Осторожное прикосновение прохладных пальцев к моему разгоряченному лицу.
— Не плачь, — попросил Михаил.
— Слезы очищают, — возразил Луи, отчего-то вздыхая. — Думаю, твоей девочке нужно прийти в себя в спокойной обстановке, а нам поговорить.
Сил, чтобы возражать у девушки не было. Даже когда она оказалась в предоставленной комнате, единственное, на что ее хватило, это обозвать их извращенцами и вырубиться. Луи тут же потянул Михаила к двери.
— Подожди! Вдруг ей станет плохо, или она проснется и испугается, что одна… — запротестовал вампир.
— Я пришлю служанку. Она глухонемая, к тому же безмерно предана мне, так что присмотрит за девочкой, не сболтнув лишнего. Ведь если я понял правильно, ты собираешься удерживать ее против воли?
— У меня нет особого выбора.
Они вернулись в кабинет, и Михаил продолжил разговор.
— Я не планировал этого изначально. Меня интересовало лишь пропитание.
— Даже не интрижка? — Луи изящно изогнул тонкую, аккуратно выщипанную бровь. — Девочка чудо как хороша. Работай она на меня, и от клиентов не было бы отбоя.
— Умерь аппетиты. И я не имею привычки развлекаться со слишком чувствительными невинными девами, — раздраженно ответил Михаил. — Слишком много мороки. Но потом… как-то всё вышло из-под контроля. Всё пошло не так. Её неправильная реакция на внушение, укусы, этот неизвестный высший, да и ещё и появление общества Орлеанского… Не думаю, что Клэр специально подослали ко мне, но из-за нее я постоянно отвлекаюсь и теряю осторожность. И теперь я не могу уйти, оставив ее позади — смертная слишком много знает обо мне. Она — угроза.
Луи закинул ногу на ногу так, что пышная юбка взлетела, на мгновение демонстрируя угловатые коленки.
— Тогда убей её, — предложил он. — Если не можешь, смертную могу убить я. Тихо и мирно, во сне…
— Только посмей, — оскалился Михаил. — И твоя жизнь станет стоить меньше, чем ничего.
Налет цивилизованности и утонченности слетел в один миг. И это совершенно не походило на того Михаила Ракоци, которого Луи знал когда-то.
— Слушай, ты ведь вроде не дурак. А пытаешься убедить меня, что хочешь обратить девочку лишь потому, что нет другого выхода, — покачал головой владелец борделя. — Убить жалко, отпустить нельзя, вот и приходится взять приблудного котёнка. Чего сопишь, как разбуженный медведь? Не хочешь признаваться, что тобой движут не рациональные побуждения, а страсть? Точно так же, как у…
— Заткнись! — Михаил нервно заходил из стороны в сторону. — Да. Я увлечён. Заинтересован. Очарован. Доволен?
— Тебя пронзила стрела Амура, чресла заполыхали, в голове не осталось ни одной приличной мысли, а любой чих дамы сердца вызывает лишь умиление. Так будет вернее, — фыркнул Луи. — Это называется влюбиться.
Вампир скривился.
— Да без разницы. Я хочу, чтобы Клэр была со мной, и это единственный способ её удержать.
— Говоришь как пятидесятилетний мальчишка, хотя тебе давно перевалило за сотню. Разница есть. Ты легко сломаешь жизнь девушке, да и себе, если возьмёшь в жены ту, в чувствах к которой не уверен. И которая, судя по всему, совершенно не испытывает ответных чувств. Я ошибаюсь?
Михаил дернулся, но не ответил.
— Я не буду твоим свидетелем. По крайней мере, пока не пойму, что от всего этого не будет вреда. Сколько тебя дать времени, чтобы ты во всем разобрался?
— Пять дней. Дай мне пять дней.
Глава 13. Вот так он любит меня…
Впервые в жизни мне приходилось просыпаться на шёлковых простынях. Красиво и приятно, но не слишком удобно. Да и кровать пугающе огромная. На такой может поместиться человек пять…
А может и помещалось. Я все ещё находилась в Ле-Шантоне, хотя больше казалось, что каким-то невиданным чудом меня переместили в покои персидского визиря или турецкого шаха. Кругом мягкие подушки, сверху свисают полупрозрачные тряпочки, на полу густой ковер, а в воздухе витал терпкий сандаловый запах. На деревянном низком столике, украшенном витиеватой резьбой, блюдо с фруктами, кувшин и фарфоровые пиалы.
Восточная комната. Кажется, Луи-Вирджиния говорил, что ее только собирались открыть после небольшого ремонта. А пока она полностью в моем распоряжении. И я более чем уверена, что дверь закрыта, и уйти просто так мне не дадут.
Раздался шорох, и я испуганно прижала подушку к груди. Откуда-то из-за гобелена, изображающего обнаженных одалисок, появилась молодая женщина в скромном наряде горничной. Крупная и сутулая, с круглым белым лицом в рытвинах оспы — она казалось чуждой этому месту.
— Кто ты? Где Михаил? — хрипло спросила я.
Горничная замельтешила руками, показывая то на свои уши и рот, то на дверь.
— Ты… не можешь говорить? И слышать? Но понимаешь меня?
Женщина активно закивала.
— А Мишель, значит, где-то там. Надеюсь, меня переодевал не он? — хмуро уточнила я, пытаясь отдернуть короткий подол тонкой сорочки. Горничная, смутившись, пожала плечами. — Значит он… Вот же бессовестный! Послушай, я могу одеться во что-нибудь не столь прозрачное и короткое?
Горничная снова исчезла, и я, пользуясь ее отсутствием, решила оглядеться. На стене висели массивные часы, но понять, два часа дня или ночи они показывали, было сложно. Проем окна украшала ажурная решетка, оказавшаяся совсем не декоративной, так что до бамбуковых жалюзи было не добраться.
Дверь предсказуемо оказалась закрыта. Другая вела в ванную комнату, а та, что за гобеленом — в огромную гардеробную, где немая изучала висящие на плечиках наряды. Моего присутствия горничная не заметила. Несколько секунд я обдумывала возможность ее вырубить и поискать ключи. А затем сравнила разницу в росте и весе и просто аккуратно похлопала ее по плечу.
Выбор был огромен, но… несколько однообразен. Всё такое цветастое, местами блестящее, и точно не слишком скромное. В таком точно на улице не покажешься. С огромным трудом мы нашли хоть что-то приличное — темно-синие шаровары, подвязанный на бедрах кушаком, полупрозрачную блузку, короткий шелковый жилет и длинную накидку без рукавов и пуговиц, зато с разрезами по бокам. Я повертелась перед зеркалом, вздернула руки и мрачно посмотрела на служанку.
— Пупок виден.
Горничная ткнула пальцем мне в грудь.
— Да-да, зато тут прикрыто. Если не расстегивать слишком тесный жилет. Хотя не уверена, что он не расстегнется сам, под воздействием… эм-м-м, непреодолимых сил.
Что мы имеем? Богатого и знатного, судя по манерам, типа, который притворившись моим спасителем, привел меня в бордель, где заправляет извращенец в женском платье, а потом бесстыдно разглядывал и лапал, пока я спала. Закрытые двери и окна. Глухонемую служанку. Проблемы с памятью. А ещё я одета как наложница из гарема. Охо-хо, плохи мои дела.
Впасть в истерику я не успела. Из спальни раздался голос Михаила:
— Клэр?
Я перевела взгляд на горничную. Та, конечно, никак не отреагировала. Может, если мы тут немножко постоим тихо, он сам уйдет? Как же. Стоит себе в дверной проеме, взглядом пожирает. Как будто он что-то там не успел рассмотреть. Я поспешно запахнула накидку, и скользнула за широкую спину горничной.
— Пойдем чай попьем, — миролюбиво предложил Михаил.
Но меня не обманешь. Знаю я, чем такие чаепития заканчиваются.
— Я тут посижу. Здесь тихо, спокойно. Да и с Жанель мы нашли общий язык.
— С какой Жанель?
Я выглянула и показала на служанку.
— Ну вот же — Жанель!
— Её зовут Одри, — раздался из комнаты голос Луи. — Давай, выходи. Мы тебя не съедим. По крайней мере, я. Аха-ха-ха…
Михаил исчез за дверью, раздался глухой стук и смех резко прекратился. Я осторожно выглянула. Луи потирал лоб, а рядом на полу валялась деревянная статуэтка, стоявшая до этого скромно у стеночки.
— Неудачно пошутил, не спорю, — с неунывающей жизнерадостностью заключил владелец борделя. — О, ты прекрасно выглядишь, Клэр! Белое было тебе точно не к лицу. Дай посмотреть поближе.
Стараясь не смотреть на Луи, развалившегося на полу и обнимающего подушку, я скользнула в комнату, стараясь встать так, чтобы видеть обоих мужчин и зашедшую вслед за мной Одри.
— Не на что здесь смотреть. Верните мне одежду и я уйду.
— Может быть, сначала погово…
— Нет.
Луи посмотрел почему-то на Михаила.
— Клэр довольно упрямая, — пожал плечами шатен.
— А-а-а, но нам в любом случае есть что обсудить. Садись, в ногах правды нет, — похлопал Луи рядом с собой.
— Здесь нет стула. Неприлично сидеть на полу.
— И очень правильная, — вздохнув, снова пояснил Михаил, усевшись. — Пусть стоит. Тем более отсюда открывается очень неплохой вид.
Я посмотрела вниз и вспыхнула. Это мне казалось, что шаровары непрозрачные. Под светом ламп можно было вполне различить очертание ног, а кушак скорее подчеркивал бедра, чем скрывал их. И чем плотнее я куталась в накидку, тем больше становились разрезы по ее бокам. А если оставить накидку в покое, тем больше она распахивалась на груди. Мне приходилось носить наряды и более открытые, но ни один из них так не подчеркивал и не выделял женские формы.
Плюнув на приличия, я уселась на колени, и подтащим к себе несколько подушек, прикрылась ими. Мужчины с интересом следили за моими манипуляциями.
— Клэр, а ты помнишь что-нибудь о себе? — поинтересовался Луи, вертя в рукав веер.
— М-м-м, вроде бы что-то.
— Расскажи.
Я хмуро посмотрела на него и потянулась к пиале. Будем надеяться, что в чай ничего не подмешали. Пахло, по крайней мере, только мелиссой и мятой.
— Не можешь или не хочешь? Понимаю. У тебя нет причин доверять мне. Но вот Мишель рассказал, что ты художница и натурщица. Твой отец священник, а брат учится в Париже в одной из католических школ.
Клод! Да, точно. У меня есть брат по имени Клод. Он эгоистичный насмешливый мальчишка, но кажется, мы довольно близки. Только почему я не могу вспомнить его лица? Никого из тех, кого я знала раньше… От этого так больно в груди, что хочется снова заснуть и никогда не просыпаться.