— А если демонстрации будет недостаточно?
— Мистер Вальд? — посол обратился к королевскому инженеру. Тот неторопливо расстегнул пуговицу на пиджаке и достал из внутреннего кармана две фотокарточки. Передал их сидевшей напротив нее Амаль и попросил отдать дальше.
Женщина взглянула на изображение. На одной карточке была стоянка посреди каменистой пустыни. Панцирные верблюды с детенышами, а среди них — замотанные в узорчатые ткани люди. Трудно было определить, где мужчины, а где женщины. Одни сидели возле глинобитных хижин, другие собрались возле уличных печей, в стороне целая группа упражнялась с разномастным оружием: винтовками, мечами. Под навесом лежали вповалку еще люди, но лиц их было уже не разобрать. На второй карточке вповалку лежали уже все. Верблюды спрятались в панцири, люди валялись, раскинув руки и ноги. Дым из уличной печи смешался с тем, что поднимался от останков.
— Это стоянка наших пустынных соседей. Караван направлялся на север Архипелага к Мертвым островам и к столице кочевников — Альмире. Мы перехватили их недалеко от береговой линии и получили разрешение на испытание новинки, — с ловкостью фокусника он достал еще одну карточку, на ней уже были сверкающие на солнце пушки. — Это «Сирена» — новейшая разработка для Галстеррской армии. Выпущенный снаряд может преодолеть несколько километров и всегда вонзается в землю острым концом. Как только он закрепляется, открываются шлюзы в видимой части, и раздается мощный звуковой сигнал. В зависимости от изначальной настройки можно сделать так, чтобы люди просто потеряли сознание или быстро и безболезненно умерли от разрыва сосудов.
— Или медленно и болезненно, — со знанием дела добавил до того молчавший вице-адмирал. Ричард Вальд согласно кивнул.
— Преимущество «Сирены» в том, что она обеспечивает максимально эффективное выполнение стратегических задач с минимальными повреждениями для инфраструктуры. Никаких разрушенных домов и воронок от снарядов.
— Прошу прощения, — Амаль протянула руку и забрала первые фотокарточки. Показала делегатам разрушенное поселение. — Это не очень соответствует тому, что вы сказали.
— Виноват, мэм, — подал голос вице-адмирал. — Но с пустынниками всегда так. Их для верности лучше подпалить.
— Очаровательно. Но здесь — не пустыня, — произнесла она. — И мы имеем дело не с вооруженными фанатиками, а с простыми людьми, у которых однажды уже забрали все, и теперь они в отчаянии. Напуганы, что все это может повториться.
— Мы это прекрасно понимаем, мэм, — перехватил инициативу Редер. — Именно поэтому корабли — не главное. Мы готовы предложить вам нечто большее — гарантии безопасности для всех ваших людей. В том числе и для алхимиков.
***
— Я надеюсь, твои действия были обусловлены научным интересом, — только и сказал Ханнес, когда они с Элль остались наедине. Они немного отстали от процессии из пяти алхимиков и Ирвина, двигавшихся к лаборатории на нижних этажах. Хотя, «наедине» было сильно сказано — в коридорах башни гудело тревожное эхо. Впереди катились носилки, на которых лежали еще живые стонущие люди. Элоизу попросили их встретить и проводить в кабинет.
— Я не очень понимаю, — вздернула подбородок Элль.
— Как бы тебе объяснить… ты же не лезешь целоваться с лягушками, на которых испытываешь зелья? Не облизываешь крыс? — раздраженно проворчал Ханнес, словно действительно не понимал, как Элоиза вообще допустила возможность близости с восстановленным мертвецом. — Или я чего-то о тебе не знаю?
— Ирвин не лягушка и не крыса.
— Но он наравне с ними, дорогая. Ты ведь видела, как он выглядит на самом деле, когда его жизненные функции уже не поддерживаются?
Элль хотела возразить, но шедший впереди Ирвин повернул голову в ее сторону и приподнял брови. Элоиза замедлила шаг, хватаясь за мысль, зародившуюся в голове. Она никогда не была сильна в интригах и сложных схемах, ее горизонт планирования размывался уже после двух дней обозримого будущего. Но в этот раз она решила дать себе еще один шанс.
— Чем еще вы занимаетесь в башне? Кроме возрождения мертвецов, — соврала она.
— Так, мелочи. Зелья, взрывчатка. Алхимическое оружие, если угодно, — пожал плечами Ханнес.
— И что вы планируете делать с этим потом? — она посмотрела на отца во все глаза, будто и не было у них никакого серьезного разговора о неподобающем поведении девушки.
— Всё можно продать, если найти правильного покупателя, — на этот раз запнулся уже Ханнес. — Но сперва нам нужно показать, что мы не просто безмолвная масса. С нами нужно считаться.
Элль кивнула. Носилки подняли в ее кабинет, где уже поджидал Доминик. Час назад Элоиза пришла в его пропахшую перегаром и потом комнату, чтобы заключить сделку. Она найдет способ освободить его, сохранив жизнь, а он — прикроет ее от Ханнеса. Пока что у нее не было ни малейшего представления, как это осуществить, главное, что Дом поверил и горячо пожал ей руку. Потом дернул на себя, но тут же свалился с ног. Похмелье оказалось сильнее бушевавшего в нем желания.
Чтобы немного поправиться, Дом осушил бутыль домашней настойки. Пока он жадно глотал огненную воду, Элль пыталась осмотреться в полумраке его обиталища. Она надеялась найти книги, какие-то записи, но в помещении не было ничего, кроме тусклых бликов стеклянных боков бутылок. Она даже ненавязчиво спросила, знает ли Доминик что-нибудь о легендах Северной Пустыни, на что тот рассмеялся и с видом важного взрослого сказал, что все пустынники — необразованные варвары, верящие в вымышленного бога. Ему ли не знать — в их доме служила одна из таких. Не смогла жить вдали от жаркого, наполненного песком ветра, и исчезла в один прекрасный день.
«Иногда она приходила ко мне по ночам, рассказывала сказки, когда ее рот не был занят более важными делами. Ты же не против…? Это было задолго до тебя, но я не могу ее забыть, хоть она и прислуга», — бормотал Доминик, в третий раз пытаясь правильно застегнуть рубашку.
Но Элль не беспокоила его связь с прислугой. Куда важнее было понимание, что Дом и сам не понимал, почему именно Ирвин пережил восстановление. Почему один единственный раз его кровь, пронизанная магией и любовью, смогла подарить жизнь кому-то еще. Его это не особенно волновало. Он раз за разом повторял опыт в надежде обрести уважение своего учителя. Он не пытался копнуть глубже, вдруг дело было в Ирвине? Или в дне недели? Или в фазе Феррис?
Он знал и осознавал так мало, что Элоизе хотелось как следует оттаскать Доминика за его тонкие жидкие волосы, но она сдержалась. Намекнула, что поищет способ разгадать загадку смерти, и попросила Доминика повторить свой опыт с теми, кого доставит Ирв.
Когда они вошли в кабинет, все уже было готово. Ирвина выгнали за дверь, Доминик взял все командование на себя. Младшие алхимики погрузили людей — двоих мужчин — на столы для целительских операций. Один был таким тощим, что напоминал брошенную на стол ветошь, изъеденную молью до дыр. Второго же раздуло, как перестоявшее тесто. Он тяжело дышал, хрипел, в его груди что-то булькало, а в углу рта блестели не до конца схватившиеся багровые корки.
— Ты помнишь закон равновесия? — спросил Доминик, наклоняясь к Элль. Младшие алхимики отошли в сторону, Ханнес замер на безопасном расстоянии, сцепив руки за спиной. Элоиза и Дом оказались одни против двоих умирающих.
— Энергия перетекает из зоны большей концентрации в зону меньшей ради установления равновесия, — процитировала Элль. Вышло коряво, но и ситуация не располагала к вдумчивому копанию в памяти.
— Сделай между ними канал, свяжи их, — скомандовал он шепотом и отстранился, будто близость Элль выжигала воздух вокруг него.
Элль выпростала руки и провела пальцами, хватая безвольно болтавшиеся в воздухе нити. Каждый из умиравших цеплялся за жизнь, каждый тонул в отчаянии. Худого безразличие глодало, а раздутого все никак не могло утащить на дно, но оба равномерно погружались в пучину, как бы ни старались набить свои грудные клетки воздухом. Они уже ничего не видели и не слышали в предсмертной агонии, но когда Доминик и Элоиза в четыре руки связали между собой их нити, не заботясь о прочности узлов, оба забились, как выброшенные прямо на жаровню живые рыбы.
Они кричали, раскрывали рты, пока из глоток не полетели брызги крови. Элль хотела отвернуться, но она знала, что не посмеет. Она бросила взгляд на Доминика — тот стоял безразличный к происходившему. Наблюдал за агонией, как будто заранее знал, что ничего не выйдет. Он едва шевелил пальцами, распуская самые слабые узлы, которые облегчили бы муку и позволили двум связанным душам незаметно проскользнуть за завесу, прямиком на суд Дремлющих богов, когда они проснутся и возобновят приемные часы в своем чертоге.
Вскоре оба умиравших стихли, обмякли, напоминая усеянный рыбами и медузами пляж после шторма. Дом утер покрытый испариной лоб и махнул младшим, чтобы убрали тела. Глянул на Ханнеса, кивком обозначая конец эксперимента.
— Я ожидал другого, — поджал губы отец. Элль напрягла плечи и спину, чтобы не склонить голову под грузом отцовского разочарования.
— Отрицательный результат — тоже результат, — невозмутимо парировал Доминик.
— Предыдущий продержался два часа.
— Я пытаюсь выяснить, в чем причина. Коллегия, возраст, состояние здоровья, биография — так много факторов, — рассеянно взмахнул рукой Дом и тут же закашлялся. Его горло распухло, раздалось, и принялось душить собственного хозяина.
Ханнес стоял неподвижно, только сжимал кулак перед собой. Пылающий взгляд перешел с Доминика на Элоизу.
— Мне нужно три восстановленных мертвеца. Минимум, — прошипел он. — Корабли Галстерры уже в Темере.
Ханнес ослабил хватку, и горло Доминика начало сдуваться. Когда оно позволило глотнуть воздуха, сын Летиции Верс в неизменной надменности сказал:
— А я-то думал, что нам важно качество, а не количество.
Ханнес упер взгляд в дочь.
— Элли, я рассчитываю на тебя. Это наш шанс стать по-настоящему свободными. Бери любые книги, работай день и ночь, — требовал он, пока сам не выдохся. Он говорил что-то еще, но взгляд Элль возвращался к каталкам, которые не могли разъехаться в узком дверном проеме. С каждым словом Ханнес становился все дальше, и Элль не пыталась уцепиться за него, спросить, зачем это все. Просто не видела смысла. Кажется, она ничего и не видела, кроме двух отпечатков смерти, повисших над полом.