етей друг против друга.
А меня она использовала все это время. Я была ее марионеткой. Своим проклятием она избавилась от Дафны, которая сделала бы Невана более могущественным. А они действительно любили друг друга, только вот королева не подумала о побочных эффектах проклятия. Ведь Неван в итоге стал неуязвимым. Поэтому избавиться от него должна была я, поскольку являлась Проклятой.
Но к чему сейчас эти выводы? Неван по-прежнему угрожает Ауруму независимо от того, является ли он марионеткой королевы. Он не успокоится, пока не захватит Аурум. Он беспощаден, жесток и холоден. Только вот…
– Верис, – голос отца эхом разносится по рядам полок. Он замечает меня прежде, чем я успеваю откликнуться. Как всегда, он мельком смотрит на детскую книжку в моих руках, будто не зная, как реагировать. – Готова?
Я отталкиваюсь от оконной рамы.
– Да, конечно. Я уже иду.
Неван спас меня. Он мог позволить мне умереть в долине ледяных драконов, и в этом случае зимнее королевство признало бы его победителем, а меня – его женой. Правда, уже мертвой женой, но все же. Столько раз он мог оставить меня на произвол судьбы, столько раз уверял, что ему безразлично, что со мной будет дальше, а в итоге все же поставил мою жизнь выше своей власти. Почему же я сразу не поняла этого?
– Лейтенант Дарвелл сомневается в нашем плане, поэтому… Верис, ты слушаешь?
Тереблю платье. Воспоминания о мимолетных моментах, когда я чувствовала себя одним целым с Неваном, переполняют меня. Может быть, его сердце уже тогда начало понемногу оттаивать. Может, еще есть надежда, есть способ закончить многовековую войну без кровопролития. Способ спасти и его. Того мальчика, которым он был, и того фейри, которым в итоге стал: прячущимся за ледяной стеной, на которую я могла лишь бросать мимолетные взгляды.
Отец берет меня за руку.
– Что с тобой сегодня происходит? Я так тобой гордился в последние дни. Теперь нам нельзя отступать. Это не игра, Верис. Если вдруг ты передумала, останавливаться уже поздно.
С тех пор как прибыла в Аурум, я чувствую себя неуютно. Будто это больше не мой дом. Время найти свой путь. Хоть раз в жизни идти своей дорогой. Но сражения и кровопролитие – не мой путь, как бы я ни пыталась убедить себя в этом. Я не могу бросить в беде фейри, которых люблю. Не могу допустить, чтобы Сиф и Элирию, Роуэна, Халдана и Эквина, всех, кто был так добр ко мне, хотя я была их врагом, убили. Не могу допустить гибели Энцекиаль, Майи и других обитателей Вентурии, которые страдают от проклятий Эвелун. Я хочу защитить их так же, как и мой народ в Ауруме.
– Дай мне полгода, – я хватаю отца за рубашку и смотрю на него с мольбой. – Пожалуйста, отложите военный поход на Ригос на полгода.
Его брови удивленно ползут вверх.
– Мы не можем медлить ни дня. Поверь, я бы и сам очень хотел, чтобы ты как следует отдохнула, потому что одной Мердане известно, что тебе пришлось пережить, но…
Я немного встряхиваю его.
– Нет, ты не понимаешь. Я возвращаюсь в зимнее королевство. Я покончу с проклятием без кровопролития. Ни фейри, ни люди не пострадают.
На щеках отца выступают красные пятна, и растерянность уступает место гневу.
– Это безумие. Я не отпущу тебя одну в зимнее королевство, теперь, когда у нас, наконец, есть план.
– О, ты о плане, который в кои-то веки не ложится на плечи невинных девушек, которых ты использовал как шахматные фигуры? – фыркаю я. – Потому что до сих пор ты не колебался, отправляя нас на верную смерть.
– Ты забываешься. Ты не можешь остановить проклятие. Он знает о Поцелуе Дафны, твоем единственном оружии. Больше тебе делать нечего. Кроме того, чтобы поделиться своими знаниями о врагах и помочь освободить Аурум.
– Ты еще не все обо мне знаешь, – в моем голосе слышится что-то темное, и на мгновение отец умолкает. Пусть же посмотрит на свою дочь, которую он пока не узнал достаточно с тех пор, как она вернулась. Я поднимаю руки и вызываю лед, даже если это рискованно. Сверкающие кристаллы кружатся вокруг меня.
– Как ты можешь… Что с тобой случилось? – в ужасе шепчет он и отступает.
Я опускаю руки, и ледяные кристаллы исчезают. Не хочу его пугать. Лишь хочу, чтобы он понял. Пусть знает, на что я способна.
– Вы заставили меня посвятить всю свою жизнь этой одной задаче. Вы послали меня в зимнее королевство и почти все время держались на расстоянии. – Взгляд отца смягчается, и он открывает рот, чтобы возразить, но я продолжаю: – На этот раз я хочу отправиться в зимнее королевство на своих условиях. Я уйду, неважно, позволишь ты или нет, и если ты пошлешь воинов, я буду на стороне фейри. Но если ты когда-нибудь по-настоящему любил меня, дай мне эти полгода.
Он долго изучает мое лицо, и я могу только догадываться, о чем он думает. Я помню слова Невана. Злых нет. Есть только люди, которые пытаются справиться со своими проблемами. Тем способом, который они знают, и теми средствами, которыми они располагают. И у моего отца есть свои средства, как и у меня свои. Теперь остается только вопрос, сможет ли он довериться моим.
– Два месяца, – наконец говорит он, переводя дыхание, и в глазах его мука. – Даю тебе ровно два месяца.
Торжествующие слезы горят в уголках моих глаз, и я бросаюсь в объятия отца.
– Я не подведу тебя, – шепчу я. На этот раз мой план сработает.
Душистый горошек и празднества
Неван
Во мне растет беспокойство. Прошло полмесяца с тех пор, как Верис унизила меня, и я ни на шаг не продвинулся вперед. Она недостижима. Неприкасаема. В этот день мне еще неспокойнее, потому что моя половина придворных разместилась в замке королевы в честь празднования летнего солнцестояния. Июньские празднества я всегда ненавидел: целый месяц одни нескончаемые празднества. Но в этом году ненависть, кажется, удвоилась. Если фейри опьянеют от дневного наслаждения медовым вином и цветочной пыльцой, я смогу незаметно скрыться. И все же сегодня как-никак первый день праздника, я просто обязан присутствовать. Сила моя ослабевает с тех пор, как Верис победила меня, и эти торжества сейчас единственное, что может помешать мне пасть окончательно. Зимнее королевство не любит, когда его обитатели совершают такие ошибки. Возможно, мое участие в июньской церемонии открытия умилостивит его.
Глубоко вдохнув, открываю дверь в бальный зал. Я представлял, что меня может ожидать, но тут я засомневался, в здравом ли уме моя дражайшая матушка. Все такое отвратительно слащавое. В избытке украшения из позолоченных листьев душистого горошка, золотые огни слепят глаза, а гости пронзительно, даже неестественно, смеются. На этот праздник все по традиции надевают одежду, расшитую золотом вместо серебра. Для меня это равносильно предательству. В этом году на праздник впервые пригласили яров и племя Куаран. Они чувствуют себя здесь одинаково неуютно и держатся поодаль, стоя тесными группами на краю стеклянного зала.
Гости расступаются передо мной, пока я иду к трону матери. Над ней порхают несколько десятков птиц: синицы, серые вороны, горные зяблики, свиристели с чисто белым оперением. Не очень хороший выбор для праздника в летний месяц. Только когда я встаю прямо перед троном, то различаю тонкие шелковые нити, простирающиеся от запястья моей матери до когтей птиц и не дающие им улететь. Я мягко качаю головой, прежде чем поклониться.
– Птицы на привязи. Ты не могла придумать другого способа показать, какая ты злая? – недовольно фыркаю я, вместо того чтобы воздать ей ожидаемые почести.
Она щелкает языком и еще немного опирается на свой скипетр.
– Этих птиц я приобрела во время путешествий, где они принадлежали жестокому браконьеру. Они бы не смогли выжить в дикой природе, поэтому я приручаю их, пока они не привыкнут и не перестанут бояться. Но если тебе доставляет удовольствие осуждать каждый мой поступок и рассматривать его как доказательство моей предполагаемой злобности, продолжай, только не перегибай палку.
Отвешиваю очередной насмешливый поклон.
– О великая королева Эвелун Мондракон, правительница Вентурии, благодетельница всех тварей и… – но пронзительные крики птиц не дают мне закончить, и я на мгновение закрываю глаза и перевожу дыхание. Клянусь, если так будет продолжаться целый месяц, я лично выпущу птиц на свободу. И неважно, что там будет дальше. Но что-то в перламутровых глазах птиц не дает мне покоя. Это только потому, что я не верю рассказу матери?
Прежде чем успеваю подумать об этом, дверь зала распахивается, и гости тут же отступают под неразборчивый ропот. Краем глаза вижу, как ко мне спешат Роуэн, Сиф и Элирия. Но смотрю я только вперед, на вошедшую девушку. Такая маленькая, такая нежная, такая дикая.
Это Верис в сопровождении Ирраха, который уже достает ей до плеча. Ее глаза горят. На ней те же доспехи, что и в день, когда состоялся Ритуал семи. Доспехи, которые ей подарила моя мать. Она останавливается на пороге зала, пристально глядя на королеву.
– Я пришла сражаться за трон Вентурии.
Верис
Как и ожидалось, рыцари принимают боевую стойку, обнажая мечи. Две телохранительницы королевы окружают ее, готовые атаковать. Но я не двигаюсь ни на шаг, не отступаю. И ни один мускул на моем лице не дрожит.
– Дорогая моя, – ахает королева, театрально прикладывая руку к груди, – ты разбиваешь мне сердце. Разве я тебя не приютила в трудный час? Разве я тебя не поддерживала? Да ты осталась жива только благодаря мне. И вот как ты платишь мне за мою доброту?
А она хорошая актриса. Изображает оскорбленную добродетель. Но ее глаза сверкают от ярости. Она догадывается, что я все знаю о ней, но продолжает разыгрывать спектакль для своих подданных.
Бесполезно сейчас рассказывать о ее зверствах, мне все равно никто не поверит. Поэтому я просто делаю шаг вперед.
– Я бросаю вам вызов. Это право каждого подданного Вентурии. Причину я называть не обязана, так как не хочу, чтобы мои же слова были использованы потом против меня.