Теперь я помнила, как искренне восхищалась ими в тот день. Как мой глупый, наивный детский разум, в котором был образ матери, сотканный лишь из сказок и рассказов отца, вдруг поставил на это место её. Не знаю, как так вышло, но я действительно почувствовала, что именно такой могла и должна быть она. Что я сделала? Как любой ребёнок, не приученный к этикету правилам, распорядку и не знающий ни в чем отказа, я побежала к ней. Перепрыгивая лужи, что остались во дворе после дождя, обворачивая дворовую живность, я с разбегу бросилась обнимать эту пришлую красавицу; Первое разочарование и сердечная боль пришли ко мне именно от этой женщины, когда она брезгливо оттолкнула меня, и я ничком упала в грязь. Её выражение лица в тот день… Теперь я знала, что она всегда смотрела на меня так. Это было не из-за моего уродства. В её глазах такой я была с самого первого дня.
— Злая, — прошептала девочка рядом со мной.
Я посмотрела на неё и едва смогла удержаться, чтобы не начать разглядывать её лицо, вместо показываемых ею сцен. Глаза моего детского «я» светились такой искренней ненавистью, что мне невольно стало не по себе. Так не смотрят на тех, кого просто недолюбливают. Так смотрят на тех, кого хотят убить. Тем страшнее был этот взгляд на детском лице.
— Хватит, — вдруг решительно взмахнула она рукой, точно перелистывая страницу, — не хочу дарить ей это время, — серьёзно сказала она.
Реальность вокруг нас покрылась серым туманом, и мы словно замерли в небытие. Вокруг лишь вязкая серая хмарь, в которой растворились картины прошлого, что я уже никогда и ни за что не забуду. Только не их.
— Просто скажу, — продолжила она, — с её приездом многое изменилось для нас…
Она сказала это «нас» и ей не следовало продолжать. Словно потянув за ниточку старый клубок, воспоминания пришли ко мне без её картин. Не такие яркие — смутные. Но, я понимала, о чем она говорит.
Многое и впрямь изменилось с приездом Дорэй. Отец стал покидать замок, оставляя меня с ней, а я совершенно не понимала, почему эта женщина такая странная. Когда мой папа был дома, то она была такой нежной, теплой, заботливой. Я, правда, порой начинала фантазировать, что она моя мать. Когда отец уезжал… я словно становилась невидимой для неё и её детей. Это смущало и задевало меня. Я не понимала, почему она то любит меня, а её дети готовы играть со мной днями напролёт, то Дорэй словно забывала о моём существовании, а мои новые друзья вдруг игнорировали меня. Я не помню, чтобы это было слишком драматичным, просто это обижало. Но у меня был Рэби, а значит, всегда было чем заняться и с кем поиграть.
— Уже вспомнила, — скупо улыбнулась девочка, рядом со мной, — сама.
На некоторое время она замолчала, смотря куда-то прямо перед собой. Выражение её лица вдруг стало совершенно нечитаемым и пустым, словно она о чем-то глубоко задумалась.
— Ты знаешь, — вдруг сказала она, потерев маленькой ручкой глаза, — я ведь могу сохранить то, зачем ты пришла? — посмотрела она снизу вверх. — Мне уже легче, правда, — поджав губы, она натянуто улыбнулась.
Надо сказать, врали мы обе никудышно, что в детстве, что сейчас.
— Чтобы там ни было, — прошептала я, — я больше не оставлю тебя, — чуть крепче сжала я её ладонь.
Я смотрела в отражение своих собственных глаз на детском лице и знала, что это часть меня. Но я не была Китарэ. Я не могла так бесстрастно и четко разделять лабиринты разума и части подсознания. Для меня она была ребёнком, который пятнадцать оборотов ждал меня. Одна. В темноте. Она защищала меня. И, чтобы там ни было сокрыто в глубинах этих темных глаз, пришло время разделить этот груз.
Казалось, она услышала меня без лишних слов, потому лишь кивнула, вздохнула поглубже, и вновь взмахнула рукой, преображая реальность.
Мне следовало догадаться, что эта глава моего детства будет посвящена Китарэ. Наша первая встреча. Стоит ли говорить, что в детстве я, похоже, была падка на красиво одетых людей? Я впервые видела принца, верхом на настоящей лошади, конечно, не такой большой, как у других воинов, но он умел сидеть в седле! Сложно подобрать слова, чтобы описать мой восторг. Ни один мой знакомый мальчик либо не умел, либо у него просто не было лошади! А тут, такое…
Папа подарил мне самое удивительное платье на свете. С самого утра меня вымыли, туго причесали и запретили играть во дворе, пока не прибудет Император. И, вот, я тайно подсматривала из-за ног отца за приближающейся процессией. Моё крошечное сердечко взволнованно стучало в груди, в то время как я уже не могла найти в себе сил отвести от него взгляд. Между нами уже тогда существовала удивительная, ни на что не похожая нить, которая незримо соединила нас.
— Это так, — чуть улыбнулась малышка рядом со мной, и столько всего было в этом не по-детски взрослом взгляде: потаённая боль словно смешалась в едином вихре с такой искренней теплотой. Даже я видела то, как дорог он был ей… Даже я понимала, что она потеряла его…
Моменты нашей первой встречи сменялись моментами общих игр, разговоров, проделок. Мы так мало времени провели вместе. У меня были друзья и до встречи с ним, но уже тогда я понимала, что таких, как он, я никогда прежде не встречала. Он был особенным. Эта маленькая частичка меня самой показывала мне эти сцены нашего общего детства, должно быть, неосознанно окрашивая их в более яркие цвета, даря странный вкус этим воспоминаниям, которые оживали в моей памяти вместе с ощущениями, которые были так крепко связаны с этими моментами.
Тот день, когда я решила поразить его самым красивым местом Турийских лесов и отвести на место силы севера… До этого самого раза, я лишь однажды была там ночью. Папа привел меня туда украдкой, лишь чтобы показать мне светлячков. Уже после пожара я так часто бывала там именно ночью. Каждый раз, точно захлёбываясь в непонятной тоске и восторге одновременно. Теперь я знала, почему. Все эти годы мне не хватало их обоих, и именно там, остались самые душевные и теплые воспоминания о нем. Сейчас они точно крошечные светлячки в покрытой мглой памяти о моем детстве, сияли словно звёзды на небе.
Ночь, когда всё изменилось в воспоминаниях моего детского «я» отличалась от всего того, что она показала мне прежде. Я почувствовала это сразу. Глаза видели ясную летнюю ночь. Я слышала стрекот кузнечиков, пение птиц, наша с Китарэ одежда была достаточно легкой, но мне казалось, тут была лютая стужа, проникающая сквозь кожу и кости. Каждый вечер я придумывала нам развлечения. Вот и этот вечер не стал исключением. Разве могло быть что-то более захватывающее, чем подслушивать разговоры взрослых? О том, что беседа велась между самим Императором и моим отцом, даже мысли не было. Хотя, теперь я знала, кто как бы случайно подбросил мне эту идею…
Старая Тильда как раз выдала нам вечернюю порцию рисовых пирожков и чая, когда на кухню, как бы между делом зашла Дорэй. Как всегда безупречно красивая, очаровательная, сияющая. Даже Китарэ смотрел на неё с некоторой толикой восхищения, что уж говорить обо мне. Она тепло поздоровалась с нами, и уже обратилась к кухарке.
— Должно быть, мой брат сегодня обсуждает с Императором детали предстоящего праздника. Я слышала, это будет нечто невероятное, — мечтательно вздохнула она, в то время как Тильда лишь растерянно хлопала глазами, не зная какой реакции от неё ждёт хозяйка.
Я видела, что ей было плевать на то, что скажет прислуга. Всё это она говорила нам двоим. Дорэй даже не смотрела в сторону Тильды, лишь следила за нами. Потом как бы невзначай коснулась моего плеча, и я заметила, как крошечная искра точно соскользнула с её пальцев, падая мне на грудь и тут же взгляд ребёнка, что сидел за столом, наполнился предвкушением и азартом.
— Я долго искала этот момент… А, может быть, я сама его придумала? — прошептала девочка рядом со мной, и посмотрела на меня так, словно искала ответ у меня. Будто я была последней её надеждой, что это правда было, а не она сама нарисовала его в своём воображении.
— Не думаю, что это выдумка, — сказала я, детально прокручивая в памяти момент её прикосновения ко мне.
Это и правда было странно. Я, конечно, была ещё той заводилой, но до этого момента у меня и Китарэ были совершенно иные планы на этот вечер. Но одно лишь прикосновение этой женщины, и моё сердце стучало, точно сумасшедшее в предвкушении совершенно особенного приключения и желания узнать, что же за праздник готовят для нас?!
Спустя годы, когда твой разум уже способен понимать, что ребёнку пяти оборотов, не по силам прошмыгнуть мимо императорской стражи, ты способен понять, насколько всё это было непросто так. Но тогда, поднимаясь по каменным ступеням башни, я знала лишь то, насколько ловкой, умелой и проворной я была. Самым главным казалось узнать, что же такое готовят для нас наши отцы, а потом поделиться этим с Китарэ.
— Ты хоть понимаешь, как это звучит? — голос отца, такой непривычно холодный, жёсткий.
Я уже видела это прежде, и хотя, я всё ещё не знала, что было дальше, я чувствовала, с какой силой забилось сердце у меня в груди. Пальцы девочки, что продолжала держать меня за руку, с такой силой впились в мою ладонь, что я почувствовала, как её крошечные ноготки впиваются мне в кожу. Но, эта боль была ничто, по сравнению с тем, что должно было открыться мне вот-вот.
— Вполне, — голос отца Китарэ столь же серьёзный и решительный. — Потому и прошу тебя о помощи! Я больше никому не могу доверять. У меня есть только моё ожерелье, только мои братья, в которых я могу быть уверен.
— Парящие, если они подведут к этому, то для Империи, мира, полотна — это будет катастрофа… Конечно, ты же знаешь, я всегда с тобой, что бы ни было… — прошептал мой отец, а я уже знала, что последует за этим.
Я видела, как словно от стены отделилась высокая сухощавая мужская фигура, а на мои детские плечи легли тонкие ледяные пальцы.
— Мышка-малышка, — прошептал этот мужчина на ухо ребёнку, а у меня побежали мурашки по спине от его шепота, — любит подслушивать? — хриплый смешок, прежде чем мне показалось, что пальцы этого мужчины превратились в тончайшие иглы, которые без особого труда вспороли мою детскую грудь, сжимаясь вокруг сердца.