— Я это запомню, — довольно пробормотал он. — Обязательно! — подходя ко мне, продолжал посмеиваться он и тут же просто обнял, прижав меня к своей обнаженной груди. — Только так, — прошептал он, — я приветствую свою дочь. Хотя, надо бы разозлиться для порядка… всё же ты одна у меня, могла бы и вспомнить родителя, — с напускной обидой в голосе, пробормотал он.
От его тела исходил такой приятный жар, что волной прошелся по телу, отзываясь приятием родной стихии. В этот момент я впервые серьёзно подумала о том, кто я и как многое мне предстоит ещё вспомнить о себе. Я обязательно к этому приду, но только немного позже.
Когда он отпустил меня, продолжая удерживать за плечи, я подняла свою до сих пор сжимающую сферу ладонь. Кисть моей руки дрожала, и наконец-то стало понятно, почему так болела. Было такое ощущение, словно руку обдали крутым кипятком. Кожа сильно покраснела, казалось, ещё немного и на ней появятся первые волдыри от ожога. Я боялась разжать ладонь, так как не знала, что это повлечёт за собой, после того как я перестану удерживать силу сокрытую в ней.
— О, — задумчиво произнёс Радави. Он плотоядно улыбнулся и в его взгляде появился хищный блеск. — Не вздумай сжечь того, кто посадил моё дитя в эту клетку. Даже, если тебе очень сильно захочется, позволь ему прийти сюда… Я буду ждать его, — и хотя говорил он тихо, от одних интонаций в его голосе у меня мурашки поползли по спине. — Отдай, — протянул он мне свою ладонь.
Я вновь взглянула на дрожащую от боли кисть в нерешительности. Могу ли я отдать ему то, что следовало сохранить любой ценой?
— Отдай, ты не справишься с ним. Он так зол сейчас. Если бы это не была ты, то давно бы уже сгорела дотла. Лишь ради тебя он всё ещё сдерживается. Отдай и уходи.
Видя, что я всё ещё не решаюсь, он вновь заговорил со мной.
— Я позабочусь о нём. В конце концов, я гот, кто привел вас в этот мир. Мне ли не знать вашей боли и того, что каждому из вас нужно. И потом, ты в курсе, что принеся его к месту, где родилась сама, то теперь это станет и местом его перерождения?
Конечно, я и понятия не имела об этом, как и о том, что такое возможно. Я просто хотела, чтобы его энергия нашла покой в недрах великого вулкана и лишь надеялась, что подобное однажды произойдёт.
С трудом разжав ладонь, бросила последний взгляд на сферу в своей руке.
— Мы ведь ещё увидимся? — дрожащим голосом, спросила я.
— О, ещё драться будете за место, — легко отмахнулся он, кивнув в сторону скалы.
— Я буду ждать, — прошептала я тому, кто, возможно, ещё остался внутри.
Когда Радави легко забрал её. От прикосновения с его рукой, моя уже кровоточащая обожженная ладонь вновь стала такой, как прежде, точно ничего и не было. Он же поднял шар к небу, будто всматриваясь внутрь, улыбнулся каким-то своим мыслям и вновь взглянул на меня.
— Уходи. И, — нахмурился он, — в следующий раз будь добра зайти домой… Хотя бы вспомни, где он находится. Гоняешь старика по чем зря…
Он повернулся ко мне спиной и направился к сокрытому в скале проходу. Но перед тем, как раствориться в глубинах твердыни, вновь обернулся, чтобы напомнить мне то, что казалось ему очень важным.
— Не жги придурка! Ты обещала!
На этих словах он исчез, а я подумала, что ничего я не обещала… С чего он взял? Хотя, если он сможет сделать то, что сказал, то и я смогу сделать вид, что пообещала.
Некоторое время я смотрела на серую гладь камня, потом всё же не выдержала, подошла чуть ближе и положила ладонь на неё.
— Позаботься о нем, — попросила я с надеждой в сердце, что меня услышат. Ведь мир за полотном это место, где у всего есть душа.
Развернулась на пятках, и больше не оглядываясь, разбежалась, чтобы прыгнуть со скалы и встать на крыло. Я не успела улететь достаточно далеко, когда позади послышались оглушительный треск и грохот. От долгого сна пробуждался великий вулкан, а мне следовало поспешить туда, где меня так ждали.
Я слышала его зов сквозь нить связующую нас.
«— Говоришь, что с ним всё в порядке? Серьёзно? — смутно знакомый голос не вызывающий внутри никакого отклика.
Он знал, стоит немного сосредоточиться, и он вспомнит, кому он принадлежит. Но зачем? Для чего ему знать, кто это?
— Императрица, поймите, физически наследник абсолютно здоров…
— Физически здоров?! — вскрикнула женщина рядом с ним, заставляя вновь вернуться из той глубины его души, где было так тихо, спокойно и ужасно холодно. — Серьёзно, что ли?! Он не приходит в себе уже который день! Его волосы… только посмотри, что с волосами?! Кожа точно снег?! Как смеешь говорить нечто подобное?! Здоров… Я поняла, — быстро заговорила она, в то время как Китарэ никак не мог понять, злится эта женщина или радуется? Да и вообще, не могла бы она кричать где-нибудь ещё. Она мешает ему. — Ты просто шарлатан! А, может быть, тебе заплатили за такие диагнозы?! Хотя бы знаешь, что тебя ждёт, если с наследником что-то случится?! Поверь мне на слово — переживать ты это будешь долго, вот только вряд ли переживешь!
— Я уверяю вас, совсем скоро вы сможете убедиться в правдивости моих слов, — очень тихо проговорил мужчина.
— Тебе же лучше, если так!
Когда послышались удаляющиеся шаги и звук закрываемых дверей, Китарэ открыл глаза.
Он смотрел прямо перед собой, разглядывая белоснежный потолок. В принципе, было всё равно, куда смотреть, но потолок был прямо перед ним. Его не волновало ни что произошло, ни как он тут, оказался. Теперь он вспомнил голос, что совсем недавно звучал рядом с ним — мать. Немного задумался, о том насколько они близки? Опять звенящая пустота внутри. Ему всё равно.
— Вы очнулись?
Знакомый эвей. Ис Вей. Лекарь.
— Да, — констатировал он очевидный факт, неохотно повернувголову в сторону окна. Разговаривать с кем бы то ни было не хотелось. Отвечать на глупые, вопросы тем более. Вокруг же, напротив, началась какая-то непонятная суета.
Его осматривал лекарь, задавал неимоверное количество вопросов, на которые Китарэ лишь механически отвечал.
Приходила мать, говорила о том, что погиб его отец. Какая ему разница? Погиб и погиб. Как его это касается?
Говорила о том, что теперь он надежда Империи. Что значит „надежда“? Ответа на этот вопрос у него так же не было.
Его спрашивали о том, что он помнит о случившемся? Он не помнил ничего. Его это не волновало. На счет реакции остальных он не брался судить. Китарэ не мог понять, что они испытывают. Казалось, он, словно, ослеп. Мир как-то незаметно погружался в непроглядный серый туман. Одинаковые лица, одинаковые выражения на них, с той лишь разницей, что одни гримасничают активнее, другие меньше. Слуги и вовсе берегут лица от лишних кривляний. День сменялся ночью, а затем снова приходил день. Больше, всего он ценил ночь. Тогда его оставляли в покое, и переставали дергать со своими расспросами и действиями, в которых как ни старался, он теперь не видел смысла. Всё, что осталось — это голод и сон. Единственные вещи, о которых он смело мог сказать — хочу!
Однажды всё изменилось. В его серый мир, укрытый ото всех туманом безразличия и апатии, пришла боль. Огнём горела вся левая сторона тела. Никогда прежде он не испытывал ничего подобного. Эта боль застала его врасплох, просто накрыв с головой однажды ночью, лишив способности дышать и кричать. Она взорвала реальность, внеся в неё первую яркую краску. Ужасающий мазок, на смену которому пришел гнев. Сумасшедший, безжалостный, яркий, словно открытое пламя. Но именно этот гнев вытащил его тогда, когда мир вокруг застыл где-то в безвременье, и бессмысленности».
Смотря на серый туман, в котором растворились все звуки, образы и, кажется, даже мысли, он неожиданно вспомнил те дни. Кажется, его душа тогда затерялась где-то здесь в этом странном месте между мирами. Быть может, его осколок до сих пор сокрыт под слоем тумана?
Глубоко вздохнув, он на мгновение прикрыл глаза и вновь посмотрел перед собой, когда ему показалось, что туман вдруг пришел в движение. Возникло странное ощущение, что даже температура вокруг вдруг повысилась. Стало теплее. Но разве такое возможно? В месте, где всё замерло, превратившись в непроглядную серость? Но с тёплым ветром пришло и ещё кое-что… Прикосновение. На его шею осторожно легли теплые ладони, принося с собой тепло и радость, разгоняя кровь в венах, заставляя сердце биться чаще, замирая в ожидании лишь одного единственного эвейя на всё белом свете.
— Ив, — прошептал он, узнавая её без лишних слов.
Только она могла одним своим присутствием раскрасить мир вокруг него.
Он не успел ничего сказать, когда она легко поцеловала его в губы, обжигая своим дыханием кожу.
— Прости, я немного задержалась, — тихо сказала она.
Легкая улыбка сама собой вдруг коснулась его губ.
— Иногда, стоит немного задержаться…
— Вышло дольше, чем я предполагала, Китарэ, — он почувствовал, как она вновь перевела дыхание. — Прости, что так долго, — сказала она, а когда он хотел было возразить, Ив положила свою ладонь ему на грудь и Китарэ забыл как дышать.
Лёгкий укол, странное ощущение парения, головокружение. Он слегка пошатнулся, пытаясь найти точку опоры, когда она сжала его предплечья.
— Что это? Что ты… — мысли путались, язык заплетался, точно он хорошенько выпил.
— Всего лишь вернула самый большой подарок на свете, — прошептала она ему на ухо, пока он не мог обрести равновесие. — Спасибо.
Она крепко обняла его за талию, пока Китарэ приходил в себя. В какой-то момент он ощутил, будто в его глаза попал песок. Он часто-часто заморгал, тогда как туман вокруг него всё сильнее истончался, и к нему постепенно возвращалось зрение. Совсем скоро мир вокруг приобрёл ясные очертания. Он сделал вдох, затем ещё один почти не веря ни тому, что видит, ни собственным ощущениям.
Его стопы утопали в мягкой зелёной траве. Воздух