Но что, если Николас зайдет слишком далеко?! Ведь я знаю, он не станет ждать — видела их с Алисией!
Парочка отрывается от стены и на секунду скрывается в темноте коридора, исчезая из виду за спинами каких-то парней. Я больше не сомневаюсь, я громко окликаю подругу:
— Пилар! Стой!
— Лена? Э-э, давай увидимся позже.
— Нет! Ты мне срочно нужна! Сейчас!
Я сама не замечаю, как бросаюсь вперед и натыкаюсь на них, стоящих в обнимку. Николас встречает мое появление холодно, а подруга немного краснеет.
— Извини, Лена, не могу. Мы тут с твоим братом… В общем, мы…
Короткий смех, и Ник отпускает девушку.
— Ох, детка, перестань перед ней отчитываться! Я сейчас сам все улажу! Я же говорил, что моя сестра не терпит возле меня других девушек и обязательно постарается нам помешать. А ну пойдем, Трескунок, — он делает ко мне шаг, — поговорим по душам. Ты мне надоела!
— Что? — я оборачиваюсь к подруге. — Он говорит неправду, Пилар! Пусти!
Но поздно. Николас уже хватает меня сначала за руку, потом за талию и тянет за собой. Здесь лестница на второй этаж, и он легко поднимает меня наверх. Смиряет сопротивление сильными руками, запихивает в какую-то комнату и хлопает дверью чужой спальни за нашими спинами. Грубо толкает к стене.
— Что, Утка? — выплевывает из себя сердито. — Вздумала указывать мне, с кем быть? Решила взять надо мной верх и показать характер?!
— Нет! Будь с кем хочешь, но Пилар — моя подруга. Я не хочу, чтобы ты играл с ней. Она не заслужила!
— А я хочу ее. Она мне нравится — горячая девчонка! И у нее точно есть то, что мне нужно!
Я хорошо знаю Ника и понимаю — сейчас он взбешен, но все равно стараюсь сказать твердо, не показав свой страх:
— Не смей, Николас!
— Очень даже посмею. Такая отзывчивая Пилар!
— Нет!
— Тогда сама… предложи это!
Его лицо становится жестким, и он надвигается на меня. Поймав мои запястья, вскидывает руки над головой и прижимает своей ладонью к стене. Склоняет голову к лицу…
Я изумленно смотрю на Ника, пробуя вырваться, но у меня ничего не получается. Ноздри парня возбужденно напряжены, а в темно-серых глазах появляется блеск. Грудь не касается моей — он упирается в стену кулаком, но так давит, что тяжело дышать.
— Отпусти меня.
— Не сейчас.
— Что ты хочешь?
— Сама знаешь.
— Ты с ума сошел!
— Даже если и так, то это — не твое дело! Ты не должна быть здесь, но раз пришла, давай, Трескунок, попробуй сказать еще раз, с кем ты уйдешь отсюда и когда. И лучше хорошо подумай!
Он не спешит. Ему нравится ощущать ладонью мой пульс, и я прекрасно понимаю, что это непросто сделать. Особенно, когда сводный брат давит на меня своей силой и тем фактом, что мы в комнате одни. Но я готова попробовать.
— Я просто хочу, чтобы ты забыл о Пилар… и обо мне. Или я закричу, Ник. Я не шучу!
Смешная угроза. Она и звучит смешно — в доме полном молодежи и громкой музыки. И конечно же, не производит на сводного брата никакого впечатления.
— А я хочу, чтобы ты поняла, глупая Утка! Если закричишь, никто тебе не поверит! Я всегда найду, что сказать. А если сбежишь, и я выйду из этой комнаты вторым… Клянусь, я сегодня же трахну твою подружку и расскажу об этом друзьям.
Говоря это, Николас еще ниже склоняет голову. Тяжело дышит в висок… в шею…
— Наивная, сочная Пилар, с ней наверняка будет приятно. Не то, что с тобой!
Вот теперь у меня холодеет спина, покрываясь мокрым потом, и напрягается тело. От его уверенных слов, тона и руки, которая вдруг ложится на талию.
— Пожалуйста, Ник… Прекрати!
— Что у вас в крови — у тебя и твоей матери, что вы так пахнете? Это словно опий, от которого не отказаться. Ты специально сводишь меня с ума! Иногда я так сильно тебя ненавижу, за твою власть надо мной, что готов убить! А иногда мне кажется, если ты не будешь со мной.…
Он прерывается, желваки играют на скулах, натягивая кожу.
— К черту! Ты такая же, как твоя мать — неблагодарная сука! Отец дал ей все, а она сбежала от него, ты знала это? И вернулась только тогда, когда он загнал ее в угол, как дикую лису, и пообещал отнять дочь! Но я не мой отец, вот увидишь. Я не позволю тебе со мной играть. Дай только время и не смей ни с кем быть. Ни с кем, поняла?! А сейчас сама…
Глава 31
В дверь кто-то врывается, она распахивается, и я узнаю здоровяка Питера Салливана. Он заглядывает в комнату в поисках друга, но Николас и не думает прятаться. Он только меняет выражение лица и просит парня:
— А, это ты, Питер? Слушай, чувак, постой за дверью. Посмотри, чтобы сюда никто не вошел. Я тут воспитываю свою сестричку — встретил ее здесь с Лоуренсом. Не хочу, чтобы этот задрот ей в трусы залез, пока я занят. Сам понимаешь, могу не уследить.
— Конечно, Холт! Понял!
— Подожди, Питер! — успеваю я крикнуть вслед парню, но дверь уже захлопывается, и Николас прижимает руку к моей шее. Вновь притискивает собой к стене.
Каким же большим и сильным стал Николас, почти таким же, как его отец. Мне неприятно от его близости и жара тела. От запаха, который совершенно чужой мне и будит страх. Не тот запах, который я хочу ощутить и в нем укрыться. От Ника мне хочется бежать.
Он кривит рот в ухмылке, и она кажется мне одновременно нетерпеливой и полной предвкушения. Довольствия собственной силой… и моим бессилием.
Я смотрю на сводного брата во все глаза, не в силах поверить в то, что он собирается сделать.
— Ты рехнулся, Ник… Нет! Не смей, слышишь! Я не стану ничего делать!
— Конечно не станешь — с Кевином Лоуренсом. У этого тюфяка кишка тонка тебя получить. А вот мы с тобой прямо сейчас кое-что попробуем, сестричка… И только вздумай меня оттолкнуть, тогда я вспомню Пилар всё! Ее первый раз будет ужасным, обещаю. И она никому о нем не расскажет, я позабочусь об этом!
Ник приближает лицо к моему, на секунду замирает у рта, и вдруг обхватывает мои губы своими. Заглушив мой протест, жадно углубляет поцелуй, прижимая к стене своим телом. Врывается в рот языком, отказываясь меня отпускать и совершенно не замечая того, как я бьюсь под ним…
Секунду… две… минуту. Мне кажется это длится вечность!
Он так тесно ко мне, что я чувствую его напряженный пах и то, как он вжимается в меня бедрами. Как его ладонь требовательно поднимается выше, приближаясь к груди…
— П-прекрати, Ник! — бесполезно и дальше делать вид, что мне не страшно, и слезы льются из глаз. — Пожалуйста, перестань! Ты сумасшедший!
Он тяжело дышит, но не отступает, разве что дает вздохнуть. Освободив шею, гладит ключицы.
— Неплохо, Трескунок, для первого раза. И если ты теперь сама меня поцелуешь, то так и быть, я пошлю твою подругу подальше, даю слово!
— Ты же не серьезно?
Лицо у Ника заостряется, а серый взгляд сужается.
— Еще как серьезно, Лена! Ну же, я жду! Или я выйду отсюда, и тогда будь уверена, Пилар по своей воле уйдет со мной!
Он не врет, я видела, как подруга ослеплена Николасом, и понимаю — он так и поступит. А Пилар не пойдет — побежит, дуреха, чтобы потом пожалеть, но будет поздно.
Меня бьет дрожь, да так, что дрожат колени, но я приближаюсь к парню и целую его. Едва касаюсь ненавистных губ, но он все равно затихает, словно прислушивается к ощущениям — к своим, на меня ему плевать. Сейчас я — доказательство его силы и власти надо мной.
— Зачем ты обрезала волосы? Кто тебе разрешил?! Мне не нравятся короткие!
Я вытираю рот запястьем и подаюсь назад, прижимаясь к стене.
— Ты обещал. И не пиши Пилар, никогда! Только если полюбишь ее по-настоящему!
Ник облизывает губы, смотрит на меня, а потом вдруг смеется. Нагло и громко, словно я сказала какую-то чушь. Я жду, когда он отойдет назад, но этого не происходит, и уже через секунду он вновь пробует меня поцеловать. Только на этот раз его рука смело ложится на внутреннюю поверхность бедра, задирая платье.
— Мне нравится, когда ты такая послушная, Трескунок. Вот увидишь, у нас все получится. Адели смирится, а отец поймет. Мы уедем, и ты будешь только со мной! Каждый день… Всегда, пока я буду тебя хотеть!
Ему нравится?! Пока он… будет меня хотеть?!
От перспективы своего будущего становится страшно. От мысли, что моя жизнь может стать таким же побегом, как мамина. Ведь мне не нравятся ни он сам, ни его действия, ни слова.
У Николаса не получается накрыть мои губы, потому что я бью его по щеке. Сильно, до боли в руке. И еще раз даю пощечину, требуя, чтобы он оставил меня в покое. Заглушаю ладонью собственные всхлипы, которые рвутся из груди. Еще секунда, и я готова закричать.
— Убирайся! Пошел вон!
Это наконец-то останавливает его.
— Ты понимаешь, что все равно никуда от меня не денешься?
— Если только тронешь… я обращусь в полицию, клянусь! Все узнают, какой ты!
— Какой? — Николас отступил, но не выглядит огорченным, а очень даже напротив — он доволен в своей злости. — Страшный старший брат, у которого есть чувства к твоей подруге, но тебе это не по душе и ты решила его оклеветать? Кто тебе поверит, Утка, особенно после слов Мендес? А если узнает Адели, это превратит ваши жизни в ад. Марк тебя никогда не простит!
— Убирайся! — повторяю. Прикосновение его рук все больше душит и зудит на коже… Становится нестерпимым!.. И Николас уходит. Но оставляет последние слова за собой:
— Красивое платье, Трескунок. Запомни, именно я буду тем, кто однажды снимет его с тебя.
Дверь распахивается, он уходит, и это словно глоток воздуха — вернуть себе свободу. Я больше не могу находится ни в этой комнате, ни в этом доме, где продолжает шуметь вечеринка и никому нет до меня дела.
Дождавшись, когда Николас с Питером спустятся по лестнице и пройдут мимо Пилар, оторопевшей оттого, что мой сводный брат не обратил на нее никакого внимание, я спускаюсь следом. Мендес смотрит с изумлением и колючей обидой и, увидев меня, отворачивается.