— Зачем вам это? — только и спросила Элль, хоть почти сразу догадалась, что моментально пожалеет об этом.
— Чтобы найти подтверждение, — улыбнулся Ханнес. — Заклинатели управляют силами природы. Целители могут спасать и отбирать жизни, но только алхимики могут властвовать над жизнью и смертью по-настоящему. А восстановленные
— К тому же, восстановленный заклинатель — хороший заклинатель, — ухмыльнулся Доминик. — А еще он невосприимчив к магии и прекрасно выполняет приказы.
— И сколько таких вы собираетесь создать?
— Достаточно, — проговорил Ханнес, — чтобы нас восприняли всерьез. Так что, Элли, дорогая?
Она молчала, пытаясь свести все новые факты в единый образ, а три пары глаз с нетерпением смотрели на нее.
— Я ведь столькому тебя научил, а ты даже превзошла меня. Ты же не хочешь, чтобы твой талант канул в небытие?
***
Торжественного воссоединения семьи не случилось. Не то, чтобы Элль на него рассчитывала. Она даже не была уверена, что хотела его. Несколько лет назад она свыклась с мыслью, что ее семьи больше нет. Что отец умер где-то там, куда всегда стремился, а мать испустила дух из-за ее колдовства. Ей было проще представить, что папа, также как и мама, лежит где-то, измельченный в пепел в хрупких объятиях урны. Тогда ей не пришлось бы объяснять ему, что мамы, так нуждавшейся в нем, так горячо любившей его, не стало из-за наивных и самонадеянных чар самой Элль. Ей не пришлось бы сталкиваться с осуждающим взглядом или — того хуже — усмешкой, которая значила бы, что Элль усвоила очередной урок, вроде того, что нельзя протирать глаза руками, если до этого чистила острый перец.
И все же… в глубине души она как будто надеялась, что однажды он найдет ее. Обнимет и скажет, что все будет хорошо. Что они отстроят новый дом, свободный от призраков прошлого, создадут новое будущее.
И вот, после стольких лет, он стоял перед ней и будничным тоном говорил о делах. Показывал Элль ее кабинет, приглашал других алхимиков, про между прочим говорил, что это его дочь, что смогла вернуть к жизни мертвеца, а те кивали, будто Элль всегда была здесь и уже успела всем изрядно поднадоесть.
А если бы Элль не оживила Доминика, попытался бы Ханнес ее найти? Почему он не попытался выйти с ней на связь раньше? Он мог бы просто передать с Домиником какую-нибудь зачарованную вещицу, она бы тут же узнала узор его магии!
Но ответ напрашивался сам собой — до тех пор она просто была ему не нужна. Не интересна в своем девичьем желании выйти замуж и создать семью, в которой была бы настоящая любовь, не сотканная из чар.
Элоиза едва дождалась, когда пытка с очередной обзорной экскурсией и лекцией о величии алхимиков закончится. Еще в самом ее начале Доминик ускользнул, и Элль даже пожалела об этом. Пока он был рядом, в ней было достаточно гнева и отвращения, чтобы держать в руках свое отчаяние. А теперь она вся бурлила, и когда отец великодушно отпустил ее отдыхать, пожелав, чтобы завтра она изучила все записи и легенды о восстановлении мертвецов, Элль кивнула и, пошатываясь, направилась в свою комнату.
Ей не нужно было, чтобы он обнял ее искренне. Ей не хотелось, чтобы он по-настоящему, до слез, обрадовался тому, что просто может видеть ее перед собой. Не было необходимости в том, чтобы немолодой уже мужчина крепко обнимал ее, боясь хоть на минуту отпустить, чтобы спрашивал о ее жизни, чтобы рассказывал другим о безудержной радости, что его дочь наконец-то с ним. Но правда была в том, что Элль желала этого… пусть и считала, что загнала это желание глубоко под лед своего охладевшего сердца.
Она зашла в свою комнату, привалилась к двери и разрыдалась.
По другую сторону двери, как сторожевой пес, стоял Ирвин.
Глава 21
Выделенный Элль кабинет располагался на верхних этажах и раньше явно принадлежал целителям. От предыдущих хозяев остались кушетки и ширмы, а по соседству с ними уже новые обитатели Обсидиановой башни поставили рабочий стол, мензурки и пробирки, перегонные аппараты и ингредиенты. Все вместе это выглядело зловеще, как пыточная. Ханнес провел ей небольшую экскурсию.
— Если тебе будет нужен Доминик или Ирвин, вызывай их в любой момент, — он указал на систему колокольчиков на двери. — Если проголодаешься, еду тебе принесут прямо сюда. У нас не так много времени. Настроения в городе не позволяют медлить.
— Чего вы хотите? — только и спросила она.
— Чего мы хотим, — поправил Ханнес. — Когда начнутся беспорядки, мы станем настоящим щитом для алхимиков, защитим их и поведем за собой. Прямо на Башню Коллегий.
— Мятеж, — констатировала девушка.
— Ты мыслишь логикой Верховной Коллегии, — разочарованно поцокал языком Ханнес и опустил ладонь на стопку книг и брошюр, сложенную на рабочем столе. — Это надо исправлять, Элли. Бегло ознакомься, чтобы лучше понимать, зачем мы здесь и почему ты особенно ценна для нас.
— Мне казалось, ты уже довольно подробно все объяснил, — фыркнула она, мысленно одергивая себя. Ей бы помолчать, посмотреть в пол, как она часто делала с Летицией, но не получалось. Все внутри требовало сопротивляться, упираться, отпихивать отца и его влияние.
Ханнес не разозлился. Наоборот, улыбнулся, и в его чертах показалась давно заблудившаяся нежность.
— Элли, — вздохнул он, — я понимаю, что ты злишься, дорогая. Я знаю это чувство лучше, чем кто-либо. И я не прошу тебя завязывать эти чувства в узел, нет. Я прошу лишь смирить их на время, чтобы как следует разобраться и понять мир, в которым мы живем на самом деле. Правда не погасит твой гнев, но укажет ему верное направление. Начать можешь с этого.
Он вытащил из стопки самую толстую и увесистую книгу и развернул к Элль. На обложке она прочитала: «Полная история алхимии и алхимиков. Ханнес Фиуме. Издание третье, дополненное».
— Не думаю, что управлюсь за час, — хмыкнула девушка, а в глубине души распушилось удовольствие от того, как осунулся Ханнес, не увидев на ее лице восторга от результатов его многолетнего труда.
— Можешь читать по диагонали. Главное, разберись с восстановлением мертвецов. Я нашел путевые заметки, которые изучал с Домиником, но, может, ты увидишь в них нечто большее.
И он вышел, оставив Элль одну в предназначенном ей одной кабинете. Она еще раз окинула взглядом пространство, пытаясь представить, что будет, если ей действительно придется восстанавливать очередного мертвеца. Прошлое восстановление потребовало непомерной жертвы, которую Элль принесла добровольно, но неосознанно. Чего такое сильное колдовство потребует взамен во второй раз? А главное, можно ли было обернуть это вспять?
Элль встряхнулась, сняла перчатки и уселась в кресло. Все четыре ножки жалобно заскрипели и начали шататься каждая в свою сторону. Девушка кое-как устроилась на непрочной мебели и раскрыла книгу, попыталась сосредоточиться на бежавших по дешевой бумаге строчках текста, расслышать голос под сводом черепа, который озвучивал слово за словом. Она жмурилась, как будто это помогло бы ей ярче расслышать собственное воображение, уловить в нем образ папы — не господина Учителя, а человека, который со смехом и дурацкими стишками строил дом на краю земли из песка, пыли и чар. Слова на долю секунды стали объемными, как пузыри на луже во время дождя и лопнули. А вместе с ними и призрак папы.
Текст был тяжелый, со множеством ссылок на другие работы и исследования, Ханнес цитировал выдержки из Писания, и это получалось гордо и возвышенно, его слова задевали что-то внутри. Элль опомнилась и провела ладонью над книгой, чувствуя, как от страниц к кончикам пальцев тянутся тонкие ниточки чар. Она отбросила книгу, надела перчатки и открыла вновь — уже форзац, где нашла адрес типографии. Той самой, куда ее приводила Милли. Поцокала языком и отложила том подальше на край стола.
Нужно было заняться делом. Нужно было понять, как выбраться из башни до того, как учение Ханнеса завладело бы ее сутью. Несколько минут она остервенело мыла руки в тазу, пытаясь разобраться, как поступить дальше. Ханнес нацелился на грандиозное выступление в день, когда алхимики и заклинатели столкнутся на улицах Темера. Необходимо было понять, когда именно это случится.
Шагающей из угла в угол ее застал Ирвин. Он осторожно постучал о косяк и закрыл за собой дверь.
— Тебе нужно поесть, — сказал он, демонстрируя на вытянутой руке тарелку с сыром, сушеной рыбой и лепешками. Элль скривилась от соленого запаха, но живот предательски завыл. Ирвин усмехнулся на это и поставил тарелку рядом с книгами. — Как успехи?
— Никак, — она помассировала виски и кончиками пальцев подцепила остывший хлеб. — А у тебя?
— Ты здесь, моя работа выполнена. Теперь я целыми днями в лаборатории Доминика участвую в экспериментах.
— Каких?
Ирвин помялся, подбирая слова.
— Разных. Он испытывает мои способности. Насколько я или кто-то вроде меня может быть полезен в деле революции.
Звучало слишком уж расплывчато, но Элль решила не уточнять. Вместо этого спросила:
— А откуда «Рох» берет мертвецов для восстановления? Ты же как-то сюда попал.
— Ну, меня нашли истекающим кровью в подворотне. А так умирающими и почти умершими «Рох» обеспечивает Пенни, она же владелица нескольких мануфактур — там бывают несчастные случаи. А еще она помогает какому-то приюту. Наняла туда своих людей, они все и привозят под водой.
— С твоей помощью?
Вместо ответа был только кивок. Элль тяжело вздохнула, пытаясь как-то унять возмущение. Ирвин добавил:
— Сегодня привезут нескольких человек. Скорее всего, Ханнес потребует, чтобы ты что-то с ними сделала.
— Но я не хочу, — ужас дрожью прокатился по телу.
И тут раздался третий голос, ленивый, одновременно тягучий и шершавый, как замешанный в мягкую резину песок.
— А его это не волнует. Тебе ли не знать?
Привалившись к дверному косяку, стоял Доминик. Он весь ссутулился и глядел на Элль исподлобья, как будто ему было тяжело даже дышать. Его покачивало, несмотря на то, что он держался за стену. Еще раньше, чем он полностью втащил себя в кабинет, помещение заполнил едкий кислый запах. Элль уже чувствовала его в кабинете отца, но тогда он был слабее и тоньше. Доминик Верс был жутко пьян.