Болевой приём сработал безошибочно. Хватка на моих плечах тут же ослабла, а я продолжала выкручивать его пальцы, слыша сладостный треск кости, выскользнула с траектории его захвата, продолжая с силой выворачивать его руку. Рэйвон всхлипнул, падая на колени, и заскулил. В это самое время, я ощущала такой прилив сил и удовольствия, который мог граничить с безумием и блаженством одновременно.
— Ты, — прорычала я, — земляной червяк, не суйся ко мне, понял? Не лезь к моей сестре или брату! Узнаю — вырву руку и скормлю её псам, — шипела я ему на ухо, даже примерно не представляя, как смогу заставить себя остановиться в этот момент. — Моя семья не твоя забота. Увижу тебя рядом с сестрой, и мы посмотрим, как хорошо ты научишься ползать по земле за неимением ног…
Всё это происходило на центральной улице, ведущей в храм Двенадцати. Мимо нас проходили эвейи, кто-то останавливался и наблюдал, чем всё закончится. Кто-то шушукался и охал, выспрашивая у тех, кто подошел ранее, что происходит. Всё это я отмечала краем сознания, понимая, что скорее всего у меня будут огромные неприятности совсем скоро, но я не могла остановиться и просто отпустить этого парня. Никогда прежде я так не реагировала, даже когда оскорбляли меня. Что изменилось сейчас? Я впервые осознавала огонь внутри себя? Или же впервые он пробудился внутри, когда вступила в Нить Жемчуга Китарэ?
Явно собрав все силы в кулак, Рэйвон смог отстраниться от той боли, что я причиняла ему, и резко подняться на ноги, толкая меня спиной. Я пошатнулась, и этого хватило ему, чтобы повернуться и занести руку для замаха. Всё происходило с невероятной скоростью, и я понимала, что вряд ли сумею достойно уклониться от его прямого удара, когда на его предплечье сомкнулась чья-то рука, останавливая его. А уже спустя мгновение, из-за его спины вышел и сам мой спаситель.
Китарэ выглядел хладнокровным и невозмутимым, как и всегда его маска отчужденности была безупречна. Он бросил на меня мимолетный взгляд, и тут же прямо взглянул на Рэйвона. Эвей попытался вырваться из его хватки, но не тут-то было.
— Я говорил тебе ни один раз, рано или поздно твои шутки закончатся весьма плачевно, — сказал Китарэ, нарочито медленно отпуская его руку.
— Китарэ, я…
— Мне всё равно, — взмахом руки останавливая любые попытки объясниться, сказал наследник. — Проверил? Рад?
— Проверил, — угрюмо буркнул парень, баюкая сломанную руку и бросая обиженные взгляды уже на меня. — Не очень…
— Иди и приведи себя в порядок, — кивнул он в противоположную от храма сторону. — Игнэ, за мной, — не дожидаясь моего согласия, Китарэ прошел мимо меня, судя по всему, намереваясь принять участие в ежедневной молитве.
Мало понимая, что именно произошло, и что означали его слова про проверку, я, тем не менее, молча отправилась следом за ним.
Мы шли в полной тишине, и даже, казалось, спешащие на молитву эвейи, нарочно замолкали, проходя мимо нас, стараясь как можно скорее пройти мимо.
— Рэйвон подозрительный и упрямый. У него особое чувство юмора, которое в основном понятно только ему одному. Очень своеобразный эвей, — сказал Китарэ, когда мы оказались вдвоем, пропустив вперёд основной поток эвейев. — Не знаю, что уж такого он сказал тебе, но надеюсь, у вас ещё будет возможность всё прояснить, — прозвучало это не как «надежда», а скорее уж как приказ.
Умнее было бы слушать, соглашаться и молчать, но в кои-то веки, Китарэ говорил со мной, и у нас ещё было время на беседу. К тому же, эхо былого гнева всё ещё дрожало внутри меня.
— И, что ещё мне следует знать, о твоем круге такого, к чему стоит отнестись с «пониманием»? — поинтересовалась я максимально вежливо, хотя, думаю, нотки сарказма всё же слышались в этом вопросе.
Китарэ глубоко вздохнул, поднял взгляд к небу, о чем-то поразмыслил, и всё же соизволил дать ответ:
— В твоём конкретном случае, даже я не возьмусь судить. Но в мои планы не входит проявлять излишнее участие к твоей судьбе, потому, просто избавь меня от этой необходимости, — бросил он на меня один из своих леденящих душу взглядов. — Это понятно? Мне всё равно, что именно ранит и оскорбляет твою гордость, абсолютно безразлично, как сложно «огню» бороться с собственным темпераментом, я не желаю об этом ничего знать и тем более не желаю сталкиваться с последствиями. Мой тебе совет, просто будь потише, — последние слова он практически прошептал мне в лицо, нависая надо мной, как угрожающая незыблемая скала.
Мой взгляд упирался в его шею, и я не решалась взглянуть ему в глаза. Вопреки любым доводам разума, именно начиная с этого самого дня, я почувствовала странную потребность в этом мужчине. Мне хотелось помочь ему, о чем бы он меня ни попросил… Хотелось, чтобы однажды я могла взять его за руку, а он посмотрел бы на меня, пусть не так, как сегодня ночью, а так, как смотрел на меня тот самый Аши из моих снов. Меня тянуло к нему, а от того, что он говорил сейчас, становилось не по себе. Мои нечаянные желания разбивались о каждое острое слово, которое он произносил. Я понимала со всей ясностью, призраки прошлого порой ничего больше, чем призраки давно минувших дней, которые неосторожно оживают по ночам в наших снах. Но всё же…
— Смею заметить, что в основном шумят вокруг меня, и не могу сказать, что я в восторге, — изогнув бровь, сказала я и позволила себе усмехнуться, придавая этому жесту практически осязаемый намек на то, что произошло этой ночью.
Это было дерзко, даже чересчур. Но в то же самое время, я не сказала ничего обидного или невежливого, а то почему Китарэ вдруг стал похож на жабу, готовую квакнуть, вовсе не моя вина, а целиком и полностью его собственные мысли.
— Думаю, мы опаздываем, — как ни в чем ни бывало, заметила я, позволяя Китарэ ринуться вперёд, с такой скоростью, что всё что мне оставалось, это неуклюже поспевать за ним, когда идущие впереди эвей шарахались в разные стороны от летящего на них наследника.
Глава 9
С момента, как я попала в Храм Двенадцати прошел ровно месяц. Вечно солнечный Мидорэ накрыло пеленою дождя, который не покинет эти места ещё ближайшие пару месяцев, прежде, чем солнце вновь раскинет свои лучи над этим краем. Влажность убивала меня. Я узнала, что у дождя есть десятки разновидностей именно в эту осень. На севере было всего три: ливень, дождь, морось. В Мидорэ было… чего только не было, разве что снизу-вверх не капало. Моя нога непрестанно ныла и я уже всерьёз подумывала от неё избавиться раз и навсегда. Это было выше моих сил.
Я чувствовала себя мухой залипшей в меду, хотя больше подходило совершенно другое слово. Ощущение того, что я, словно белка в колесе, продолжаю бесполезно топтаться на одном месте, не покидало меня. Время шло, но прогресса не было ни в чем. Я стала «призраком» в круге Китарэ; «бешеным придурком, с которым лучше не связываться» в Храме Двенадцати. Пока я была полна энтузиазма относительно того, что, возможно, мне удастся наладить отношения с Китарэ, я решила поговорить с Рэби относительно своих воспоминаний.
«— Да, он приезжал к нам со своим отцом. Вы много играли вместе тогда».
Всё.
«— А, что ещё? Откуда я знаю. Нашла о чем беспокоиться, раз он всё равно не помнит. Что было, то прошло».
На любые мои попытки узнать хоть что-то о том, что нас связывало с Китарэ, знает ли он что-то о том дне, когда произошел пожар? Я получала односложные или малоинформативные ответы, которые ровным счетом не проясняли ничего.
А самое главное, заключалось в том, что Рэби явно не желал говорить со мной об этом. И именно это казалось подозрительнее всего. Но как я уже сказала, с этого разговора началось моё ежедневное топтание на месте.
Я посещала все молитвы и тренировки в Храме вместе с кругом Двенадцати. Мы занимались вместе, иногда разговаривали ни о чем и кое-как, ела я за отдельным столом вместе с Рэби.
Все мои занятия по преодолению собственного страха перед огнём, точно так же заканчивались по уже привычной схеме: паническая атака, нехватка кислорода, обморок. Я точно дрессированная мышь исполняла одни и те же трюки изо дня в день без какого-либо движения вперёд. И всё бы было ничего, но грёбаный дождь убивал меня больше всего.
— Может, погуляем? — голос Рэби раздался у порога в мою комнату.
Подтянув колено здоровой ноги к груди, я сидела на подоконнике и рассматривала серый пейзаж зарождающихся сумерек. За окном монотонно накрапывал дождик из разновидности под номером девять.
— Не хочу, — буркнула я, опираясь лбом о стекло.
— Так нельзя, — начал было он привычную уже песню о том, что я как-то не так себя веду.
— Почему? — посмотрела я на него. — Я ничего плохого не делаю.
— Я не понимаю, что с тобой происходит?
— Ничего… ничего не происходит… — вздохнула я. — И эти дожди, как же они меня достали! И ты, — вдруг разозлилась я, — тоже достал!
— Я?! — от удивления брови Рэби сами собой поползли вверх.
— Да! Ты молчишь, хотя прекрасно знаешь, что кроме тебя, мне больше не у кого спросить… и, ты знаешь, что самое смешное, у меня такое ощущение, что я впервые в своей жизни держу траур… — тяжело вздохнула я, — траур по мечте, — усмехнувшись, вновь уставилась в окно.
— Чего? У тебя может… ну, это? — замялся Рэби. — Лунные дни, что ли? — поняв, что я никак не реагирую на его намёки, поинтересовался он. В наших с ним отношениях, это не было смущающим вопросом. Именно он, когда-то очень давно говорил со мной об этом. — Хочешь пироженок или чаю?
— Ничего не хочу, пойду, прогуляюсь, — всё же решила я, поднимаясь с насиженного места.
Прошествовала мимо Рэби, захватив свой халат.
— Я всё же заварю чай к твоему возвращению, — донеслось мне вслед.
Я не знала, чем в эти дни занимался мой круг, который таковым был лишь по недоразумению, но я не могла найти себе места. Тоска и уныние, прочно обосновались у меня в сердце. Порой, это казалось странным, но я совершенно не могла взять себя в руки. Дождь, бесконечный дождь, казалось, я настолько отчаялась, что готова была винить именно его в своих бедах.