– Я вернусь, – тихо обещаю я ему то, в чем еще не хочу себе признаваться, но давно знаю. По отношению к нему я буду честна.
Иррах скулит, но не жалобно, а скорее нервно. Я сажаю его на землю, и он сам толкает меня носиком дальше к границе. Медленно, не сводя с него взгляда, я отступаю на несколько шагов назад и перешагиваю границу королевств, едва замечая ударную волну магии, прошедшую сквозь меня. Я хочу еще что-то сказать ему, но слова застревают у меня в горле.
Так что я вытираю глаза, отворачиваюсь, и в этот момент Иррах тоже перебегает через границу. С открытым ртом я смотрю на него, а он останавливается и осторожно проверяет лапами незнакомую траву. Как это возможно? Может быть, потому что он волшебный волк? Но нет. Ни одно существо не может переступить границу только потому, что оно волшебное.
Должно быть, дело в чем-то другом. Значит, граница ослабла. Конечно! Я ведь победила Невана. Принц потерял потенциальную невесту. Граница становится слабее, потому что Неван слабеет.
Сплю до рассвета, свернувшись в обнимку с Иррахом под кустом бузины. Мягкий весенний воздух окутывает меня, как одеяло, как объятия старой подруги. Удивительно, почему я не радуюсь своей победе? Неужели до сих пор не осознала, что я сделала? Но и на следующее утро я об этом не думаю. А думаю о пересечении границы. Маленький волшебный волк смог ее преодолеть, а лошадь – нет. Пока нет. Может быть, другие смогут перейти границу со мной, если она и дальше будет слабеть.
– И что такая красивая малышка, как ты, делает так близко к границе? – вдруг слышится чей-то хриплый голос.
Рывком вскакиваю на ноги и приставляю кинжал к горлу незнакомца, прежде чем он успевает что-либо сделать.
– Тот же вопрос я могла бы задать и тебе. Малыш, – дышу через рот, потому что не хочу лишний раз вдыхать его гнилой, кисловатый запах.
Он неловко смеется и поднимает руки, под ногтями которых скапливается ржаво-красная грязь.
– Я просто хотел спросить, не нужно ли вас проводить в ближайшую деревню. Но, видимо, не нужно.
Я отталкиваю его от себя и засовываю кинжал обратно, не сводя с него глаз. Он ехидно ухмыляется мне, покачивая сумкой. Разбойник? Дрожь пробегает у меня по спине, потому что он отталкивает меня, и в то же время я ощущаю слабую связь с ним. В его присутствии что-то сжимается в моей груди, как осколок льда, вонзенный в мое сердце. Человек, должно быть, поражен проклятием Невана. Но почему я это чувствую? Все в Вентурии, похоже, ориентировано на равновесие. Означает ли это, что я благодаря своей победе над Неваном получила больше власти, в то время как он часть своей власти потерял?
– Тебе лучше уйти, – спокойно говорю я и свистом подзываю к себе Ирраха.
Он с тревогой смотрит на волка, потому что в Ауруме таких нет. Но тут его взгляд скользит по серебристому, безупречному меху Ирраха.
– На рынке за него немало деньжат отвалят.
– Больше предупреждать не буду. Разойдемся по-хорошему.
Его глаза вспыхивают, и он насмешливо раскланивается:
– Конечно, миледи.
Иррах бежит за мной, и я не оглядываюсь, но слышу, как мужчина выхватывает нож и бросается на меня сзади. Резко разворачиваюсь и призываю ледяную магию. Здесь, в Ауруме, это делать сложнее, но мне удается превратить витающие в воздухе капли влаги в кристаллы льда и швырнуть их ему навстречу. Все же моя догадка верна. Моя магия возрастает по мере того, как ослабевает Неван.
Он спотыкается и падает.
– Ах, проклятая ведьма, – произносит он дрожащим от отвращения голосом, косясь на мои уши. – Ты, должно быть, из фейри! Только прикидываешься милой девушкой. – Он отползает от меня. – Я расскажу о тебе гвардии. Они тебя на костре сожгут, поганая нечисть.
Я бросаю многозначительный взгляд на его сумку, которая, по всей вероятности, набита ворованным товаром, и насмешливо фыркаю:
– О, я уверена, что гвардия будет счастлива тебя увидеть.
Он чертыхается и бросается наутек. Я не могу подавить улыбку, даже если мне не хочется улыбаться. Хорошо иметь такую власть.
– Эй, девушка, – окликает меня еще один человек.
Я поворачиваюсь и вижу перед собой рыцаря на лошади светло-коричневой масти. Это лошадь моего отца.
– Вас ограбили? Я могу вам?.. – Он останавливается и натягивает поводья своей лошади. – Принцесса Верис?
Да, добраться до замка незамеченной не вышло.
– А вы поверите, если я скажу, что у Верис была сестра-близнец, пропавшая еще в детстве и выросшая как добрая крестьянская девушка?
– Вы принцесса, – благоговейно заключает он, спрыгивает с коня и снимает шлем.
Я подхожу ближе. Узнаю эти рыжие непокорные кудри.
– Элмар? – Племянник Изобеллы, которого я видела в последний раз больше трех лет назад. Ему тогда было четырнадцать, и его только-только представили старшему конюшему.
– Я… я вас… Могу ли я… Ох, небо… Клянусь Мерданой… Да ваши родители будут вне себя от радости!
– Что ты здесь делаешь?
– Король распорядился, чтобы оруженосцы патрулировали границу. Если вдруг вы вернетесь.
Что-то теплое окружает мое сердце, потому что мои родители не отказались от меня. Я никогда не смела на это надеяться.
– Ты можешь раздобыть для меня лошадь? – спрашиваю я. Он открывает рот, протест в его глазах очевиден, и я продолжаю: – Просто лошадь. Хорошо? Никакой кареты. Никакого конвоя.
Путешествие с Элмаром прошло бы быстрее, если бы я не думала то и дело, как отношусь к родителям. Элмар оказался разговорчивым, и всю дорогу мы болтаем. Он рассказывает мне, что все больше и больше жителей Аурума попадают под влияние ледяных осколков. Гораздо больше, чем раньше. Некоторое время я молчу. Наверняка в этом есть и моя вина. Граница ослабла, и, вероятно, теперь поток осколков увеличится.
Элмар не преувеличивает. Люди спорят, крича до хрипоты, дерутся, мародерствуют. Где же мой любимый Аурум, полный цветов, тепла и дружелюбия? Ничего не осталось.
Я пришпориваю своего коня, едва мы въезжаем в городские ворота. Мое сердце колотится в такт с нестройным стуком лошадиных копыт, пока мы маневрируем по узким улочкам. Здесь царит привычная вечерняя суета, и я чувствую себя неловко. Эта суета никак не нарушается, даже когда жители замечают меня и узнают. Они ничего не говорят, только молча смотрят, а когда я проезжаю мимо, ахают и бормочут молитвы.
Я миную конюшни у стен замка и рысью въезжаю во внутренний двор. Моя лодыжка горит от боли.
– О лошади я позабочусь! – кричит мне вслед Элмар, и я быстро оглядываюсь через плечо, чтобы поблагодарить его кивком головы. Затем спешиваюсь и бегу в замок, мимо охранников, которые только смотрят на меня и даже не приветствуют. Мой отец сейчас наверняка в своем салоне, где с доверенными лицами обсуждает насущные проблемы. Мама наверняка в саду, где ухаживает за своими розами.
Но я спешу к кухне, где пахнет простой похлебкой. Мои родители поели, теперь может поесть и прислуга. Вбегаю в освещенную вечерним солнцем низкую столовую, в которой душно и тепло благодаря примыкающей кухне. Повсюду суетятся слуги.
Изобелла сидит на деревянной табуретке и поворачивает голову, как только я появляюсь. Будто между нами незримая связь. Тотчас вся краска сбегает с ее лица, а затем она бросается ко мне и заключает в крепкие объятия.
– Изобелла, – только и могу произнести я, а в глазах уже стоят слезы.
– Девочка моя, – шепчет она мне на ухо и гладит меня по волосам. Больше сказать нечего, да слова и не нужны. Некоторое время мы обе тихо плачем, не желая отпускать друг друга после долгой разлуки. Но в какой-то момент я немного отстраняюсь от Изобеллы. Она гладит меня рукой по щеке и несколько секунд внимательно разглядывает. – Ты такая смелая. О твоей жизни можно написать книгу.
Чувствую укол в сердце, потому что в отличие от героев книг я пока никого не спасла, кроме себя самой.
– Значит, ты по-прежнему любишь сказки, – все же добродушно издеваюсь я, потому что не хочу разрушать этот момент.
Она нежно гладит меня по носу и не отводит взгляда.
– Только они меня и утешали, пока тебя не было.
Отец приходит на кухню, где я ем гороховое рагу и пересказываю слугам самые чудесные вещи зимнего королевства. Сейчас, когда я почувствовала себя более или менее защищенной, было легче превратить мои переживания в подвиги. Однако при виде короля все замолкают, кроме Ирраха, который шумно грызет кость.
На мгновение я пугаюсь, что отец рассердится, и поспешно вскакиваю, отчего мой стул опрокидывается на пол.
– Я несколько дней не ела, – начинаю я свое оправдание, хотя мы с Элмаром в обед угостили друг друга огромной порцией клецок с сахарным сливовым соусом.
Но отец бросается ко мне, чтобы обнять.
– Я послал слугу за твоей матерью, – говорит он странно напряженным голосом. – Давай подождем ее в салоне, – с этими словами он выводит меня из кухни.
Мне столько хочется и нужно рассказать, но дыхание перехватывает, пока мы молча идем в салон. Теперь я даже хочу, чтобы отец разозлился, потому что тишина невыносима.
В салоне окна распахнуты настежь, дует мягкий вечерний ветерок, и мой отец буквально загоняет меня в одно из роскошных кресел. Иррах прыгает мне на колени, и тут входит моя мама.
Я вскакиваю, ожидая, что она будет ругать меня, потому что я села в кресло в грязной одежде, да еще и с диким зверем на руках. Но слова застревают в горле, когда я вижу, что на ней бесформенное одеяние угольно-черного цвета. Это цвет траура. Я хочу спросить ее, кто умер, но тут осознаю, что она носит его из-за меня.
Она всхлипывает, хотя обычно спокойна и невозмутима, и обнимает меня, а я зарываюсь лицом в ее волосы, на которых осталась лишь тень привычного золотого сияния. И руки на моих плечах такие слабые, безвольные. Она достаточно настрадалась.
– Ты победила? – неуверенно спрашивает она. Я лишь качаю головой.
Она хватает меня за плечи и пристально изучает мое лицо: