своем рассудке. Потому что ночник исчез.
«Как Константин. Как Сандра. Как моя жизнь».
Однако темно не было, потому что слабый голубоватый свет проникал через щели коробки.
«Это невозможно!»
Марк подошел к матрасу и неожиданно ощутил непреодолимое желание упасть, натянуть на голову одеяло и погрузиться в вечный глубокий сон, но сумеречный свет гипнотизировал и притягивал его, напоминая об одном разговоре, который произошел у него с Сандрой много лет назад.
«— Эй, что случилось? Почему ты на меня так смотришь?
— Пообещай мне…
— Что?
— Пообещай мне всегда оставлять свет?»
Он открыл коробку, дрожащими руками отогнул края… и его сюрреалистический мираж подтвердился.
«— Что думаешь?
— Ну, скажем так… к нему нужно привыкнуть.
— Скорее тут подходит слово „уродливый“».
Он закрыл глаза, но воспоминания не уходили.
«— Что такое… ты плачешь?
— Послушай, я знаю, это звучит дико, но я хочу, чтобы мы с тобой кое о чем договорились.
— О’кей.
— Если кто-то из нас умрет… Подожди, дай мне договорить. Тогда тот, кто ушел, должен подать другому знак».
Когда он открыл глаза, уродливый, работающий от батареек голубой ночник с дельфинами все еще стоял в коробке.
И светился впервые в жизни.
33
Странный шум, который обеспокоил его еще сильнее, чем светящий ночник, напоминал опасное жужжание осы, которая попала между жалюзи и оконным стеклом и становилась все агрессивнее из-за неудачных попыток освободиться. Правда, шум доносился из прихожей, где не было окон, и казался слишком ритмичным для неконтролируемо мечущегося насекомого. Марк повернулся к двери в спальню, и жужжание в ушах прекратилось. В квартире вдруг стало так тихо, что он слышал тиканье электросчетчика и потрескивание батареи.
— Кто здесь? — крикнул он резким голосом. И вздрогнул от неожиданности в тот самый момент, когда вступил в темную прихожую.
Оса вернулась. Теперь она была еще громче. Еще злее.
Пульс Марка ускорился, и, осторожно идя по прихожей, он искал какой-нибудь предмет, которым мог бы защититься. Но затем, когда шум перешел в непрерывное жужжание, Марк осознал, как нелепо ведет себя. Он посмотрел на маленький серый ящик справа над входной дверью.
— Черт, я боюсь собственного дверного звонка, — прошептал он. И снова попытался посмеяться над собой, но попытка обуздать страх провалилась.
«Как оса. Напоминает злую зажатую осу».
Кроме грузчиков фирмы по переезду и Розвиты никто не знал его нового адреса.
«Кто бы это мог быть?»
Взгляд Марка упал на цепочку на входной двери, которую кто-то накинул после того, как тесть исчез, и его бросило в дрожь.
— Константин?
Он приблизился к двери, по его телу побежали мурашки. Посмотрел в глазок и застонал. Несмотря на то что непрерывное жужжание перешло в ритмичное стаккато, он не мог разглядеть того, кто жал снаружи на кнопку звонка.
«Что здесь происходит? Может, все это существует только в моей голове? Может, нет никакого звонка, двери, квартиры и никакой Сандры».
Теперь он действительно рассмеялся, пусть и с истерическими нотками.
«Может, и меня не существует?»
В приступе фатализма он сначала сорвал цепочку, а потом распахнул входную дверь.
Никого.
Ни за дверью, ни в коридоре. Ни Константина, ни соседей, ни чужих. Марк был один, таким он себя и почувствовал, когда медленно закрыл дверь изнутри и прижался лбом к дверному полотну.
Яростное жужжание звонка на мгновение прекратилось, а затем сменило ритм.
Три коротких, три длинных сигнала. Потом снова три коротких.
SOS?
Он схватился за влажную от пота повязку на затылке — единственное место на теле, не скованное холодом, который все сильнее пробирал Марка.
«Звонок, посылающий сигналы азбукой Морзе. Ну, одно нужно признать. Даже у моих галлюцинаций есть чувство юмора».
Затем он спиной вперед вернулся к гостиной, не спуская глаз с маленького жужжащего ящика над дверью, из которого к полу шел кабель, разделяющийся на уровне дверной ручки; одна часть уходила к плинтусу, другая шла параллельно полу и исчезала за зимним пальто на вешалке, которая уже была в квартире при переезде Марка.
Три коротких. Три длинных.
Ну конечно!
«Я так устал, что уже ничего не соображаю».
Он отодвинул пальто в сторону и вспомнил о дифирамбах маклера, словно обыкновенный домофон являлся новейшим изобретением космического значения и одновременно оправданием для неадекватно высокой арендной платы.
Когда он снял телефонную трубку, раздался звонкий пищащий сигнал. Затем оса перестала жужжать.
— Да? — прохрипел он в трубку и почувствовал почти облегчение, получив ответ. Хотя это был голос человека, от которого он только что сбежал.
— Вы можете говорить?
Эмма. Ее заискивающую робкую интонацию невозможно было спутать.
Марк уставился на домофон, не в состоянии ответить.
— Алло? Он еще у вас?
В трубке щелкнуло, и Марк совладал с голосом:
— О ком вы? Откуда вы знаете, где я живу?
— Я последовала за вами.
— За мной? — тупо повторил Марк.
— Да, в полицию. И сюда. Я видела, вы с ним исчезли.
— С Константином?
— Я не знаю, как его зовут. Я лишь знаю, что он из тех.
«Из тех?»
— Теперь спуститесь наконец, пока не поздно.
Марк помотал головой, словно Эмма, стоящая на улице, могла это видеть.
— И снова угодить в вашу ловушку?
— В какую ловушку? О чем вы говорите? Это за мной охотятся.
«Охотятся?»
— Послушайте… — голос Марка дрожал. — Я не знаю, кто ваш заказчик, но…
— Ради бога, какой заказчик? Я так же в бегах, как и вы, одна. Полагаюсь только на себя.
— Вот как? Тогда с кем вы говорили обо мне по телефону в гостиничном номере?
Эмма вздохнула:
— А, так вы поэтому… Я потом вам объясню.
— Нет, сейчас. Кому вы звонили?
В трубке снова щелкнуло, и шум усилился.
— На свою голосовую почту.
— Простите?
Она замялась.
— Каждый час я звоню сама себе и оставляю на автоответчике сообщение, где я нахожусь, с кем встречаюсь и что собираюсь делать. Просто из предосторожности на случай, если со мной что-то случится или мою память снова сотрут.
— И я должен в это поверить?
— Зачем мне вас обманывать? Я сама нуждаюсь в помощи. Хотя в настоящий момент вы находитесь в большей опасности, чем я. Поэтому спуститесь ко мне. — У нее перехватило дыхание.
— В своей квартире я точно в большей безопасности, чем с вами внизу.
— Чушь, я жду уже полчаса и не видела, чтобы кто-то выходил из дома. Это означает, что он все еще у вас, то есть вы…
— Я один, — перебил ее Марк.
— …Вы в большой опасности, потому что программа продолжает работать.
— Я не участвую ни в какой программе! — закричал в трубку Марк.
— Участвуете. И я вам это докажу.
— Как? — спросил Марк и вдруг затылком ощутил дуновение воздуха, словно кто-то шевельнулся за ним. Он обернулся, и его глаза округлились от страха.
— Она еще жива, — прошептала Эмма. — Спуститесь, и я вам докажу. — Ее голос едва доходил до него.
— Это невозможно. Этого не может быть.
Он не осознал, что произнес свои мысли вслух, но увидел это по своему дыханию. Холод ему не мерещился; он, как жидкий азот, проникал в квартиру. Через широко открытое окно в гостиной. Окно, которое он только что закрыл.
34
Марк запер входную дверь снаружи, хотя знал, что это не спасет его от невидимой угрозы. То, что за ним следовало, нельзя было остановить физическими барьерами. Безумие было как туман, который проникал в его разбитую жизнь через все щели. И поэтому оставалось только бежать, чтобы в его клубах еще больше не потерять ориентиры.
Выбежав на улицу, Марк предполагал, что снова окажется один. Поэтому почти испугался, увидев Эмму, которая действительно ждала его в своей машине. Старый «жук» парковался во втором ряду, и Марк не с первого взгляда определил, что тот блокирует его собственную машину. Она стояла на том самом месте, где он искал ее несколько часов назад.
— Ну же, садитесь, — крикнула она, глядя в зеркало заднего вида. Двигатель, до этого глухо стучавший, взревел, когда она нажала на педаль газа, показывая тем самым свое нетерпение, но Марк был в смятении из-за своей вновь объявившейся машины. Как в трансе, он обошел вокруг «жука» Эммы и рассматривал свой «мини», словно никогда в жизни не видел автомобиля.
— Что такое? — Снова взревел мотор.
— Момент, — крикнул он, не оборачиваясь, и ощупал карманы в поисках ключа, пока не вспомнил, что уже давно снял его с общей связки.
Он приложил руки козырьком к лицу и прижался к мокрому стеклу. То, что материализовалось здесь в последние минуты, было его машиной. Неиспользуемая со дня аварии спортивная сумка лежала за водительским креслом, на задних сиденьях валялись старые газеты, пустой пакет из «Макдоналдса» и пустая тара, а в прикуривателе торчал спутанный кабель от его сотового телефона.
— Черт возьми! — в ярости выкрикнула Эмма и заглушила двигатель. Марк услышал, как заскрипели петли двери, когда она вылезала из машины; сам же он оглядывался в поисках подходящего предмета, чтобы разбить стекло.
— Что вы там делаете? Нам нужно ехать.
— Куда?
Он нагнулся за булыжником, который торчал из тротуара, и попытался вытащить его. Но пальцы Марка постоянно соскальзывали с влажной поверхности.
— Вы что-то потеряли?
«Да, рассудок».