Больше никаких сомнений и надежд, никакого обжигающего холодом темного взгляда. Больше никакого Картера Райта — теперь его для меня не существует. Был только Алекс, и навсегда останется в памяти. Мальчишка, сказавший «Люблю» в момент, когда солнце отражалось в его синих глазах, а мое сердце стучало как сумасшедшее. Разве такое забудешь!
А его брату, если он хочет жить в ненависти, придется в ней жить одному. Мне это не под силу.
Я захлопываю окно, не колеблясь. Закрываю твердой рукой жалюзи, словно отрезая прошлые сомнения и страхи. Отступаю в глубь комнаты, и пока во мне кипит решительность, обещаю себе быть сильной. Иначе…
Иначе эти два парня однажды уничтожат меня.
Я просыпаюсь в школу рано. Принимаю душ, одеваюсь, и замечаю на щеке, ближе к линии скулы, следы от пальцев Николаса. Когда он был младше, такие следы появились сначала на моих руках, потом на плечах… А теперь вот проступили синевой на лице, неожиданно соприкоснувшись со следами гнева Картера — срезанными прядями.
Даже в своей злости они не уступили друг другу.
Сон не принес облегчения, и горечь вчерашних событий по-прежнему саднит в груди. Не желая о них помнить, я выхожу из комнаты и спускаюсь вниз. Иду туда, где рядом со спальней родителей находится ванная комната мамы.
Николас не соврал, в этом доме у моей матери есть все — отчим никогда для нее не скупился. Вот только что-то мне подсказывает, что Адели с радостью бы променяла этот достаток на подержанный «Форд Краун Виктория» с рамным шасси и скорость в сто миль в час по магистральной прямой.
Иногда мне больно понимать, как много я для нее значу — гораздо больше ее личной свободы. Которую, взамен на мое благополучие, полностью контролирует Марк. И даже думать боюсь, сколько мама значит для него — я никогда не замечала за отчимом шутливого проявления любви к жене, лишь болезненную необходимость каждую минуту знать, где она и что с ней. Любоваться Адели, жадно владея ее вниманием — их спальня всегда плотно закрыта на ключ.
И все же, даже держа меня на расстоянии, Марк никогда не упрекнул мать в том, что я — чужой ребенок. Во всяком случае, при мне.
И я давно догадалась, что это его плата за их отношения.
Не знаю, смогу ли я когда-нибудь понять их союз, но чем старше становлюсь, тем меньше хочу, чтобы моя жизнь напоминала мамину, ведь Николас очень похож на своего отца.
Так неужели он действительно думает, что Адели счастлива?
Я захожу в ванную комнату, подхожу к столику с косметикой и накладываю на лицо тональный крем — совсем немного, мои недлинные пряди почти скрывают скулы. Смотрю на себя и понимаю: мама права, я действительно стала казаться старше. Но не стрижка тому причиной, а выражение в глазах. Обида словно сделала их ярче, а меня другой. Очень надеюсь, что хоть немного сильнее.
Лицо в зеркале, в освещении светодиодной подсветки, кажется бледным, и я прохожусь бархатной тушью вдоль ресниц. Добавляю на губы розовый блеск и капельку маминых духов за мочку уха. Расчесываю волосы пальцами… На секунду замираю, чтобы еще раз посмотреть на себя такую, какой еще вчера не могла даже представить.
Мне не нужно ничье внимание и ничья опека, я способна сама позаботиться о себе. А если повторю еще дюжину раз, что все не так плохо и скоро я отсюда уеду, то у меня обязательно получится в это поверить!
— Вау. Ты сменила прическу, Холт? Отстой! Теперь ты похожа на Вайнону Райдер из «Смертельного влечения». Жуть!
— Да, надоело. Решила найти своего Джейсона[5] и с кем-нибудь разделаться. Предпочитаешь пулю или яд? У меня сегодня паршивое настроение!
Виктория уже не машет мне рукой, но делает попытку улыбнуться, приближаясь к тому месту у тротуара, на котором я стою в ожидании школьного автобуса.
Шутка выходит не очень, и она виновато пожимает плечами:
— Извини. Утро — дерьмо! Привет, Лена.
— Привет, Вики, — здороваюсь я. — Что случилось?
Мы давно знакомы, и такие разговоры между нами не редкость. Мы многое знаем о семьях друг друга, но только то, что можно знать.
Вик вздыхает и отбрасывает в сторону камешек, пнув по нему носком ботинка.
— Да все, как всегда. Сначала мама, потом Картер. Он вчера на берегу с кем-то подрался. Пришел ночью со сбитыми в кровь руками, и папа устроил скандал. А сейчас я его разбудить не смогла. И если он пропустит школу и тренировку у Херли…
За нашими спинами поднимается дверь гаража и показывается шевроле Николаса. Он выезжает с аллейки на дорогу и проносится мимо, заставив Викторию замолчать и посмотреть ему вслед.
— Лена? — шепчет она с надеждой. — Это ведь был не Ник? Там, ночью?
Я почему-то уверена, что не он, и твердо отвечаю:
— Нет. Ты же видишь, что с ним все в порядке.
Вик молчит, я тоже — договаривать не обязательно. Мы обе знаем правила школы, а драку между нашими братьями вспоминать не хочется.
Когда приезжает автобус и забирает нас, знакомая дорога не кажется такой уж длинной, чтобы взять паузу и послушать в наушниках музыку.
В школе у Пилар и Вик снова портятся отношения. Но на этот раз Пилар не спешит мириться. Она как будто сознательно избегает общества Виктории, и мне никак не удается понять причину ее внезапной отрешенности и задумчивого настроения. Все выглядит так, будто в ее жизни появилось что-то, о чем она не готова делиться, и это очень на нее не похоже.
Глава 24
Картер
Дверь ударяется о стену, за ней распахивается окно, и в комнату вместе с сестрой входит поток холодного утреннего воздуха.
Я лежу на животе, уткнувшись носом в подушку, закинув руки над головой, и слышу, как Виктория решительно топает к моей постели. Фыркает, остановившись:
— Фу! Какая у тебя мерзкая задница, Картер! В точности, как характер! Жаль, что я не догадалась захватить айфон, чтобы всем показать эту гадость!
Ночью я разделся догола, вещи так и валяются на полу у кровати, поэтому, подняв руку, натягиваю простыню выше.
— Не хрен на нее смотреть. Убирайся отсюда!
— Да с радостью!
Однако Виктория не уходит, и я сержусь. Только ее визга мне сейчас и не хватало.
— Ты еще здесь, пони? — ворочаюсь, подбивая кулаком подушку под себя. — Ускакала, живо!
— Сам ишак[6]! Вот тебе, получай!
Мгновение, и на мою шею и голову выливается большой стакан холодной воды вместе с кубиками льда — последних сестра не пожалела.
— Просыпайся, кому сказала! Я тебе не нянька!
Твою мать!
Виктория еще не успевает охнуть, как я подхватываюсь с постели и хватаю ее за руку, выбив из пальцев стакан.
— Пусти, дурак! Больно! Ты мне руку сломаешь!
— Лучше бы мозги! Но, боюсь, в твоей пустой башке нечему ломаться! Одна каша!
Сестра вырывается, но я настолько зол, что хватаю с постели кубики льда и засовываю их ей за пазуху, пока она верещит. Обмотав простынею бедра, выталкиваю Викторию из комнаты, но на пороге комнаты ей удается захлопнуть перед собой дверь и повернуться ко мне.
— Картер, ты с ума сошел? — тычет она пальцем. — Что это?!
Она смотрит на мой живот, точнее, на левое подреберье, где на воспаленной коже косой черной вязью горят слова новой татуировки: «The past beats inside me, like a second heart»
«Прошлое бьется во мне, словно второе сердце»
— Еще одно тату? А родители знают? А у кого ты набивал? — тараторит Виктория, выпучив глаза. — Слушай, Картер, а если мне набить такую же, а? Но только сзади на шею, и я хочу «Любовь бьется во мне, как второе дыхание». Будет классно! Ты сможешь договориться?
Я разворачиваю сестру за плечо к выходу и открываю дверь. Не очень вежливо выталкиваю ее в коридор, убедившись, что эта цепкая заноза не оставила в проеме пальцы. Последнее время Вик стало очень много в моей комнате, и мне это не нравится. Я еще не забыл, как она умоляла меня помириться с Холтом.
— Вон отсюда!
— Придурок! Терпеть тебя не могу! Чертов засранец! Если не уберешься в своей комнате, я все расскажу папе!
Я закрываю за сестрой дверь, сдергиваю с себя простыню, комкаю ее и отшвыриваю на кровать. Подойдя к шкафу, беру из него чистое белье и иду в душ.
Холодная вода сделала свое дело, и сон с меня сняло, как рукой, но этого мало. Я закрываю глаза и долго стою под теплыми струями, чтобы смыть с себя соль океана и прикосновения незнакомой девчонки. Кажется, ее звали Кора… Нет, Лоретт. Один черт! Главное, что она оказалась достаточно сообразительной, чтобы не лезть с поцелуями и завести меня. В темноте так легко не видеть чужого лица.
А вот волосы у Лоретт оказались жесткие и прямые. Совсем не похожие на те пряди, которые лежали в кармане джинсов, и которые мои пальцы знали уже на ощупь.
Надеюсь, девчонка не в обиде, что все закончилось слишком быстро. Стоило представить ненавистную Холт… прикосновение к ее теплой шее… и стало почти больно сдерживаться.
Почему — я запретил себе думать.
Черт! Нужно найти эту Лоретт и попробовать повторить. Кристиан должен знать, где ее найти.
Когда я спускаюсь вниз, то вижу в холле отца. Он стоит у камина, в костюме и галстуке, сунув руку в карман брюк, и нервно поправляет на носу очки. Заметив меня, поворачивается и строго хмурит брови.
— Картер?
— Привет, пап. — Я опережаю его, направляясь в прихожую. — Давай не сейчас. Мне пора в школу.
Но он следует за мной по пятам и становится рядом, пока я приседаю, чтобы зашнуровать кроссовки.
— Нет, именно сейчас, сын! — настаивает. — Картер, нам надо серьезно поговорить!
Че-ерт.
— Тебе пора на работу, мистер босс. С каких пор ты стал опаздывать?
— Ничего, работа подождет. Вот с этих самых!
Отец достает из кармана телефон и в сердцах швыряет его передо мной на полку. Вскинув голову, я поднимаюсь и спрашиваю: