— Завтра, договорились? Ой, красавица, ну дай я тебя чмокну...
Дверца с его стороны распахивается, Мишка одной рукой, как редиску из земли, выдергивает Валеру из салона, а другой тут же бьет в лоб так, что тот плашмя падает на капот. Говорит при этом жене:
— Оленька, сумка тяжелая, не возись, я вытащу. — И уже Валере: — Ты полежи малость, я сейчас вернусь и договорим. Насчет чмокнуть.
Мишка обегает машину сзади, забирает у жены баул, ставит его на тротуар, хочет вернуться к Валере, но тот уже за рулем и рвет с места.
— Ну вот, и не поговорили, — расстроенно сказал Гречихин.
Стас зашел в кабинет к Панину, когда тот укреплял на стене фотографию в тонкой металлической рамке. На переднем плане — бравый, с двумя орденами, капитан, рядом с ним девушка, а чуть позади группа офицеров, среди которых Стас узнал и Вадима.
— Почти семейное фото, — улыбнулся шеф. — Командир с женой и его верные бойцы. Так?
— Так, Станислав Викторович.
— Ты здесь еще старший лейтенант, значит, снимок сделан года три назад?
— И это верно.
— Как видишь, я тоже не лишен наблюдательности. Ныне ваш капитан как минимум в майорах...
— В капитанах Серега, Станислав Викторович.
— Что так? У тех, кто воюет, я слышал, карьерный рост идет быстро.
— По идее, да. У тех, кто остается в живых.
Шеф сразу стушевался, какое-то время молча рассматривал фотографию, потом спросил:
— А эти, которые рядом с тобой?
— Живы. Но в боевом порядке остался один. Вот он — майор.
— Так живем, — глухо сказал Станислав Викторович. И протянул Вадиму руку. — Я в Белый дом, сегодня здесь уже не появлюсь.
— У вас не найдется минут десять для разговора?
— Не больше десяти.
— Хорошо. За вами и Аланом действительно водились большие грехи?
— Тогда первоначальный капитал ни к кому не приходил честно. Ни к кому! — повторил Стас. — Потому давай обойдемся без подробностей. И вообще, будем считать тему прошлого закрытой.
— Не получится, Станислав Викторович. Я должен хотя бы представлять, насколько серьезны для вас бумаги, которые хранит Рассадин.
— Знать бы, что именно он имеет. Но я так понимаю, что у него есть документы, которые могут «выстрелить». И еще я вот что скажу, Вадим. Рассадин — дерьмо порядочное, к цели всегда шел напролом, не считался ни с чем. Захочет — подставит под удар любого, а сам выкрутится. Потому набирай команду, приглашай людей, сколько нужно и каких нужно.
— Каких — это от вас зависит, Станислав Викторович. От задачи, которая будет поставлена. Можно работать над тем, чтобы найти бумаги Рассадина и изъять их. Можно дать понять, что его шантаж вас нисколько не волнует, лично вы защищены прекрасно, и пусть он поступает как хочет. Можно тихо сидеть и ждать от него ошибки, чтоб потом перехватить инициативу. Можно заняться поиском компромата на вашего бывшего босса и потом устроить торг...
Станислав Викторович, стоявший до этого у двери и готовый выйти из кабинета, прошел к столу, сел на стул, ссутулился и вроде как постарел.
— Панин, — сказал он. — Я знаю одно. Я много лет тружусь честно, может быть, чересчур честно, и законов даже на йоту нарушать своей команде не позволяю. Найти и, как ты говоришь, изъять документы у Рассадина без этого невозможно. Сегодняшняя ситуация меня устраивает. У нас с ним оборваны все контакты, надеюсь, он перебесится и успокоится.
— Думаете, ему хватит того, что он выжмет из Алана?
Станислав Викторович выдержал очень большую паузу. Он, наверное, еще сидел бы молча, но вошла Юля, сказала, что Коленька с машиной уже у подъезда. Это она так тактично напомнила шефу, что в Белый дом опаздывать не надо.
Он встал. Красноречиво посмотрел на секретаршу, и та выпорхнула.
— На Алане Рассадин не остановится, — наконец сказал шеф. — Но мы военных действий против него открывать не будем. Может быть, торг... Как говорят, торг уместен...
Сам же Константин Евгеньевич в это время входил вместе с Абрамовым в ресторан. Уселись за столик в отдельном кабинете, Абрамов поправил ширму так, чтоб был виден вход. Улыбчивая официантка спросила:
— Вам, Анатолий Сергеевич, как всегда — рыбу?
— Рекомендую, — поднял палец Абрамов, обращаясь к собеседнику.
— Я всегда прислушиваюсь к советам умных людей.
— Значит, тогда две рыбы и белый соус.
Официантка ушла, и только после этого Рассадин взглянул в меню, увидел цены на заказанное блюдо и поднял брови:
— Однако неплохо живут военные пенсионеры! А везде пишут...
— Бывшие партийные и комсомольские работники тоже не прозябают, Константин Евгеньевич, иначе бы вы не обращались ко мне за очередным заказом. Я правильно понял, вы попросили встречи именно для этого?
Абрамов никак не давал ему взять инициативу разговора в свои руки. Рассадину приходилось постоянно отвечать на прямо поставленные вопросы.
— Да. Решил коллекционером стать. Огнестрельное оружие. Некоторые говорят, что это уже не модно, но у меня на этот счет свое мнение...
— Предлагаю мушкет времен Наполеона. Есть отечественная пищаль середины семнадцатого века.
Рассадин рассмеялся:
— Я пока не профессионал, я дилетант. Потому на первых порах меня устроила бы хорошая снайперская винтовка.
Абрамов воспринял эту фразу как ожидаемую.
— Качество ствола определяет качество цены.
— Для меня это не вопрос.
— Тогда договорились. Только очень серьезная просьба: не засветите ствол.
— Я дорогими вещами не разбрасываюсь, Анатолий Сергеевич. И пока не начали трапезу: скажите, что представляет собой ваш бывший сослуживец Панин?
Как ни умел держать себя Абрамов, но тут рука его, лежащая на скатерти, дрогнула. Он вперил тяжелый и одновременно пронзительный взгляд на собеседника и медленно выговорил:
— Вправду говоря, я уже жалею, что мы договорились насчет снайперской. В Панина трудно будет попасть.
— Клянусь, у винтовки будет другая задача. Что же касается Панина — мне приятно, что у нас с вами общий враг, Анатолий Сергеевич.
В этот день Вадим ушел с работы лишь после того, как получил сообщение от Коленьки, что шеф отзаседал свое в правительстве и доставлен домой. Юля уже ушла, в офисе никого не осталось. Панин вынул из шкафа огромную коробку с электронным танком и, выходя из кабинета, сказал, глядя на фотографию:
— Такая вот жизнь, Серега.
Примерно через час он остановился у дома, возле которого только укоренялись молодые деревца. Два года назад тут праздновали новоселье командира. Через неделю Серега уехал в очередную командировку и уже не вернулся оттуда.
Панин достает сотовый, набирает нужный номер, смотрит на окна третьего этажа.
— Лариса, привет!
— Привет, — слышит в ответ. — Ты где?
— Угадай с одного раза.
На знакомый балкон тотчас выходит женщина с телефонной трубкой в руке.
— Игорек не спит? — спрашивает Панин.
Женщина поворачивается, видно, зовет кого-то. К ней выскакивает мальчишка лет шести.
— Тебе только его хотелось видеть?
— Если честно, мне хочется глоток хорошего чая.
— Уже закипает, — говорит Лариса и добавляет: — Слушай, он трубку вырывает.
— Дядя Вадим, а в коробке что? — слышится звонкий взволнованный голосок. — Танк?
— Само собой. Что и было мной обещано.
— А ты еще обещал в музей.
— Идем завтра прямо с утра...
И они вправду пошли в Дарвиновский. Игорь носился по этажам и залам, ему было вообще не до взрослых — тут для него все было интересным.
Вадим и Лариса сели на скамью, стоявшую у стены, и Лариса совершенно неожиданно спросила:
— Панин, скажи честно, а почему ты меня тогда Сереже уступил? Ну когда я с вами только познакомилась?
— Честно? — переспросил Панин. — Так если честно, то я тебя не уступил, а проиграл.
Лариса даже отстранилась от него:
— Проиграл? В карты?
— Я в карты вообще не играю. Сережа сказал, хватит, мол, ходить втроем, пойдем в тир — и уложил все пули в десяточку.
— А у тебя рука дрогнула? Или решил угодить командиру?
— Ни то и ни другое. Он всегда лучше стрелял.
Игорь помчался к витрине с неандертальцами, начал строить им рожицы.
— Панин! — Она чаще всего звала его по фамилии. — А почему ты не женишься, Панин? У тебя ж выбор!.. Молодой, красивый, с квартирой.
— Ты какой ответ от меня ждешь?
Она чуть пожала плечами, потом тихо засмеялась:
— Наверное, такой, как в женских романах пишут. Что лучше меня не нашел или что-то в этом роде. Соври, скажи, что это так.
— Не хочу врать. Понимаешь, Лара, есть такая сказка про Снегурочку, за которую очень страшно. Она может пострадать именно из-за того, что кто-то ее любит. Мне ее недавно мой знакомый рассказал.
Игорек повернулся к ним:
— Ма, дядя Вадим, идите сюда! Во! — показал на древнюю грудастую женщину, сидящую у костра. — Наша нянечка из группы.
ГЛАВА 4
— Софья Матвеевна, улыбнитесь!
Преподаватель машет рукой и отворачивается:
— Боря, ты мне уже надоел!
— Но пять кадров осталось, Софья Матвеевна! Я бы пленку сегодня в печать сдал, когда за хлебом поеду.
Кто-то из палатки советует ему:
— А ты пойди девчонок сфоткай. Они купаются.
Женщина делано пугается:
— Не вздумай! Они там в костюмах Евы.
— Так это же то, что надо, Софья Матвеевна!
Три студенточки действительно плещутся на диком пляже. Когда проходит катер, приседают по горло в воду, чтоб не демонстрировать чужому глазу обнаженные груди. Они грызут дикие кисловатые яблоки.
— Господи, как домой возвращаться не хочется! — говорит одна.
— А я хочу, — говорит другая. — В ванную, на дискотеку, потом с Лешкой к нему на дачу!
— У вас дело к свадьбе?
— К матери-одиночке. Ему нужна... Ну такая, как наша Настя: чтоб одновременно умная и красивая.
И обе одновременно, в один голос, кричат: