— Я имею неоспоримое право воспользоваться твоими услугами без предупреждения, помнишь?
— Ну, извини.
Ра-Дьен всплескивает руками:
— И это — все?
— Мало? Хочешь, на колени встану?
— От твоих колен никакого проку. Как и от тебя в целом. Битую неделю будешь плевать в потолок, а мне отдуваться за двоих? Я тебе это припомню, будь уверен!
— Не сомневаюсь.
Припомнит. И не один раз. Еще случая не было, чтобы малейшая моя оплошность осталась безнаказанной.
— И чтобы испортить предстоящий отдых, сразу скажу, как ты будешь со мной расплачиваться, — улыбка становится донельзя довольной.
Покорно вздыхаю:
— Скажи.
— В Антрею собирается нагрянуть daneke Амира.
— ЧТО?! Опять?!
Каллас, блаженно щурясь, наслаждается моей растерянностью.
— Не опять, а снова. Она же делами занимается, в отличие от некоторых.
— Только не говори, что…
— И ты будешь ее сопровождать. Все время пребывания в городе. В целях оказания услуг, так сказать.
— Ты так со мной не поступишь…
— Поступлю. Вернее, уже поступил: она извещена и горит желанием добраться до Антреи в кратчайшие сроки.
— Калли…
— Что? — даже детское прозвище не способно заставить Советника смягчиться.
— Что угодно, Калли, только… Только не эта пытка!
— Это не пытка, а общение с очень милой женщиной.
— Кому она милая, а кому…
— Хватит ныть, Рэйден! Приговор окончательный и обжалованию не подлежит.
— Ты меня ненавидишь, да?
Стараюсь всем своим видом изобразить раскаяние и негодование одновременно.
— Как ты догадался? — ехидничает Ра-Дьен.
— Калли, это жестоко.
— А оставлять меня один на один с южными змеями — это милосердно?! Все, я закончил! Даю тебе три дня на то, чтобы поправить здоровье. И заранее запасись терпением: оно тебе пригодится!
— Калли…
— Рэйден, мне очень неприятно это говорить, но… Если ты и дальше будешь вести себя неосмотрительно, я вынужден буду держать тебя на поводке. И очень коротком. Ты же умный парень, и знаешь, что к чему. Будь чуточку серьезнее. Всего чуточку, я о многом ведь не прошу!
— Хорошо.
— Не слышу!
— Как пожелаете, dan Советник! — четко и громко выговариваю каждое слово.
Ра-Дьен поднимается со стула.
— Вот так гораздо лучше… Провожать меня не надо. Возвращайся к своей писанине.
— Слушаюсь, dan.
— И не смотри на меня так, будто я лишил тебя сладкого! Я не требую большего, чем можно исполнить.
— Знаю.
— Трех дней тебе хватит?
На миг в голосе Калласа проглядывает забота. Правда, заботится он прежде всего о себе и благополучии своих дел.
— Да.
— Точно?
— Приложу все силы.
— И только попробуй не приложить! Твоя матушка уже тебя ждет.
Криво улыбаюсь. Ждет и любит, полагаю. А уж как моя матушка умеет любить…
Северные Ворота и дорога к Малым отрогам Ринневер,
дневная вахта
Очередной возница, к которому я обратился с просьбой подвезти меня до дома, столь поспешно убрался подальше, что заслужил особо заковыристое ругательство в спину. И почему Лунная Излучина так пугает людей? Из-за россказней о привидениях? Не так все страшно, как говорят. И не только не страшно, а даже забавно. Но все трясутся и убегают прочь, когда упоминается местечко, рядом с которым расположено мое родовое поместье. Ладно, постою еще немного: вдруг, найдется смельчак? А не найдется, пойду пешком. Не рассыплюсь. Только корзинка мешать будет.
Да, безлошадный я человек. И что? На кой ххаг мне лошадь? По причалам на ней скакать? Так копыта по мокрым камням еще лучше скользят, чем подошвы сапог. А если упадешь в воду, а тебя сверху еще тяжелой тушей придавит, что делать? Да и некуда мне верхом ездить: проще пешочком пробежаться по узеньким улочкам, срезая путь через садики и калитки. У danеke Тармы, конечно, лошади в хозяйстве есть. Так она на них и уехала к родственникам в поместье. А мне животное — только лишняя морока. С котом-то не знаю, как справиться… А когда нужно срочно попасть из одной точки города в другую, можно воспользоваться и искусственными способами: на этот случай у меня кое-что при себе всегда имеется…
Когда Каллас Ра-Дьен покинул кабинет ре-амитера, я скоренько закончил работу над протоколом и только потом позволил ярости и бессильной злобе выйти наружу.
Придумал, значит, мне наказание, изверг? И радуется, представляя мои будущие мучения. Ну ничего, еще поквитаемся! Запорю тебе следующие переговоры, вот тогда посмотрим, как запоешь! Даже не поймешь, что я виноват. Хотя… Слишком давно мы знакомы. Так давно, что знаем друг друга, как облупленные орехи. И отсутствие явных свидетельств моей небрежности не помешает тебе установить наличие ее самой. Как всегда. Нет, не буду нарочно вредничать. Просил меня повзрослеть? Попробую. Через силу, но попробую. Могущество, говоришь? Проку от этого могущества…
— Это тебе на Лунную Излучину надо?
Звонкий голос оторвал меня от размышлений. Звонкий, но какой-то резкий, что ли: как будто монетки друг о друга трутся и звякают.
— Да, мне.
Оборачиваюсь, рассчитывая увидеть кого угодно, только не пигалицу лет десяти от роду, которая насмешливо смотрит на меня снизу вверх.
Задорные светлые косички, торчащие в стороны. Россыпь веснушек вокруг курносого носика. И — неожиданно темные глаза, напомнившие мне ту, другую. Но если во взгляде хэса я нашел только отчаяние, то эта девчонка смотрит на меня совсем иначе. С чувством собственного превосходства.
— Тогда идем!
— Куда?
— К моей повозке, конечно. Или передумал?
«К моей повозке»? Ну, ничего себе! Такая кроха, и уже допущена до управления лошадью? Впрочем, вполне возможно, что она здесь с отцом или с матерью, и просто хочет поразить незнакомца своей напускной важностью.
Нет, все же одна: рядом с кособоким сооружением на колесах, в которое запряжена сонная гнедая кобыла, никого больше нет.
— Залезай! — девчонка ловко устроилась на передке телеги. — Ну, чего медлишь? Аль брезгуешь?
С чего это мне брезговать? Ехать все лучше, чем тащиться по раскаленной солнцем дороге на своих двоих, да еще с четырьмя на весу.
— И зверю дай воздуха глотнуть, а то он, поди, уж запарился! — советует малолетняя возница, пока я пристраиваю корзинку у края телеги.
— Зверю? А-а-а…
И как она углядела? Снимаю с корзинки платок, которым был завязан верх, и встречаюсь взглядом с укоризненными желтыми блюдцами.
— Мр-р-р-р-р-х-х-х-х-х!
То ли Микис ругается, то ли выражает свою покорность судьбе в моем лице.
Да, пришлось взять кота с собой. А куда денешься? Daneke Тарма еще не вернулась, слуг в доме нет — отпущены до возвращения хозяйки, и кто будет присматривать за котом? А спросят-то с меня! Поэтому прямо с Острова я поплелся домой, вычистил корзину подходящего размера от ветхих останков прошлогодней зелени и водрузил туда кота. Кот не пожелал занимать предложенное место и вылез наружу. Я снова посадил его в корзину. Он снова вылез. Так могло продолжаться до самого вечера, но мое трогательно-отчаянное воззвание к кошачьей совести (сдобренное угрозами остаться без еды и одновременным обещанием свежей речной рыбы) возымело действие: Микис сделал вид, что согласился, и на одиннадцатый раз остался-таки в корзине. И теперь мне нужно будет с ним расплачиваться. Ладно, пойду к отцу на поклон: не обидит же он отказом единственного наследника?
Я всегда любил дороги. Особенно знакомые. Можно бесконечно смотреть на размеренную смену пейзажей, лениво проплывающих мимо. Смотреть и думать. О своем. Если попутчик не донимает расспросами.
— От беды, что ли, бежишь? — девчонка прищурила правый глаз.
Собственно, управлению своей лошадкой она вообще не уделяла внимания, предпочитая пялиться на меня, для чего с самого начала нашего совместного путешествия села вполоборота.
— С чего взяла?
— Смурной ты какой-то. Будто что случилось.
— Может, и случилось, тебе-то какая разница?
— Да никакой. Только за разговором время быстрей летит, неужто не замечал?
— За разговором… — хмыкаю. — И о чем поговорим?
— Да о чем хочешь. Вот ты, наверно, в центре города живешь?
— Нет, в предместье.
— А почему? — искреннее недоумение.
— Там воздух вкуснее.
— Вкуснее? — недоверчиво тянет девчонка.
— Ну да. Легче и свежее. У причалов воздух горький. А в центре города — сухой и колючий.
— Правда? — напряженная задумчивость на веснушчатом лице. — А как ты это узнаешь?
— Никак, — пожимаю плечами. — Я это чувствую, и все.
— А научить можешь?
— Нет. Я с этим родился.
— Здорово!
— Я так не думаю.
— Почему?
А и правда, почему? Потому, что возможность читать ароматы, как страницы книги, лишает меня свободы? Наверное. Тягостно засыпать и просыпаться только для того, чтобы СЛУЖИТЬ. И сколько лет уже живу с этим ощущением, а до сих пор не привык. Возможно, не привыкну никогда. Но что мне ответить любопытному ребенку?
— Видишь ли… Каждому человеку боги при рождении дарят какую-нибудь способность. Кто-то видит зорче других, кто-то слышит тоньше. Разное бывает. Но подарки никогда не делают просто так.
— Как это? А когда в середину зимы ленту для волос подарят? Это тоже не просто так?
— Конечно, нет. Тебе прок очевиден. А тот, кто дарит, протаптывает тропинку между вашими сердцами. На будущее запас делает.
— Да-а-а? — щурится девчонка. — Хочешь сказать, дарители никогда не бывают бескорыстны?
— Никогда.
— Совсем-совсем?
— Совсем-совсем. И поэтому я предпочитаю платить за чужую доброту золотом. Сразу.
Наступает молчание, но недолгое. Темные глаза снова вспыхивают:
— Тогда… Если уж тебе что-то подарили, и ты знаешь, чем должен за подарок заплатить, почему бы не гонять его в хвост и в гриву?
Непонимающе хмурюсь:
— То есть?
— Ну, для своей выгоды чужим подарком вовсю пользоваться!