Тут же вспомнила о Диконе. Впрочем, он не использовал меня. Ни он, ни Сент… Вот что разозлило меня настолько, что я едва не разбила машину, следуя указаниям Марго, которых мне с таким трудом удалось от нее добиться. Она пообещала вызвать полицию, если в течение часа не услышит от меня вестей.
— Он не причинит мне вреда, — насмешливо сказала я с большей уверенностью, чем испытывала на самом деле.
Марго улыбнулась.
— О, милая, я совершенно не переживаю по этому поводу. Я вызову полицию, чтобы они убедились в том, что ты не навредишь ему.
Мне определенно хотелось навредить Сенту. Впиться ногтями в его лицо и провести ими по плоти и костям, чтобы он не мог смотреть в зеркало, не думая обо мне. Потому что, похоже, именно это происходило со мной в последнее время.
Сент приводил меня в замешательство, и я ненавидела это. Однако ехала я к нему не за тем, чтобы подпортить ему личико. Нужно было вернуть себе контроль — во многих смыслах этого слова — потому что он что-то пробудил во мне. Сент пробудил во мне историю. Полезно, конечно, но не в том случае, если мысли будут заняты вопросом, почему он поливал мой сад, когда соберусь что-то написать.
Так что нужно было навести порядок. И вместо того, чтобы ждать, когда мужчина сам заявится на мою территорию, воспользовавшись элементом неожиданности и получив тем самым преимущество, я решила нанести ему визит первой. Пожалуй, перед поездкой стоило обновить прививку от столбняка, но было слишком поздно. Для меня и моей машины.
Путь до его дома занял больше времени чем рассчитывала. Его дом находился в еще большей глуши нежели мой. К нему вела дорога, которую мало кто сможет заметить. Лес вокруг был настолько дикий, что не хранил даже малейшего намека на присутствие человека.
Сент поселился здесь, словно отправил себя в изгнание.
Так же, как и я.
Я знала часть его истории. Крохотные кусочки огромного полотна. Татуировки, то, что когда-то он был членом одной из самых известных банд в Северной Америке. Одно это уже говорило о многом. Потому что ты не мог уйти из «Нуждающихся кочевников». Только если либо умирал, либо… умирал.
Лишь смерть была пропуском на выход.
Либо от старости, либо в схватке с конкурирующей бандой, либо от рук своих же «братьев». Несмотря на то, что забросила ту книгу, я достаточно много узнала о подобных клубах. Они завораживали меня. Насилие. Абсолютная преданность братьев друг к другу. Наказание за предательство. Пережиток средневековья, но очень честно.
Единственное что я считала крайне неприемлемым — насилие над женщинами, настолько обыденное и нормальное у них, как молоко в гребаных хлопьях.
Как раз в тот момент, когда задумалась, насколько глубоко Сент погряз в той жизни, прежде чем скрыться в вашингтонском лесу, лес поредел. Немного. Настолько, что стал виден большой дом. Больше, чем мой. Намного. Не разваливающийся однокомнатный домик, где, как считала, он жил. К тому же по территории не бегали бешеные собаки, готовые изуродовать мое лицо и предоставить возможность на собственном опыте узнать, что такое бешенство.
Нет.
Дом был деревянный, неброский, ухоженный. Двухэтажный.
Хотя с виду казалось, что лес был едва затронут, от места, где стоял грузовик Сента, к дому вела небольшая дорожка.
И возле дома находились чертовы клумбы. Цветущие клумбы, такие же пышущие здоровьем, как и мои. При виде них я настолько разозлилась, что даже не заметила красоту этого места.
Припарковав машину, я выпрыгнула из нее и сердито топая направилась к входной двери. Мне не пришло в голову оставить машину в отдалении и неожиданно вынырнуть из леса, чтобы застать его врасплох, как поступал он. И это хорошо, потому что дверь открылась прежде, чем я успела пройти половину пути.
Сент не выглядел удивленным. Мужчина равнодушно смотрел на мое приближение без всякого раздражения на то, что я вторгалась в его пространство, которое он старался отгородить от всего мира.
— Ты поливал мой сад? — задала я вопрос едким тоном вместо приветствия.
— Да.
Я подавила желание закричать.
— Зачем?
— Он умирал.
Я ждала объяснений, но не получила ни одного.
— И это все? Он умирал? Так не бывает, Сент. Я знаю, что ты не часто выходишь в мир, чтобы пообщаться с людьми, и поверь мне, понимаю тебя, но я также знаю, что ты не глуп. Что ты имеешь представление о такой вещи, как личное пространство и о черте, которую не следует пересекать.
Сент скрестил руки на груди и судя по его лицу, он забавлялся моей вспышкой. Этого оказалось достаточно, чтобы из моих ушей пошел пресловутый пар.
— Ты про ту черту, где я не должен следить за тем, чтобы ты не убила свой сад? — уточнил он.
Его мягкий, незаинтересованный и в то же время забавляющийся тон привел меня в ярость настолько, что мне захотелось сделать что-нибудь бессовестно драматичное и детское, например, топнуть ногой и закричать. Но я сдержалась. Едва-едва. И то только потому, что знала, что Сент получит от этого представления удовольствие. Выпьет мои эмоции как вампир. Как сделала бы я сама, поменяйся мы местами. Он так привык быть охотником, но я — не добыча.
— А что, если мне нравятся мертвые вещи?
Он слегка наклонил голову, и я насладилась этим жестом. Этой искрой интереса, что вытекала из него, как кровь из раны.
— Что если я хочу, чтобы меня окружали мертвые вещи и что наслаждаюсь осознанием того, что их убивает мое пренебрежение? — продолжила я. — Мне не нужно, чтобы ты спасал мои цветы. И уж точно мне не нужно, чтобы ты спасал меня.
Его хватка на моем горле была неожиданной, твердой, целенаправленной. Я не стала сопротивляться. Не смогла бы. Сент не прилагал особых усилий, я чувствовала, что он почти хотел, чтобы я боролась с ним. Чтобы была сильнее.
Но я не стала.
Потому что не могла.
В этот момент мы были так же слабы, как и всегда друг с другом.
— Кто-нибудь говорил тебе, что ты слишком много болтаешь? — прошелестел он в дюйме от моих губ.
— Нет. Никто, — честно ответила я.
Сент усмехнулся. Он, черт бы его побрал, усмехнулся. Я не успела запомнить этот образ. Потому что он поцеловал меня. А потом я поцеловала его. Языки. Зубы. Кровь. Грубость. Никакой нежности. Поцелуй менял жизнь. Он был отчаянным. Страшным. Необходимостью.
И если бы он прекратился, я была уверена, что это убило бы меня.
~ ~ ~
Я не знала, как мы оказались внутри дома. Часть пути Сент нес меня на руках, но я сопротивлялась. Так мы оказались на полу. На холодном, твердом, неудобном.
Это было прекрасно, поскольку то, что происходило, было полной противоположностью. Никакой романтики, ни капли. Только то, что накопилось между нами. Безумие. Отчаяние. Грех.
Сент не поклонялся моему телу, как и я не поклонялась его, хотя отстраненно отметила, что оно впечатляет. Я уловила пару мгновений благодарности от Сента, но в основном мы мчались к разрядке, борясь за контроль. Я была сверху. Потом он. Потом мы катались по полу и вещи разбивались вокруг нас. Кажется, в какой-то момент разбилось что-то стеклянное, но нам не было до этого дела.
Каким-то образом Сент оказался сверху, прижав мои руки к себе. На мне не было трусиков, только футболка. Его джинсы были расстегнуты, футболка частично разорвана и испачкана кровью.
От него пахло потом, так же, как и от меня.
— Ты принимаешь таблетки? — буркнул он.
Я задумалась и вынырнула из эротического тумана.
— Таблетки? — повторила я мечтательно.
На его шее выступили вены.
— Я хочу взять тебя без резинки, детка.
Я моргнула, прогоняя остатки дымки. Мной овладела назойливая ясность ума, заставив от него отодвинуться. Не то чтобы это небольшое движение могло хоть как-то оттолкнуть от меня гигантского мужчину. Это одновременно пугало и возбуждало меня. Во мне взыграли инстинкты. Они вопили о том, что женщине следует остерегаться мужчин в целом, а крупных мужчин в особенности. Потому что в прошлом мужчины годами использовали свою силу и власть, чтобы забирать у нас драгоценные вещи. Права. Уважение. То, что не было осязаемо и не могло быть выражено словами даже самыми одаренными писателями. И до сих забирали, даже сейчас. Если мы смотрели не на того мужчину, нас в лучшем случае домогались, в худшем — насиловали. Если надевали не то, что нужно, мы становились шлюхами, если были напористыми — стервами. Мужчина никогда не узнает о том реальном страхе, который испытывали женщины, когда расставались с кем-то, они вполне могли убить нас оружием уязвленной гордости и хрупкой мужественности.
Так что да, у меня было много причин бояться этого мужчину.
Все вышеперечисленное и пустота в его взгляде.
И все же часть меня — часть, которую я, будучи феминисткой, прятала и ужасно стыдилась — хотела, чтобы меня защищал сильный, способный, опасный мужчина. Чтобы он вел меня, спрашивал разрешения самым плотским образом, а потом показывал то, чего я не знала, но в чем всегда нуждалась.
Сент был этим мужчиной.
— Детка?
Я дернулась.
Он пошевелился.
Когда-то, во время моего внутреннего монолога, дебатов, которые я слишком часто вела сама с собой в последние дни, он принял мой очень маленький жест за то, чем он и был — потребностью сбежать.
Сент был из тех мужчин, что не брали пленных, но он отпустил меня, хотя мог бы взять под контроль. Я поблагодарила его за этот жест, но злиться не перестала.
— Ты хочешь знать, принимаю ли я таблетки, чтобы взять меня без презерватива? — уточнила я.
Сент оценил мой тон, напряжение в теле и отодвинулся еще дальше. Не полностью. Нет, он все еще старался касаться меня, нависал надо мной, давая понять, что мой раздражительный тон его не отпугнул.
Это еще больше заводило меня.
Та часть меня, которой так стыдилась, призывала оставить болтовню и позволить ему сделать то, что обещали его глаза. Но она не контролировала меня… пока.
— Не хочу, чтобы между нами что-то было, — продолжал Сент.