– Да!
Пытливый ум – несомненное достоинство. Так же, как и стремление довести начатое дело хоть до какого-нибудь итога.
– Отсутствие действий было самым безобидным завершением событий.
Мэтт отрицательно покачал головой:
– Безобидным? По-твоему, то, что молодой хозяин поместья на глазах у всех превратился в волка, не имеет значения?
Ох, парень, ты напрашиваешься… Ладно, считай, напросился:
– Для меня? Нет.
Маг, собиравшийся продолжить чтение нотаций, осекся, вгляделся повнимательнее в мои глаза и оторопело полуспросил, полупризнал:
– В самом деле?..
– Конечно не имеет. Наследник Эллидов – оборотень? Пусть. Дело семьи, не более. Он был опасен для окрестных жителей? Нет. Опасен для обитателей усадьбы? Опять-таки нет. Почему же я должен волноваться о серой собачке? Желает в таком виде проводить ночное время? На здоровье!
– Ты… – Во взгляд Мэтта бочком проскользнуло озарение: – Ты же много знаешь об оборотнях, верно? И сразу понял, что желтоглазый принадлежит к ним и…
Я посмотрел на носки сапог. Потом – на стенную панель с отколотым краем резного узора.
– Вовсе не сразу. Не раньше, чем все увидел собственными глазами.
– Но…
Маг никак не мог поверить. Наивный, восторженный ребенок… Пора взрослеть, малыш.
– Выслушай меня. Пожалуйста. Вот ты принадлежишь к избранным, способным творить волшебство. Задумайся и ответь, только не торопись: как часто ты пользуешься чарами? Сколько раз в день, к примеру?
Мэтт недоверчиво сузил глаза, но внял моей просьбе и молча углубился в подсчеты. А когда закончил, на лице белобрысого появилась вполне ожидаемая растерянность:
– Нечасто. За последнюю неделю и вовсе ни разу не чародействовал.
– А почему? Можешь найти причину?
Он честно провел поиски, а я терпеливо дожидался их завершения, хотя наперед знал, куда тропинка размышлений приведет мага.
– Когда я пользуюсь заклинаниями, мое тело словно отдает часть сил, небольшую, но если заклинать и заклинать… Можно полностью истощить себя, об этом нас предупреждали наставники.
– Теперь все понятно?
– Ну…
М-да, точку все же придется ставить самому:
– Различить в существе оборотня можно несколькими способами. Скажем, натаскать дикого или домашнего зверя. Спросишь, зачем натаскивать, если они сами по себе должны это чувствовать? Чтобы та же собака имела смелость заявить об итоге опознания. Видишь ли, железы оборотней выделяют особую секрецию, вызывающую у многих животных, да и у человека, сильный страх, поэтому пес предпочтет пройти мимо, а не сообщать хозяину о присутствии рядом врага. Следующий способ: воспользоваться услугами другого оборотня. Он, разумеется, действеннее, но только если вы сойдетесь в цене, иначе рискуешь оказаться одураченным. И наконец, можно сплести заклинание. Правда, оно потребует напряжения мыслей, особенно в первый раз, и расхода сил, а каждого встреченного на пути проверять не станешь, не так ли? Потому что ляжешь пластом после полутора десятков прохожих… Мысль ясна?
– А в тот раз, с кошками?
Не дают покоя шадды? Ничего, пройдет:
– А что кошки? У меня не было необходимости устанавливать их природу, потому что я и так знал: они оборотни. Или ты решил, что я между делом осматриваю всех и каждого? Спешу заверить: глупостями не занимаюсь.
Ох и вру, любо-дорого послушать! Мне бы при дворе переговорщиком служить: и вашим, и нашим угожу, дайте только время и возможность языком потрепать… В обычном состоянии я бы почувствовал, что с Нирмуном не все гладко и чисто, а почувствовав, начал бы проявлять интерес и докопался бы до истоков тревоги. Правда, и волк не остался бы в долгу: та же Лэни безошибочно находит меня посреди самой густой лесной чащи лишь по колебаниям пространства вокруг моей скромной персоны, поскольку метаморфы, как обитатели двух Пластов одновременно, весьма тонко ощущают любые изменения в привычном окружении.
– Значит…
А белобрысый погрустнел. И правильно: нечего строить иллюзии относительно чужого могущества. Лучше взращивать свое, родное.
– Раз уж ты так давно не практиковался в магии, вот тебе задачка! – Протягиваю Мэтту шнурок с шеи оборотня. – Выясни, что за чары на нем висели, висят ли сейчас, целые или нет, и если повреждены, сможешь ли ты их починить.
Маг принимает вызов на поединок, впивается взглядом в переплетения кожаных полосок, а я прохожу в комнату и прикрываю за собой дверь, ибо расстроенные и растрепанные девицы не терпят излишнего интереса к себе. Хотя бы до тех пор, пока не пригладят волосы и пятком легких пощипываний не вернут щечкам румянец.
Лита сидела на полу в дальнем углу, подтянув колени к груди и вцепившись побелевшими пальцами в складки юбки, словно комки груботканого полотна в кулаках придавали уверенности.
– Как поживаешь, красавица?
Она вздрогнула, услышав мой голос, хотя и видела, что я вошел. Неожиданность исключаем. Что остается? Страх. Оцепенение. Растерянность. А еще, если вспомнить разукрашенную щеку мага, любое существо в доме сейчас кажется девушке врагом. Плохая новость…
Я стукнул костяшками по косяку. Дверь приоткрылась, пропуская внутрь голову Мэтта:
– Что-то случилось?
– Ты не видел Шани?
– Кого?
– Мою кошку.
Белобрысый маг округлил глаза:
– Ты бы еще про лошадь спросил! Зачем она тебе понадобилась?
– Лошадь мне не нужна, а вот другая животинка… Шани, лапа моя, ты далеко?
Толчок в голень. Не такой сильный, как в исполнении Микиса, но ощутимый.
– Ах ты, моя умница, иди к папочке!
Мэтт одарил меня взглядом, полным искреннего сожаления о моих пристрастиях и умственных способностях заодно: на дворе такие дела, а я, видите ли, с кошкой балуюсь! Эх, не понимаешь ты ничего в жизни…
Шани удобно устроилась на моих руках, подставила горло для почесывания и благодарно заурчала. Я подошел к Лите и, не говоря ни слова, просто дождался мига, когда девушка перестала уделять все свое внимание полу.
Пушистое серое чудо, мурлычущее на моей груди, словно по заказу увеличило громкость счастливой песенки и блаженно перевернулось на спину, уперевшись подушечками передних лап мне в подбородок. Трудно было придумать более мирную картину, и Лита, почти четыре вдоха неотрывно смотревшая на кошку, вдруг всхлипнула и разжала пальцы.
– Ай, как нехорошо получилось, красавица, – всю юбку измяла… Теперь гладить придется.
Она кивнула и всхлипнула снова. Замечательно! К реальности переброшен хлипкий, но проходимый мостик, а значит, можно начинать разговор.
Я присел рядом, опираясь спиной о стену. Шани, поерзав, устроилась у меня на коленях и зажмурила глаза, приглашающе подставляя ласкам мягкую шерстку на загривке.
– О чем грустим, красавица?
– Молодой хозяин… Мне почудилось, что… Или то было на самом деле? – Темно-голубые глаза, в считанные мгновения и теперь уже навсегда попавшие в окружение морщинок, с надеждой посмотрели на меня.
– Не почудилось.
– Стало быть, он…
– Обернулся волком.
Девушка замерла, вдох или больше смотрела сквозь меня, а потом еле слышно спросила о том, что волновало ее больше собственной безопасности:
– Что же теперь будет со старым хозяином?
Обычно в таких случаях полагается беззастенчиво врать, утешать всеми правдами и неправдами, городить одну сказку на другую, но мне нельзя было тратить время на ложь. Хотя бы потому, что пока одно потрясение не прошло полностью, его можно без ущерба дополнить другим: проверял на себе и не единожды.
– С ним ничего не будет, красавица. Больше ничего. Dou Лигмун отправился во владения Тихой Госпожи.
– Хозяин…
– Скончался.
Всхлипы резко участились, быстро слились в рыдания. Лита уткнулась в мое плечо, за считанные вдохи насквозь промочив слезами рубашку. Я позволил девушке выплакаться, но, признаться, даже удивился, как быстро она успокоилась. Впрочем, на ее месте меня занимали бы те же самые вопросы, простые, скучные, но самые важные для существования оставшихся в живых:
– Надо распорядиться, чтобы все было по-людски, да, господин?
Неплохо бы. Молитву над мертвым телом я уже прочел, и о душе старика можно не тревожиться: освобождена и препровождена за Порог, как полагается. Но и тело заслуживает не меньшего уважения:
– Обязательно распорядишься. Ты теперь тут за хозяйку, самую главную.
Она шмыгнула носом:
– Да я и так хозяйничала, больше-то женщин сюда не ходило, боялись.
– А ты? Неужто не боялась?
– Еще как. Да куда ж мне деться? Мои родители сами сызмальства здешним хозяевам прислуживали, что ж я, хуже их буду? В лес ночью не ходила, а днем… – Тут Лита вспомнила утренние события и всплеснула руками: – Выходит, что ночью, что не ночью, все одно было? А я-то, дура, от сумерек шарахалась… Молодой хозяин ведь утром в зверя обернулся? Значит, солнце ему не помеха?
Тому из метаморфов, кто придумал и пустил в народ слух о тесной связи лунного света и Обращения, следовало бы вручить самую драгоценную награду, какую только можно измыслить. Сами оборотни потешаются над людьми, свято уверовавшими: только в ясное полнолуние звери выходят наружу из человеческих тел. Нет, разумеется, Ка-Йи обладает властью над живущими-на-две-стороны, но не столь явственной: круглые бока луны всего лишь облегчают Обращение, размывая границы между Пластами. Сие обстоятельство, кстати, охотно используют и сами метаморфы, назначая для своих отпрысков первые опыты по смене облика именно при полной луне. Но вовсе необязательно дожидаться ночи, чтобы гладкая кожа поросла шерстью…
– Не думай сейчас об этом, красавица. Я хочу, чтобы ты затвердила себе одно: Нирмун как был, так и остается хозяином поместья, тем человеком, которого ты знаешь с детства. Даже в звериной шкуре.
– Правда?
– Самая настоящая правда. И еще. Вспомни, он хоть раз причинил кому-нибудь зло? Ударил кого-нибудь? Убил? Или в деревне пропадали люди?
Лита шумно вдохнула и выдохнула: