, окрашенная в алый. Ирвин слизывал ее с пальцев, как дорогое лакомство, а головорезы все валились и валились к его ногам, обещая славный пир.

Он рассмеялся, как пьяный, когда вдруг заметил у выхода на лестницу две головы — седую и рыжую. К ненасытному голоду добавился гнев. Ирвин поджался и рванулся вперед. Напитавшийся кровью, он стал быстрее, сильнее. Один вдох — и он уже перегораживал беглецам путь, своим телом перекрыл дверной проход и оскалился, обнажая белые зубы в красных разводах.

Шон заорал и выпустил сноп искр в лицо Ирвина. Капитан Ган сложил пальцы в знак и направил на мертвеца поток воздуха. Пламя и ветер тут же жадно накинулись на ковры и полы, а Ирвин так и стоял неподвижно. Его одежда тоже загорелась, он чувствовал боль от укусов пламени, но под кожей кипели отнятые жизни, они забирали боль, исцеляли его раны.

Шон и капитан не успели даже переглянуться. Их грудные клетки пробили ледяные шипы, приподняли над полом, едва позволяя коснуться носками пола. Жадно трещало пламя, стонали люди, Шон и капитан Ган метались в агонии. А Ирвин улыбнулся и пошел прочь.

За окном занимался рассвет. Темер гудел, как потревоженный улей. Но загоревшийся чайный дом был далеко не главной проблемой. Ирвин скрылся в подворотне, нашел в мусорных баках чемодан, который вынесла Фариса. Содрал с себя окровавленное тряпье и принялся переодеваться. Нужно было найти Элль.

Глава 16

«И снизошла Рошанна к людям в своем божественном сиянии, и все пали ниц пред ней, но не Калеб — предводитель людей Хрустального острова. Его дерзость напомнила богине о жизни среди семейства Роше, что сослало ее на одинокий остров, когда великий Роше отвернулся, чтобы оглядеть свои владения. Много раз сменила свой лик Феррис, пока Рошанна не показалась людям, жившим на острове, и их предводителю. Она присматривала за ними, с помощью незримого искусства помогла им преодолеть голодную зиму. И решила — слабые и неприкаянные, они будут ее народом. Но дерзкий Калеб решил испытать, действительно ли перед ним настоящая богиня, рожденная из воли и силы Роше. И сотворила Рошанна на глазах у него вещую птицу Рох, что могла предсказывать будущее, видеть суть вещей и охотилась за солнечным светом…»

В серебристом утреннем свете буквы начали расплываться в рваные линии. Элль потерла глаза и взглянула на часы — еще не было и семи. Она поспала от силы четыре часа, потом проснулась и долго упорно ворочалась, будто пыталась найти хотя бы обрывок сна, забившийся между диванными подушками. Тело ныло, неохотно отпуская напряжение. Голова была тяжелой — сказывалось вино, помноженное на усталость и тревогу. Некоторое время Элоиза еще пыталась уснуть, а потом бросила это дело и взяла первую попавшуюся под руку книгу. Это оказалось Писание. Девушка решила больше не мучать себя поисками и муками выбора и принялась читать. Она так часто слушала его в храме, что ей казалось, будто строки Писания уже были выгравированы где-то внутри ее черепа, но нет… На каждой странице было что-то новое, чего она не воспринимала на слух. Раньше она как-то не задумывалась о том, что Роше создал Рошанну в эгоистичном порыве увидеть воплощение своей силы. И привел ее в свою семью, как трофей или еще одно создание. А остальные божества просто надумали причину, чтобы избавиться от новоявленной богини. И еще люди… Ни у одного из божеств они не требовали подтверждения силы, но, пожалуй, Рошанна была единственной, кто учил своих последователей магии, как искусству. Объясняла устройство мира, помогала заглянуть за грань привычного и найти тонкие нити, из которых сплеталась реальность. За что и поплатилась…

Издание оказалось иллюстрированным — большая редкость — и в углу страницы Элоиза увидела рисунок. Птицу, похожую на большого гривастого ворона с растрепанными перьями, что взмахивала крыльями, что закрывали солнце. Тот же рисунок она видела на коже Доминика и девушки в гадальном салоне. Внизу было написано: «Птица Рох».

Элль читала в попытках найти больше информации о колдовской птице, пока темнота за окном не размылась в сизые утренние сумерки. Больше Роха не упоминали. Когда свет робко вытеснил ночной покров, а звуки и шорохи рассеялись в суете просыпавшегося города, девушка подошла к окну, выходившему на набережную. Несмотря на будний день, людей почти не было видно. Редкие прохожие перемещались парами и группами. То и дело озирались. А еще за пять минут Элль успела насчитать уже с десяток полицейских в форме. Они прохаживались неторопливо, внимательно рассматривая каждого встречного. К некоторым прохожим подходили и просили показать документы или содержимое карманов.

Элль смотрела в окно и отказывалась верить своим глазам. Полицейские, досмотры… Контролеры на пристанях речных трамваев и полупустые улицы… Все это слишком напоминало Чистки в том виде, как о них рассказывала Летиция. От одной мысли, что все это повторяется, Элль чувствовала, как к горлу подкатывает тошнота. Но она не могла перестать смотреть на то, как привычный ей облик города раскалывается, будто театральная маска, обнажая изъеденное старыми пороками истинное лицо.

Где-то через час проснулась Лора. Элль встретила ее травяным чаем и вчерашней похлебкой, которую она разбавила кипятком со специями, чтобы получилось подобие некрепкого супа. Лора с благодарностью приняла такое угощение и блаженно откинулась на спинку стула. Она по своему обыкновению улыбалась и шутила. Говорила что-то о снах, мол, на новом месте невесте должен присниться жених, но Элль никак не могла поддержать разговор. Ей ничего не снилось.

Лору это явно обеспокоило, даже разочаровало.

— А я-то надеялась, что тебе приснится твой симпатичный заклинатель. Была б моя воля, я бы прописала его на всю оставшуюся жизнь в твоих снах, — хихикнула она. Элль неопределенно пожала плечами. В груди кольнуло нехорошее предчувствие.

А что, если люди Летиции добрались до Ирвина и решили выбить из него информацию о девушке? Ответ «не знаю» они не воспринимали. Дура! Пусть она и не любила Ирвина, подставлять его не входило в ее планы. Элль не заметила, как накрутила на палец локон и начала оттягивать.

— Кстати, — продолжила Лора. Она совсем ожила после импровизированного супа и чая. — Насчет вчерашнего… Я хочу припрятать дома пару книг по алхимии! По-старинке, под половицами, на всякий случай. Может, попробуем что-то приготовить? Ну, так… В качестве эксперимента?

Элль замерла на секунду, но все-таки выдала повседневную небрежную улыбку.

— Хорошо, — бросила она. — Только я сперва выйду… Попробую забрать из храма свои записи.

— Ты что, не помнишь их наизусть? — удивилась Лора.

— Откуда? Одна формула может занимать десять страниц, — соврала Элль. По хозяйке книжного было ясно, что ответ «нет» она не воспринимает, а Элоиза слишком устала находиться с людьми, которым от нее что-то нужно.

Хозяйка книжного тяжело вздохнула и уронила голову на ладони.

— Тео должен прийти сегодня. Я надеялась пригласить его на чай, если ты понимаешь, о чем я, — она так сильно подмигнула, что Элль лишь удивилась, как Ло умудрилась не выдавить собственный же глаз. Но вместо осадивших мозг мыслей она сказала лишь:

— Хорошо. Я постараюсь вернуться вовремя.

И улыбнулась.

Можно было и не улыбаться. Элль думала об этом всю дорогу от дома Лоры. Наверное, хозяйка книжного все поняла. Догадалась, что Элль не собирается возвращаться. По крайней мере, себе самой Элль казалась ужасно предсказуемой. Сбежать от влиятельной покровительницы, чтобы спрятаться у подруги, чтобы затем сбежать и от нее, достать из-под матраса плотно скрученный рулон купюр и исчезнуть за горизонтом где-то в стороне Архипелага. И оставить позади все, чтобы посреди ночи просыпаться живой, но с чувством вины.

«Зато живой», — одернула себя Элль, но совесть от этого не перестала ее жечь. Наоборот, ее укусы сделались только сильнее и попадали в самое сердце, а от него волнами боль и тяжесть расползалась по всей груди. Становилось тяжело дышать.

Хотелось остановиться, слиться с какой-нибудь стеной и окаменеть, но Элль одергивала себя. Нельзя было валяться грустной тряпкой вечность. Она так долго ждала, что кто-нибудь появится и спасет ее, как попавшую в беду героиню романа. Что хотя бы одна живая душа наконец-то рассмотрит под панцирем угрюмости нежность, что нуждается в бережной защите. Что хоть кто-то увидит в ней человека, достойного любви. Не талантливого алхимика, не покладистую девицу, которую можно вырастить на замену себе, не податливую пешку, которую достаточно грамотно направлять, а…

Кого? — как-то обреченно поинтересовался внутренний голос.

Элль запнулась и сбавила шаг. Остановилась у витрины магазина дамских платьев. Вывеска не горела, на стеклянной двери висела табличка «Закрыто», как и на половине заведений района. От стекла фонило свеженаложенными чарами. Опасаясь беспорядков, владельцы заведений и магазинов нанимали пока еще ничем не ограниченных алхимиков, чтобы зачаровать и укрепить окна и двери. Элль фыркнула. Из отражения на нее смотрела молодая женщина, которую, судя по виду, только отцепили от несшегося на полном ходу катера. Она похудела и как будто даже вытянулась. Щеки впали, а глаза — и без того большие — казались огромными, как две Феррис. Под ними залегли глубокие тени, и от этого складывалось впечатление, будто оба глаза наперегонки пытались зарыться вглубь черепа. Полные губы истончились, поджались, а некогда упругие черные локоны распустились и теперь напоминали выброшенные на пляж водоросли. За пару недель Элоиза будто прожила несколько лет.

Она невольно подняла руку, поднесла ее к лицу в отражении, пытаясь развеять образ перед глазами, как мираж. Не могло же все быть настолько плохо. Наверняка, это владелец зачаровал свою витрину, чтобы продать побольше платьев женщинам, готовым на любые траты, лишь бы почувствовать себя хоть немного привлекательными. Но отражение не развеялось и не исчезло. Наоборот, на глянцевой поверхности стекла заскользили новые силуэты. Мужчина и женщина. Они замедлили шаг и обернулись на девушку.