— А почему нет?
— Потому что там хотели стереть все мои воспоминания. Но они все еще здесь. — Марк постучал себя по лбу. — Как и раньше. Только они больше не соответствуют действительности. И честно говоря, возможно, профессор и его люди — это банда сумасшедших, но я не представляю, как они сумели бы в такое короткое время незаметно подвергнуть меня тотальному зомбированию.
— В короткое время? — Эмма растерянно посмотрела на него.
— Я провел сегодня шесть часов в клинике. Мне не давали никаких таблеток, не ставили уколов, я сделал лишь пару глотков воды.
— Вы ошибаетесь.
— Теперь и вы сомневаетесь в моих воспоминаниях?
— Нет. Я лишь имею в виду, что вы участвуете в эксперименте не с сегодняшнего дня.
— Простите?
— Поэтому вы и должны были пойти со мной. Я хотела показать вам вот это.
Она открыла папку и достала двустороннюю анкету, которую Марк уже видел. Несколько часов назад. В клинике.
— Посмотрите.
Она протянула ему формуляр. И ткнула указательным пальцем в заполненное от руки поле в правом верхнем углу.
— Это…
«…невозможно».
Марк схватил бумагу.
«Этого не может быть».
— Теперь вы понимаете, почему нам так важно поговорить?
Марк кивнул, не отрывая взгляда от формуляра, который был полностью заполнен и оформлен на его имя. Больше всего его шокировала дата первичной заявки.
Первое октября. День аварии.
За четыре недели до того, как Марк отправил запрос в клинику Бляйбтроя.
24
Документ был похож на оригинал. Но прежде чем Марк успел удостовериться, не держит ли в руках фальшивку, в дверь постучали. Три стука, перерыв, и еще два. Ритм напоминал условный знак, но Эмма, казалось, никого не ждала. Она испуганно посмотрела сначала на дверь, потом на Марка. Быстро забрала у него формуляр.
— Кто это? — беззвучно спросила она. Правый уголок ее рта дрожал.
Марк пожал плечами. Еще четверть часа назад он и понятия не имел об отеле «Тегель». Откуда ему было знать, кто стоит за дверью, в которой даже не было глазка? Нужно было открыть ее, чтобы выяснить, кому и что от них нужно в такой поздний час. Вряд ли это был персонал; в этом сомнительном притоне не было ни обслуживания в номерах, ни мини-бара, который можно было пополнить.
— Я посмотрю, — прошептал он, когда стук повторился. Тот же самый ритм, те же самые острые костяшки по ламинированному дереву.
— Нет! — Эмма резко замотала головой и удержала его. Она так сильно рванула Марка к себе, что уткнулась носом в его левое ухо. — Вы не замечаете, что здесь происходит?
— Нет. — Он попытался высвободиться.
— Они ищут нас.
— Кто? Бляйбтрой?
Волосы Эммы защекотали ему щеку, когда она снова помотала головой:
— Он не станет пачкать руки. Для этого у него есть люди.
Ее веки начали сильно дрожать, мощные груди колыхались при каждом вдохе.
— И поэтому мне нужны вы, — прошептала она срывающимся голосом. — Мне нужен свидетель, который докажет, что они с нами делают…
Она приложила палец к его губам, и Марк случайно коснулся его языком. Но Эмма, похоже, не заметила этой ненамеренной интимности.
— Какая чушь… — прорычал он.
— …Свидетель, который задокументирует все последствия эксперимента. Мне одной никто не поверит.
Марк энергично помотал головой и высвободился из ее хватки. Прежде чем Эмма успела запротестовать, он быстрым шагом направился к двери, снял предохранительную цепочку и повернул ручку.
Слишком поздно.
25
На удивление ярко освещенный коридор был пуст. За исключением переполненной тележки с грязным бельем и автомата с напитками в конце узкого прохода ничего и никого не было видно.
На мгновение Марк испугался, что Эмма тоже исчезнет, как только он вернется в комнату. Но затем услышал ее голос:
— Мы должны уйти отсюда.
Она вытащила из-под кровати чемодан, который казался слишком маленьким, чтобы вместить все разложенные по комнате документы.
— Сначала успокойтесь.
— Нет, сейчас не до этого. — Она почти кричала. — Вы не понимаете, во что мы влипли.
— Верно, я вообще ничего не понимаю. А вы даже не пытаетесь мне объяснить.
Эмма бросила чемодан на пустую половину кровати и вытерла рукой испарину со лба. Потом взглянула на часы.
— О’кей, вот короткая версия: вы принимаете участие в программе амнезии, потому что должны что-то забыть.
— Да, я знаю.
Марк хотел рассказать ей о несчастном случае, который лишил его не только жены, но и неродившегося ребенка, но Эмма перебила его после нескольких фраз:
— Нет, этого не может быть.
— Почему?
— Они не стали бы этим заниматься, если бы речь шла только о любовных страданиях.
«Любовные страдания?»
— Эй, это вам не какое-то неудачное свидание. Моя беременная жена погибла вместе с нашим будущим ребенком, и я в этом виноват.
— Мне очень жаль. Я не хотела ранить ваши чувства. Но личная трагедия здесь абсолютно ни при чем.
— Почему нет?
Эмма попыталась расстегнуть заклинившую молнию чемодана. Марк пришел ей на помощь.
— Вы представляете, сколько стоит экспериментальный ряд? Проведение, сопровождение, последующая обработка? Включая новую идентичность, речь идет о миллионах. Нет, это абсолютно исключено.
— Но тогда почему они ищут испытуемых открыто, через газеты, если это так чертовски дорого?
— Они этого и не делают.
Эмма подошла к письменному столу и выдвинула ящик. Тот был до краев забит старыми журналами.
— Когда вы написали имейл?
— Две недели назад.
Она доставала различные журналы и небрежно швыряла их на пол, пока не нашла то, что искала:
— Вот.
Эмма протянула ему новостной журнал. Тот самый номер, в котором на странице 211 он наткнулся на объявление клиники Бляйбтроя. Страница запала ему в память, потому что статья 211 в Уголовном кодексе касается убийства. Привычка запоминать номера телефонов и домов в соответствии с нормами закона была болезнью юристов, от которой, вероятно, невозможно избавиться, даже если ты не работаешь адвокатом или судьей.
— Можете посмотреть, — подбодрила его Эмма. — Пролистайте все. Вы не найдете никакого объявления.
И действительно, на странице 211 Марк прочел анонс какого-то интернет-банка, а не слоган психиатрической частной клиники.
Научиться забывать.
Статья в верхней части страницы, посвященная жутким мучениям во время транспортировки животных, осталась.
«Либо было две версии для печати, либо номер в приемной Константина…»
Марк опустил журнал и уставился на него опустошенным взглядом.
«…номер в приемной Константина был поддельным? Но тогда это означает, что…»
Он оперся о стену, потому что ему показалось, будто комната опрокидывается и пол уходит у него из-под ног.
— А что насчет вас? — спросил он с закрытыми глазами. — По какой причине вы решили участвовать в эксперименте?
Он услышал, как Эмма кашлянула.
— Это произошло около года назад. Я получила подозрительное предложение, которое не проходило через мое агентство переводов. Но речь шла об очень больших деньгах. Наличных, которые мне сейчас нужны для побега.
— В чем состояла ваша задача? — Марк открыл глаза.
— Вообще-то обыкновенная рутина. Я должна была работать синхронным переводчиком на частном рейсе менеджеров фарминдустрии.
— И во время этого полета обсуждались вещи, которые вам лучше было не слышать?
— Верно.
— О чем шла речь?
— Понятия не имею. Именно в этом моя проблема. Я слишком поздно прервала эксперимент. Я уже не помню.
Она нервно провела рукой по волосам.
— Я лишь обрывочно помню себя и свою жизнь перед экспериментом с амнезией. Все, что знаю, я прочитала в документах, которые украла из архива перед побегом.
«Значит, вот откуда у нее резюме. Из клиники».
— Почему вы сбежали? — спросил он.
— Причиной были вы.
— Я?
— Наверняка вам объяснили фазовый принцип эксперимента. В первой фазе стираются ваши воспоминания. Во второй фазе вас снова загружают приятными событиями, которые вы ни за что не хотели бы забыть. А в самом конце вы получаете новую идентичность.
— Да, я это помню, — с сарказмом рассмеялся он. — Тогда почему вы это еще помните, если в вашей памяти уже имеются такие большие пробелы?
Эмма схватилась за гортань и снова откашлялась.
— После побега я рылась в Интернете, есть много блогов, которые описывают подобные эксперименты с амнезией. — Марк недоверчиво поднял брови, но она невозмутимо продолжила: — Я находилась в начале второй фазы, когда подслушала разговор профессора Бляйбтроя с другим мужчиной.
— О чем они говорили?
— О вас.
Марк вопросительно указал обоими большими пальцами на себя, и Эмма кивнула.
— Бляйбтрой громко спорил со своим собеседником. Речь шла о некоем Марке Лукасе, который должен был попасть к нему на лечение, но Бляйбтрой энергично отказывался.
«Бляйбтрой не хотел меня лечить? Тогда почему он нагнал меня на своем лимузине?»
— Кто был этот другой? — спросил Марк.
— Не знаю. Они были за матовой дверью, которая отделяла помещение от смотрового кабинета, где находилась я. Санитар привел меня туда слишком рано, и они не знали, что я жду в соседней комнате.
— Что они еще говорили?
— Они говорили о ложном объявлении, на которое вас поймали, чтобы еще раз подвергнуть терапии.
— Еще раз?
— Да, но на этот раз все должно быть сделано правильно.
«Что? Что должно быть сделано? И почему?»
Эмма не позволила ему додумать эту мысль, а заговорила дальше:
— Бляйбтрой до смерти испугался, когда увидел меня. И тут же загородил того мужчину, чтобы я не смогла рассмотреть его лица. И тогда я поняла, что дело здесь нечисто.
— И сбежали?
— Такая возможность представилась уже на следующий день. Я стащила халат уборщицы. — Эмма презрительно посмотрела на свое тело. — Я и так больше похожа на уборщицу, чем на переводчика. Это было проще простого.