— I think it might just work out this time.
— Ты слышишь, что он поет? Все будет хорошо. У нас все получится.
All right.
Марк знал, что это нелепое бессмысленное детское суеверие, но не мог не радоваться радиопророчеству.
Они съехали с Хеерштрассе и повернули на частную подъездную дорожку. Знаки предупреждали о начале зоны ограничения скорости. Уличное освещение было уже включено.
— О’кей, а как зовут певца? — Бенни снова закашлялся, и сейчас это уже не походило на смех.
«Неужели Валка в него все-таки попал?»
Страх за своего брата вытеснил нелепую эйфорию.
— Я не знаю, — тихо ответил Марк. Дорожка все больше сужалась и вела мимо гостевой парковки.
— Проклятье, ты знаешь, что это означает.
Марк молча кивнул. Конечно, он знал правила. В конце концов, это он их выдумал, более двадцати лет назад. Радиооракул работал только в том случае, если ты знал исполнителя. Иначе пророчество приносило несчастье.
— Да, плохой знак, но я сейчас вспомню…
Крис, Кристоф, Крис Джонс, Кристофер…
Имя вертелось у Марка на языке, но тут под ногами зазвонил мобильный. Он удивленно посмотрел вниз.
— Эй, братишка, это тебя.
Он наклонился и достал «нокию» с мигающим дисплеем. Закрытый конверт означал входящую эсэмэску.
— Выпал у меня из кармана, — сказал Бенни.
Марк вздрогнул, затем его мышцы напряглись.
— Что случилось? — спросил его брат сзади, но Марк, как парализованный, уставился на телефон в своей руке.
«Этого не может быть. Только не это…»
Бенни активировал функцию предпросмотра, так что Марк за две секунды успел прочитать сообщение и отправителя.
«Где вы? Поторопись, Бенни, уже пора. Мы не можем начать без Марка! Константин».
Марк растерянно уставился в зеркало заднего вида, где его ждал следующий шок. Сначала он увидел лишь руку своего брата, которая потянулась к поручню. Затем появилось лицо Бенни.
Его брат рванулся вперед, просунул руку к пассажирскому сиденью, но Марк оказался быстрее. Он нажал на тормоз, и пистолет соскользнул на пол. Машину развернуло на девяносто градусов, она проехала еще полметра и остановилась перед знаком «Остановка запрещена».
Затем Марк нагнулся, схватил пистолет и приставил его к окровавленному лбу своего брата.
65
— Не приближайся ко мне, — закричал Марк. Подошвы его кроссовок заскользили по земле, когда он вышел из машины. — Оставайся на своем месте, подлый предатель!
Пахло бензином, система охлаждения машины гудела, как переполненный пылесос, и Марк с трудом держался на ногах.
Он наплевал на своего брата и, спотыкаясь, начал подниматься вверх по подъездной дорожке.
Брусчатая мостовая привела к скромной постройке с плоской крышей, перед которой были припаркованы две машины. В отличие от клиники Бляйбтроя Константин не тратил деньги частных пациентов на архитектуру и дизайн, а вкладывал в новейшее оборудование и высококвалифицированный персонал. Поэтому холл не отличался от зоны ресепшен в обычной больнице: хромированная стойка, больничный киоск с обязательными газетами и книгами, таблички и указатели на стене рядом с лифтами и чуть дальше вход в кафетерий.
«Куда теперь? Куда мне идти?»
Марк развернулся и налетел на пустое кресло-каталку, которое ненадолго оставил молодой санитар, отошедший к портье. Марк едва не упал, но вовремя ухватился за стойку.
— Где он? — закричал Марк и поднял пистолет. Портье побледнел и отпрянул назад с папкой-планшетом в руке. За спиной Марка раздались крики, потом быстрые шаги, еще крики. Захлопали двери, снаружи ворвался холодный воздух, но все это происходило не в его мире. — Константин Зеннер. Где он прячется?
Портье, коренастый мужчина с воспаленными глазами и тройным подбородком, поднял обе руки и откатился на своем стуле назад, словно это незначительное расстояние между ним и сумасшедшим могло смягчить силу пули. Он затрясся, открыл рот, но не выдавил из себя ни одного звука. Мужчина был таким же немым, как рекламный ролик клиники, который бесконечно крутили на экране над их головами.
— Где?
— В операционной, — наконец прокряхтел он. Вытер рукавом голубой униформы вспотевший лоб. — Операционная номер три, четвертый этаж.
— О’кей, вы сейчас вызовете полицию, поняли? А до тех пор я не хочу… Черт, это еще что?
Марк осекся и посмотрел наверх. На Константина. Рекламный ролик показывал, как его тесть водил по клинике группу заинтересованных пациентов — счастливую семью, в лице которой хотел убедить всех зрителей в преимуществах эксклюзивного лечения.
Марк нервно заморгал.
Молодую женщину и смеющегося ребенка он еще никогда не видел. Зато других актеров, исполняющих роли мужа и дедушки, встречал. Пожилой мужчина, который с уважительным видом осматривал операционный зал, представился ему как профессор Бляйбтрой. А второй предпочитал не одноместные номера, а жесткие кровати в подвале. В видео неожиданно появился крепкий санитар, который вез седого мужчину в кресле-каталке в кафетерий. И этих двоих Марк уже видел. Старик, переодетый в бездомного, подсунул ему записку от его погибшей жены, а здоровенный санитар не хотел пускать Марка вчера в собственное бюро. Возможно, он знал этого актера и по другим рекламным роликам.
— Все не так, как ты думаешь.
Марк обернулся и увидел брата. Бенни осторожно направился к нему, стараясь не нагружать правую ногу.
— Отвали! — Марк направил пистолет в его сторону.
— Опусти оружие и позволь мне все тебе объяснить.
— Нет, проваливай!
Теперь они были одни в холле, испуганные лица прижимались снаружи к стеклам, многие люди говорили по телефону.
— Пожалуйста. Я отведу тебя к Сандре. — Бенни похромал к нему, вытянув руки. — Пожалуйста, — еще раз взмолился он.
Марк сглотнул, вытер рукой лицо. Его ноги задрожали, к горлу подступила тошнота. Он был так изможден, что с трудом держал в руке пистолет.
— Ты лжешь, — заплакал он.
— Нет, — сказал Бенни. — Пойдем, еще не поздно.
66
Хирургическое лечение глаукомы, колопроктология, малоинвазивная хирургия, гастроэнтерология, онкология — за последние годы Константин значительно расширил спектр возможных медицинских услуг в своей клинике. К изначально запланированному отделению для особых хирургических вмешательств добавились ревматология, центр пластической хирургии и родильное отделение, куда Марка вел сейчас его брат.
Прошло немало времени, прежде чем они поднялись на четвертый этаж. У Бенни, похоже, было сотрясение мозга, к тому же он волочил одну ногу. Но Марк все равно подталкивал его пистолетом в спину. Его брат слишком долго притворялся и разыгрывал: сначала разрыв отношений, потом помощь, братскую дружбу, а теперь, возможно, и ранения.
Они дошли до верхнего этажа здания и открыли стеклянную дверь, за которой находилось отделение.
«Перинатальный центр» — было написано белым шрифтом на синей табличке. Указатель показывал направо.
— Где мы? — спросил Марк, когда они повернули в коридор.
В детском отделении, которое они с Сандрой однажды посетили, на стенах висели цветные картинки; фотографии счастливых младенцев, которыми еще более счастливые родители благодарили врачей и медсестер. Как только было возможно, старались сгладить типичную больничную обстановку — оранжевыми стенами, халатами с нашитыми диснеевскими героями и тихой классической музыкой в коридорах.
«Роды не болезнь», — всегда говорил Константин. Но похоже, этот девиз не проник в эту часть отделения.
— Это не родильный зал, — сказал Бенни.
— Нет?
Он взглянул на еще один указатель: «Операционная III / Отделение реанимации новорожденных».
— Здесь занимаются проблемными случаями.
«Господи, я даже не знаю, что возникли осложнения!»
— Какими еще проблемными случаями?
Марк не получил ответа, потому что в этот момент прямо перед ними открылась дверь и наружу выкатили широкую больничную кровать. На которой лежала его жена.
Сандра.
Она была смертельно бледна, веки наполовину прикрыты, ладони сложены, как в молитве, на большом животе. От локтевых сгибов к медицинским аппаратам в изголовье тянулись катетеры. Медсестра покатила кровать по коридору.
— Стойте! — крикнул он и подбежал к кровати, чтобы еще раз убедиться. Но ему не показалось, как и вчера, когда она открыла дверь его квартиры.
67
Сандра.
Он узнал ее губы, которые так часто целовал, и изогнутые брови, которых так часто касался, что проведенное за этим занятием время можно было измерять часами.
— Кто вы? — испуганно спросила медсестра и схватилась за зуммер, когда увидела в его руке пистолет.
— Это я, Марк, — ответил он, не сводя глаз с Сандры.
«А это действительно я? Стою здесь и смотрю в глаза своей погибшей жены? Или я не существую и живу в иллюзорном мире ужаса?»
Марк заплакал и протянул руку к Сандре, раздвинул ее губы, словно хотел помочь ей издать звук: казалось, что Сандре стоило нечеловеческих усилий открыть рот. Наконец, спустя целую вечность, он услышал спасительные слова:
— Я люблю тебя.
Он почувствовал безграничное облегчение.
— Я так сильно люблю тебя. — Сандра говорила с трудом. Ее глаза были стеклянными, и она улыбалась, как в наркотическом опьянении.
На глаза Марку навернулись слезы. Он поднял руки, с беспомощным жестом обернулся к своему брату, который молча наблюдал за ними. Затем бросил пистолет на пол, положил обе руки на металлический каркас кровати, которую медсестра покатила дальше. Он не мог сформулировать ни одного из миллиарда вопросов, которые бурлили в нем: «Почему ты еще жива? Что вы со мной сделали? Что с нашим ребенком?»
— Почему? — единственное, что он наконец спросил.
— Пожалуйста, оставьте ее в покое. Ей только что ввели наркоз. Ее нужно доставить в операционную.