Правда, кое-что смущало даже меня. Эндрю Мартин погиб десять лет назад, и его смерть со смертью младенца не совпадала. Более того, секта тоже пришла в эти края чуть позже! Конечно, за их перемещениями никто не следил, но все же… Не было оснований утверждать, что ребенка родила одна из сектанток. Да и кто их всех по именам вспомнит? Кого искать, кого допрашивать?
И вот тут мог бы быть тупик, если бы не новый поворот. На мой взгляд, совсем уж жуткий, но это принесло хоть какую-то связь с «Дорогой домой». Территорию лагеря решили обследовать с собаками, и те отыскали там еще трех младенцев. Все погибли очень маленькими, в возрасте до месяца. Период смерти – от двадцати до десяти лет назад. То есть, то время, когда там жила секта, попадает! А после их отъезда тела появляться перестали. Это не могли игнорировать даже самые твердолобые из полицейских.
Мне было жаль всех детей, но тот, которого нашли мы с Владом, имел для меня особое значение. Это ведь его могилу снова и снова рисовала Тэмми! Так что додуматься до теста ДНК было не очень сложно.
Я была вынуждена просить Влада об очередном одолжении. Сама бы я это не организовала – не хватило бы ни денег, ни связей. А он взял да сделал. Как всегда – без благодарности… хотя мне было бы проще, если бы он что-то требовал взамен. Моя совесть была бы спокойней!
Анализ ДНК – штука небыстрая. Его в любом случае не провели бы за день, а я еще и не позволила сразу начать, потому что мне требовалась целая серия образцов. Я связалась с отцом Джозефом и попросила его о помощи. Если бы не он, не представляю, как бы я это устроила.
Получить ДНК Тэмми – дело плевое, если учитывать, что ее тело сейчас в городском морге. С ДНК девочек сложностей тоже нет, только мороки больше. В доме осталось немало их вещей – расчески, зубные щетки, наволочки на подушках. Там можно было найти то, что нам нужно.
– Чего именно ты хочешь? – уточнил Влад, пока мы дожидались посылки из Олд-Оукс.
– Для начала – узнать, кем этот мальчик приходился Тэмми.
– Если вообще кем-то приходится!
– Думаю, что да, потому что она не забывала о нем. Двадцать лет – почти половина ее жизни! Она не рисовала места смерти других детей, только его.
– Возможно, только о нем и знала, но ладно. А с остальными что?
– Все просто: узнать, как он связан с девочками.
Это могло не дать нам вообще ничего, могло принести данные, которые иначе не получить. Поэтому нужно было ждать, оно того стоило. К сожалению, никакие деньги не могли сделать процесс таким быстрым, как мне хотелось бы – потому что мне хотелось получить результаты немедленно. Эксперты честно предупредили, что даже при самой напряженной работе дожидаться ответов придется несколько дней.
Пока же у меня оставались только мои размышления и догадки. Я не люблю рисовать всякие там схемки в реальности, но без труда выстраиваю их в собственном воображении. На этот раз моя схема напоминала паутину. В самом центре – Тэмми Рейнс, а уже от нее во все стороны тянутся векторы-нити. Ее дочери. Эндрю Мартин. Мой отец (ее отец!) и даже я. Все, с кем она была связана напрямую или косвенно. А уже от наших имен – новые паутинки друг к другу, потому что мы теперь тоже связаны.
Получается, вся эта толпа очень странных, порой даже не знакомых друг с другом людей, – родственники. Так или иначе. Каждый может сказать про свою семью, что там есть кто-то странный – или «мы все странные». Но сейчас имена не сочетались, казались оскорбительно неправильными.
Вот только очевидно и верно – это не одно и то же. Есть такой камень – турмалин. Камень один, а вариаций у него десятки. Красный и черный. Зеленый и синий. Лиловый и оранжево-коричневый. Этого мало? Он умеет менять цвета – с одного на совершенно другой. Куски этого кристалла могут быть настолько не похожи друг на друга, что ты не заподозришь их в каком-либо родстве. Ты пребываешь в полной уверенности, что перед тобой сейчас лежат аметист, дымчатый кварц, зеленая шпинель, цитрин, ну и какой-нибудь хризоберилл за компанию. Но это все турмалин, даже если он сам на себя не похож.
Вот так и с семейством Тэмми. Это не единое целое, это набор совершенно разных элементов, которые каким-то непостижимым образом оказались связаны. И теперь я должна найти эту связь, да поскорее, потому что иначе случится… что-то. Что-то плохое. Не хочу даже думать об этом.
– Я беспокоюсь за тебя, – неожиданно говорит мне Влад, разрушая череду моих минералогических метафор.
Вот уж действительно внезапно! Дожидаясь результатов, мы с ним коротали время в ближайшем крупном городе. Потому что так интересней, да и побаиваюсь я уже, если честно, всех этих городков.
После завтрака он предложил отправиться на прогулку, я согласилась. Мне просто не хотелось торчать в четырех стенах, и я решила, что ему тоже. Но даже так я размышляла о расследовании и не думала, что его это напрягает. Он ведь и сам порой молчит часами – я уже привыкла.
И тут он выдает мне это.
– Почему? – поразилась я. – У меня все в порядке!
– Мне кажется, ты позволяешь этому слишком увлечь себя. Ты только о расследовании и думаешь.
– Вообще-то, понятно, почему!
– Было бы понятно, если бы это происходило с тобой первый раз. Но ведь совсем недавно ты занималась чем-то подобным, так? Это уже становится тенденцией.
Да, это становилось тенденцией, которая меня напрягала. Я знала, что он прав. И я согласилась бы с ним, если бы он сказал это хотя бы с легкой долей неуверенности, с сомнением, допускающим, что случай у меня не совсем уж гиблый. Однако Влад произносил эти слова все тем же спокойным, ровным тоном. Он все на свете знает – даже мои мысли!
– У меня племянницы пропали!
– Ты их даже не знаешь. Если ты найдешь их, ты ведь не оставишь их себе?
– Отца напрягу, надо же и ему в их жизни поучаствовать, – пожала плечами я. – Но сначала нужно их отыскать!
– Я не спорю. Но ты до них жила одна и после них собираешься остаться одна. У тебя только дальний круг общения – те, кого ты навещаешь. Иногда, если тебе захочется. В ближнем круге никого нет.
Куда вообще катится этот разговор? Только что мы шли по улице без какой-либо цели – и вот уже мы разбираем мою биографию.
– Ты не знаешь, есть у меня близкий круг общения или нет! – возмутилась я. – Очень даже есть!
– Да? И кто там?
Так, нужно было срочно кого-нибудь назвать, чтобы он не слишком зазнавался, а я не выглядела по-настоящему одинокой. Ну же, Ио, ты умеешь врать! Беда в том, что это Влад, он меня знает, его так просто не обманешь. Раньше я уверенно назвала бы Лену, но Лена мертва, а мертвые не считаются. Мама и папа? Даже не смешно. Ксюха? Она – моя лучшая подруга, но было бы странно назвать ее самым близким человеком. По иронии судьбы, самым близким в моем окружении сейчас стал Влад. Но слишком много ему чести – знать об этом!
Я выбрала пусть и детский, однако более-менее подходящий вариант ответа.
– Есть и все!
– А я думаю, что нет, – указал Влад. – Я тут узнавал – раз уж взялся наводить справки. Замужем ты так и не была, детей нет.
– Для этого тебе понадобилось наводить справки? Тоже мне, секрет нашел! Я бы сама сказала, если бы ты спросил. Не нужно все представлять так, будто я – старая дева, мимо которой прошли все поезда. Мы ведь не в Средневековье живем, многие в моем возрасте не замужем!
– Но у каждой своя причина. В чем твоя?
В Андрее – я чуть было не ляпнула это. На правах лучшей подруги, пусть и бывшей, я знала все его уязвимые места, знала, что причинит ему самую большую боль. Если сейчас упомянуть его мертвого брата, это не просто удар по живому. Одно имя порой способно призвать целую кавалькаду чувств. То, что произошло между Андреем, Владом и мной, вряд ли когда-либо перестанет болеть. А то, что один из участников этой истории мертв, делает ситуацию безвыходной.
Но я не могла поступить с ним так даже сейчас, когда он здорово меня задел. Почему я должна думать только о его благополучии в ущерб себе? Это ведь он испортил нам безмятежную прогулку! Поэтому я ударила низко, хотя и не особо коварно.
– Может, потому, что как только я пытаюсь затащить мужчину в постель, он отталкивает меня и тревожно выбегает из комнаты?
Сработало: он напрягся. Даже с его идеальным самоконтролем невозможно вечно притворяться роботом.
– Ио, перестань. Я серьезно.
– Я тоже! Я тоже чертовски серьезно! Я уже пыталась быть политкорректной до тошноты и не касаться неловких тем, ожидая, что все решится само собой. Как видишь, это ни к чему не привело.
Хоть какой-то толк от этого дурацкого разговора: выясню, почему меня вдруг проигнорировали. Вроде как я друг, товарищ и брат, а с этими личностями сексом не занимаются?
Разговор сам собой перескочил с английского на русский, да еще и на повышенных тонах. Это не могло не привлечь внимание, и на нас косились прохожие – кто с любопытством, а кто и с настороженностью. Нам пришлось свернуть на улицу потише, но завершать разговор и делать вид, что его не было, оказалось поздновато.
– Не переводи на меня стрелки, – потребовал Влад. – Разве это не служит лучшим указанием на то, что ты замалчиваешь проблемы в собственной жизни?
Теперь и он психоаналитика изображает. Эпидемия просто.
– Да нет никаких проблем! Ты вот тоже женой с детишками не разжился, но тебя это не беспокоит.
– Ты прекрасно знаешь, почему.
Раньше на этом моменте я бы смутилась. С тяжело больным человеком не обсуждают его болезнь, это у нас на подкорке записано, нас такому с детства учат. Но порой гнев помогает преодолевать ментальные барьеры, а Влад меня порядочно выбесил.
– Этому твоему «почему» всего два года! А раньше что? У тебя было больше, чем достаточно, возможностей жениться! За тобой табун фанаток бегал! Хотел бы женушку для производства детишек – давно была бы! Но я же не спрашиваю, почему ее и потомства еще нет. Мне кажется, что все понятно.
– Да? И что тебе понятно?