– Да. Почти всю мою жизнь.
– А на тот момент?
– Нет! – свидетель чуть повысил голос. – На тот момент я был чист больше шести месяцев! Мне дали серебряный значок!
Я почувствовала, как сердце сжимается от сострадания. Странно. Необъяснимо наивно. Я смотрела на взрослого дядьку, который, если называть вещи своими именами, испоганил собственную жизнь. И все равно мне было его жалко – в этот момент, когда он, как ребенок, хвастался непонятно перед кем серебряным значком за трезвость. Возможно, своим самым большим достижением.
Этот человек выздоравливал, так или иначе. Но «Дорога домой» стала для него новой бедой, ударом, после которого он уже не оправился.
– Почему вы пошли с этим человеком? – спрашивает полицейский.
На потрескавшихся губах свидетеля – горькая улыбка.
– Они умеют убеждать. Я хотел начать новую жизнь, но у меня ничего не было. Мне сказали, что если я буду жить с ними, у меня все будет.
– Что именно?
– Дом. Еда. Люди, которые меня любят… У меня ведь никого не осталось после того, как я стал колоться! Торчков никто не любит, и даже если они прекращают, им никто не верит. Мне нечего было терять.
– Что от вас требовалось за пребывание в секте?
– Они не называли это сектой. Только сообществом.
– Хорошо. Что от вас требовалось за пребывание в сообществе?
– Ничего особенного. То, что я и так хотел делать: я должен был работать. Но это я умею! Там каждый выбирает ту работу, которая ему нравится. Работы много, так что выбор есть.
– Например?
– Я вот мебель делал. Ее там делают и продают. Кто-то овощи и фрукты выращивает, кто-то за животными следит, кто-то одежду шьет. Это очень простая, мирная жизнь.
– Кто продавал то, что вы производили?
– Не я так точно! Я за годы, что там провел, деньги в руках ни разу не держал. Продавали другие, и я никогда не знал, сколько у сообщества денег. Думаю, много, но всеми управлял Хост. Почти все были такие, как я, и только Хост и его окружение имели доступ к деньгам.
Я могла бы подумать, что Хост – это имя, но меня уже предупредили, что это нечто вроде должности. Английское Host означает «хозяин». Чего угодно – дома, ресторана, отеля. Просто хозяин всего и всех.
Согласно материалам суда, главу секты звали Роджер Саммерс. Но внутри сообщества никто никогда не использовал это имя, только Хост. Они вроде как желали подчеркнуть, что Хост выше их, обращаться к нему по имени – слишком фамильярно для жалких людишек.
– Значит, вы утверждаете, что в первое время вас все устраивало?
– В первое время – да, – кивает свидетель. – Но первое время там особенное. Новичкам мало что позволяют увидеть. Для них все должно быть хорошим, простым, потому что они еще могут сбежать… Но когда ты втягиваешься, теряешь связь с прошлым, начинает всплывать… всякое. Тебя больше не слепит первое впечатление, и ты видишь то, что раньше не замечал.
– Поясните.
– У сообщества денег больше, чем должно быть. Я, конечно, не бухгалтер, но я считать умею… У нас всегда было больше, чем могло быть. Просто пользоваться этим позволяют не всем. У таких, как я, была обычная жизнь, какую мы сами себе наладим, такая и будет. Но у Хоста и его окружения было все. И работать тоже нужно не всем, а некоторые вроде работают, но никто не знает, чем они занимаются.
– Вы сказали, что подозреваете их в преступной деятельности?
– Не только я. Многие говорили, что окружение Хоста – это не просто его охрана. Это воры и… и убийцы. Они это делают за деньги. Слушайте, мне ведь точно положена защита?
– Конечно. Вас будут охранять до самого суда, ни о чем не беспокойтесь.
Я чуть не рассмеялась – нервно, потому что в этом не было ничего веселого. Охрана до суда! А потом? Что будет дальше? Ведь даже если бы Хоста посадили, у него остались бы помощники на воле!
Но его так и не посадили.
– Вы говорили, что Хост был жесток с вами. Как?
– Не только со мной, со всеми. Он сам вводил наказания, чаще всего – телесные. Сам не бил, но смотрел. Говорил, что так он заботится о нас.
– Сколько раз наказывали лично вас?
– Три. После третьего я сбежал.
– Расскажите, за что и как вас наказывали.
– Ну, первый-то раз я был сам виноват… У меня началась бессонница. Уж не знаю, почему, у меня и раньше так бывало. Я перестал спать по ночам, заснуть мне удавалось только под утро, я просыпался поздно и опаздывал на работу. Сначала мне никто ничего не говорил, потом стали предупреждать и даже отчитывать. Но я это всерьез не воспринимал, думал: чего мне беспокоиться? Мы ж там не на компанию работали! Что они сделают, зарплату мне сократят? Или уволят? Так дело дошло до Хоста. Он велел наказать меня при всех – тридцать ударов палкой для начала. Но это я хоть мог понять!
Он действительно воспринимал это как норму, я по глазам видела. Его даже подозрение, что при Хосте жили воры и убийцы, не особо шокировало. Оставалось лишь догадываться, что должно было произойти, чтобы он решился удрать из секты, да еще и выступить против Хоста в суде.
– Второй раз я получил, когда начал задавать лишние вопросы. Кончалась зима, у нас на общей кухне осталось совсем мало продуктов, питались чем попало. А Хост и его свора машины новые закупали и бриллианты! Я и стал мутить воду… За это – пятьдесят ударов на морозе. Хороший стимул заткнуться. Я тогда пневмонию подхватил, чуть на тот свет не отправился, мне уже не до болтовни было.
– Но вы все равно остались в секте? – не выдерживает интервьюер. Его гложут те же вопросы, что и меня.
– Да.
– Почему?!
– Это был мой дом. Мне некуда было уйти оттуда. Да и потом, поговаривали, что уйти не так просто… Мне не нужны были эти неприятности. Остаться и молчать было куда проще. Тем более что там не всегда было очень плохо. Только иногда.
– Но что-то же заставило вас уйти?
– Да. Третье наказание.
– Из-за чего вы его получили?
– Из-за женщины. Очень это странно, да? Все серьезное всегда происходит из-за женщин!
– Каким было отношение к женщинам?
– В той части сообщества, где жил я, – таким же, как к мужчинам. Мы все были равны. Все прекрасно знали, что у Хоста и его свиты свой гарем. Туда женщины шли добровольно, там можно было не работать. Но если кто-то не хотел идти туда, они и не шли – так нам сказали. Я не вдавался в подробности, меня это не касалось.
– В чем тогда причина конфликта, из-за которого вы были наказаны?
– Спать можно было с кем угодно. Но на то, чтобы жить вместе, получить комнату, которая будет только нашей, нужно было разрешение Хоста.
– Это никого не возмущало?
– Нет, мы все считали, что это чисто формальность, что-то вроде родительского благословения. Потому что Хост обычно очень быстро все разрешал. Как будто никому не отказывают! Это потом уже я понял, что об отказах просто не кричат.
– Вам отказали?
– Да.
– Почему?
– Женщина, с которой я хотел быть… Она понравилась охране Хоста. Тогда я и узнал, сколько вокруг неправды. Неправда, что всем дозволяется быть вместе, стоит только попросить. И неправда, что женщинам дают выбор, если хотят видеть их в гареме.
– Вас наказали, потому что хотели забрать вашу невесту?
– Нет, меня наказали, потому что я не согласился с этим. Я возмущался и всем пытался доказать правду. Но меня посадили в клетку на несколько недель… Больше я ту женщину не видел. Никогда.
Ему до сих пор было больно. Свидетель говорил спокойно, как будто бы невозмутимо. Но в его голосе и взгляде навсегда остался отпечаток тех дней. Дело было не только в совершенном против него преступлении. Дело еще и в том, что рухнули его идеалы. Сообщество было его семьей – однако теперь оно не могло играть эту роль, как бы он ни старался.
– Расскажите о слухах, – просит полицейский.
– Слухи я доказать не могу. Все, что случилось со мной, – правда, и я повторю это под присягой. Но слухи – это слухи.
– Мы это пониманием. Ваши показания не будут искажены. Где вы услышали эти слухи?
– В клетке… В сообществе нет тюрьмы как таковой. Мы жили в заброшенных зданиях, кажется, раньше это были корпуса больницы. Один из этажей был заставлен старыми большими клетками – думаю, для каких-нибудь тигров или медведей. Не знаю точно. Туда помещали меня и других провинившихся. Только Хост мог решить, как нас наказывать.
– Например?
– Кого-то просто держали взаперти, кого-то лишали воды и еды, кому-то не позволяли спать. По-разному. Были там, в клетках, люди, которых я не смог найти, когда сам освободился. Я спрашивал, за что их посадили в клетки. Тогда я и узнал слухи. Они про Хоста… Я, когда там поселился, даже не думал, что про него могут так говорить. Да я его спасителем считал! Если бы при мне о нем такое ляпнули, я бы сам придушил болтуна! Но теперь я готов был верить.
– Что именно о нем говорили?
– Что он на самом деле не верит в то, чему учит нас. Но это как раз понятно – дурак я был, когда думал, что может быть иначе. Меня другое пугало. Там, на верхушке, не было никаких правил. Жили, как хотели, а от несогласных быстро избавлялись. Гарем был один общий для всей свиты Хоста. У него у самого были жены.
– Сколько?
– Несколько. Сколько именно – не знаю. Они жили рядом с ним и их дети тоже. И вот дети… С детьми было хуже всего. Вы имейте в виду – это я слышал только от одного человека! Но он из клетки так и не вышел, просто исчез и все. Разве это ничего не доказывает?
Нет, ни один суд такое доказательство бы не принял. Я это понимала, да и полицейский, проводивший допрос, тоже. Но он решил не давить на свидетеля, не расстраивать того раньше времени, и задал вопрос:
– Что рассказал вам тот человек? О детях.
– Что у Хоста было разное отношение к мальчикам и девочкам. Девочки жили с матерями, но… Он не признавал родство.
– Что это означает?
– То, что это были его дочери, ничего не значило. Когда девочке исполнялось шестнадцать, любой девочке в сообществе, считалось, что она готова быть с мужчиной, если она ему понравилась и он ей понравился.