В стороне принялись возмущаться остальные бездомные алхимики, но несильно. Никто не хотел обменивать перспективу найти хоть какое-то временное пристанище на застенок. К тому же заклинатель воздуха то и дело потрясывал свистком.
— Какое пособничество? — выплевывала слова Элоиза, когда ее уже начали подталкивать к вырулившему из-за угла автокэбу.
Девушка упиралась, но выспавшийся и явно довольный своей работой заклинатель был сильнее.
Сердце забилось под горлом. Элль зажмурилась, кляня все на свете. Она не могла просто застрять в вонючем участке, когда перед ней замаячил шанс сбежать из этого кошмара, оставить все позади раз и навсегда. Она потом разберется, что это было. На что она потратила годы своей жизни. Но она не позволит этому продолжиться.
Она подняла ногу, словно собиралась сделать шаг, а потом с силой всадила каблук в сапог заклинателя. Тот вскрикнул — скорее от неожиданности, чем от боли, — но Элль уже выпуталась. Высвободила руки, сорвала перчатки, пальцы коснулись нитей, что оплетали все вокруг. Хватай любую: шум ветра, биение сердца, натяжение мышц вдоль позвоночника.
После этого пути назад не будет. Закон о неприменении магии, алхимической или какой-либо другой, был суров и не делал ни для кого исключений. Если сейчас она наложит на него дурман, то это конец.
Но кто расследовал, когда тебя одурманили, — напомнил внутренний голос.
И Элль задвигалась, будто в танце. Рисовала невидимые линии, которые складывались в формулу. Она выцепляла нити из всего, что могла поймать. Запах нагретой солнцем Солари, рябь лучей на покатых волнах, отзвуки радио, жасминовый пар пролитых на мостовую духов. Все сплелось в ведомый ей одной узор и обернуло заклинателя невесомым полотном, которое тут же начало таять, как паутина. Полицейского выгнуло, он запрокинул голову назад и уставился прямо в раскинувшееся над ним небо с глупой улыбкой, искренней, как у новорожденного ребенка.
— Бегом отсюда! — только и выкрикнула Элоиза. Сердце билось где-то под горлом от ядреной смеси ужаса от того, что она совершила своими собственными руками, и пьянящего чувства свободы. Магия, что была скована законами и правилами, наконец нашла выход, и полилась, как поток, до сих пор крепко стиснутый каменными объятиями дамбы. Все тело пело, отзываясь приятной усталостью и легкостью. Будто переживания последних недель вырвались и оставили Элль божественно пустой.
Она и сама, вместе со всеми остальными, снялась с места и побежала. Не дворами, не петляя и не пытаясь скрыться, а прямо к храму, по набережной и главным улицам. Толпа за ней с криками и гиканьем бросилась врассыпную. Куда угодно, лишь бы подальше от служителей новых законов.
В крови Элль еще кипело возбуждение. Хотелось обернуться и наложить еще пару чар, не ради самозащиты, а только чтобы почувствовать это пьянящее ощущение, когда магия, оплетенная гневом, обретает форму и жалит, жалит без конца. Погружает жертву в сладкий дурман, из которого выведет только время. Впервые Элль почувствовала себя по-настоящему живой. И теперь не видела объективных причин отказываться от этого чувства, но сама же боялась его. Поэтому с удвоенной силой работала руками и ногами, стараясь пробежать как можно дальше, пока не начнет задыхаться.
Она повернула на очередном перекрестке. До храма оставалось всего ничего, хотя Элль уже едва ли могла вспомнить, зачем ей это нужно, когда она на полном ходу влепилась в крепкую грудь. Ей даже показалось, что что-то хрустнуло, но руки крепко обхватили ее.
— Элль?
Глава 17
Элль и сама не поняла, как узнала Ирвина. Она не успела его толком даже рассмотреть, просто как только ощутила прикосновение, услышала его голос, уже знала — это он.
В крови еще клокотала вырвавшаяся из-под гнета людских законов магия, голову вело, как от вина, и самой себе Элль казалась сильной, смелой… Поэтому она, ни секунды не сомневаясь, развернулась и поцеловала его. Жадно, жарко, будто это было последнее, что она могла успеть в этой жизни.
И в ту же секунду она отшатнулась, почувствовав на языке и губах металлический привкус. Распахнула глаза и увидела… вроде того же Ирвина, но глаза его были черны, и чернота это просачивалась из радужек в белки. Он тяжело и рвано дышал, его трясло, и от него разило смертью. Элль провела голой ладонью по воздуху, кончиками пальцев чувствуя обрывки нитей, что когда-то сплетались в целую жизнь.
— Какого хрена? — выпалила она, готовая сплести еще одно заклятье.
— Элль, подожди, — взмолился Ирвин, через силу протягивая к ней руку. — Все не так, как ты думаешь. Я сейчас все объясню.
— Да ладно? — она вспыхнула от гнева и предупреждающе выставила руки. — Я только что напала на полицейского из-за тебя.
Не самая корректная формулировка, но из-за этого она будет мучаться, когда окажется в безопасности.
— Меня обвинили в пособничестве. А тебя назвали предателем. Не хочешь объяснить мне это?
— Это уже не важно, — вздохнул Ирвин и сделал несколько шагов спиной вперед, пока тени ближайшей подворотни не скрыли его. Элль не хотелось идти следом, но она рассудила, что если будет орать в подворотню с улицы, это будет гораздо подозрительнее. Так что она сделала шаг следом.
— Ах, не важно? А что тогда важно?
— Тебе нельзя возвращаться в храм, — сказал он. — И вообще лучше держись подальше от мест, где тебя могут найти люди Летиции.
Элль только фыркнула. Ирвин продолжал пятиться, будто боялся ее, будто это от нее разило смертью и кровью.
— Послушай меня, пожалуйста. Летиция приказала разыскать тебя. Она собирает всех, кто когда-то служил ей или был должен. В храме сейчас соберутся все, и алхимики, которых вышвырнули на улицу в том числе, ты понимаешь? Королева собирает армию, и если ты там окажешься…
— Какая тебе разница? — Элль хотела выкрикнуть, бросить слова ему в лицо, чтобы они обожгли, как пощечина, но получилось тихо. Даже спокойно. Будто она спрашивала, который был час. По почти безлюдной улице мимо них плелись люди с тюками и чемоданами. Впереди, в той стороне, где был храм, их становилось все больше и больше. То и дело слышался свист, и каждый резкий звук подстегивал прохожих.
— Я не хочу, чтобы ты пострадала, — только и сказал Ирвин. Он осторожно коснулся плеча Элль, заглянул в глаза. В них стоял лед. — Ты мне дорога. А если человек тебе дорог, ты стараешься защитить. Я могу привести тебя в безопасное место.
— С чего бы тебе это делать? Еще одно поручение капитана?
— Капитана больше нет, он связался не с теми людьми.
— Поэтому тебя назвали предателем? Ты убил их? Я чувствую это.
— Элль, сейчас не лучшее время и место, чтобы делать выводы, — предупредил Ирвин. По ее лицу стало понятно, что было уже поздно — все выводы Элль уже сделала и убедилась в них.
— Не прикасайся ко мне, — Элль отступила на шаг назад и выставила руку перед собой. Магия в крови тут же отозвалась на ощущение опасности. Элль почувствовала, как мир вокруг нее незримо пульсирует всем, из чего можно сплести чары. Достаточно просто накинуть на Ирвина петлю из шелеста волн, и он погрузится в полудрему. Узел можно будет затянуть, вплетя в него запахи готовящейся еды, и перед глазами появится то самое уютное и теплое воспоминание, что есть в сердце каждого. Девушка вскинула руку, поддевая первую нить, что потянулась к ней, накинула на Ирвина, но…
Колдовство отскочило. Даже не так… По ощущениям Элоизы, петля просто прошла через Ирвина, как сквозь воздух. Молодой человек стоял неподвижно, вытянул руки вдоль тела и просто смотрел на Элоизу. В его глазах плясали лихорадочные искры, дыхание сделалось тяжелым. Ему словно было больно смотреть на девушку, но он продолжал это делать, вкладывал все силы, лишь бы не отвести от нее взгляд.
— Что ты такое?
— Элль, прошу тебя. Я все тебе объясню.
Она замахнулась, будто испытывая судьбу, готовая вновь накинуть на него петлю заклинания, как вдруг почувствовала, что ее и саму оплетают чары. Чужие, неумелые, прерывистые. Они запутывали, но не вредили.
Элль перехватила нить, которую все еще ощущала между пальцев, и разрезала чужое колдовство. Оно поддалось легко, рассыпалось на обрезки тонких нитей. Такое упражнение делали все юные алхимики, когда учились управляться со своей силой, чтобы потом дать клятву, что никогда не применят незримое колдовство против другого человека.
Элль обернулась как раз вовремя, чтобы заменить зашедшую в подворотню женщину в облачении служительницы храма. Из-под капюшона виднелась тугая рыжая коса, и Элль сразу без труда узнала «сестру».
— Роза, — хмыкнула она и прокрутила запястье, готовая защищаться. Женщина сняла капюшон и соединила руки в миролюбивом жесте. Очаровательное дружелюбие после попытки наложить чары.
— Госпожа знает, что ты рядом. Приди в храм добровольно, и она простит твое предательство.
— Мое предательство?
— Ты оставила госпожу, когда она нуждалась в тебе. Поступила малодушно и безответственно, — невозмутимо продолжила Роза. — К несчастью, нас всех призывает объединиться общий враг. Когда мы будем в безопасности, она примет решение о твоей судьбе.
Элль опешила от этой великодушной щедрости.
— А как насчет ее предательства? — только и выдохнула Элоиза. — Если бы не Летиция, мы все были бы свободны, но она специально сделала так, что нам было некуда пойти. Она загнала всех нас в подполье и привязала к себе!
— Мне приказано вернуть тебя в храм. Там ты будешь в безопасности, — повторила Роза, и под широкими складками рукавов Элль заметила движение.
Она отступила в сторону, занесла руку, чтобы захватить одну или две нити, но Ирвин оказался быстрее. Он вылез вперед, сцепил руки и быстро разорвал получившийся замок. Роза вскрикнула. По рукавам начали расползаться грязные пятна. Она развела руки, и из-под манжет показались окровавленные ладони. Женщина завыла еще громче, а Ирвин схватил Элль за руку и поволок прочь из подворотни. На улицу, против потока текшей прямо к храму толпы.