Живем в аварийном доме, крыша сыплется.
Хулиганы! Разжигатели! Откуда у них мегафон?
Навстречу Леночке попадались знакомые. Ей кивали. Она махала кому-то рукой. Но в голове у нее колотил по гвоздикам молоточек. Правду ли болтают про Семенову? Как пережить предательство Виктора? Неужто ей, Леночке, так и мыкаться в отделе по госзакупкам?
Дорогу им перегородила ростовая кукла в виде бурого мишки. Мишка хотел обниматься. Леночка увернулась, а коллега угодила медведю под мышку, засияла, растянула лицо в улыбке. От уголочков глаз к вискам ее полетели лучи-морщинки. Песня на сцене кончалась бойким припевом. Смятение на площади перекипало, утихомиривалось. Зверь убирал рога. Лев втягивал когти.
Или же показалось? То тут, то там из разных концов площади выскакивали отдельные горлопаны:
Парк наш!
Руки прочь от парка!
Вышедший к микрофону министр спорта, зачем-то одетый в олимпийский костюмчик времен Очаковских и покоренья Крыма (с логотипом «Сочи–2014» на месте лампасов), совсем опешил и растерялся. Но продолжал читать по бумажке, игнорируя наглые выкрики:
Первый футбольный матч у нас в стране сыгран в 1897 году, в Петербурге. А первое первенство России по футболу проведено в 1912 году. Тогда Москва победила Харьков с сокрушительным счетом 6:1. Первый специальный российский каток открыт в 1838 году, в Петербурге. Первый чемпионат по парному катанию прошел именно в нашей стране, в 1908 году. Что касается лыж, то лыжная рать упоминается в наших летописях еще в XV веке. А с 1704 года даже действовала специальная лыжная почта. Первый чемпионат России по лыжам прошел в Москве, в 1910-м. Ударно в лыжном спорте отметились и наши женщины. В 1935-м пять жен красных командиров преодолели расстояние от Москвы до Тюмени, 2132 километра, за девяносто пять ходовых дней. В 36-м десять работниц электрокомбината прошли от Москвы до Тобольска – 2400 километров – за сорок ходовых дней. А в 37-м пять комсомолок-спортсменок пробежали на лыжах из Улан-Удэ в Москву. Это 6065 километров.
Не трогайте парк! – росли голоса из толпы.
Но министр спорта продолжал долдонить:
Первый хоккейный матч в нашей стране состоялся в 1899 году, в Петербурге, на катке у Тучкова моста, между русскими и англичанами. Счет оказался ничейным, 4:4. А потом, как известно, мы стали первыми в мире, обойдя даже канадцев. Велосипедный спорт…
Парк наш! Парк наш! – уже довольно крепко долбила масса. Снова замелькали каски полиции.
Да что же это такое? – растерялся министр спорта. – Вы что, с ума, что ли, посходили? Сейчас тут самых голосистых задержат за терроризм! Вы нарушаете порядок, мешаете празднику! Хватит майданить, товарищи!
Министр спорта беспомощно оглянулся на коллег. Губернатор уже исчез со сцены, а на помощь спешил министр культуры. На голове у него белела вязаная лыжная шапочка.
Дорогие сограждане, прошу спокойствия! – энергично воззвал он к народу, сменяя совсем опешившего министра спорта. – Я, так же, как и вы, вырос в этом городе. Я гулял в этом парке. Я как министр культуры горячо забочусь о сохранении памяти прошлого. И здоровья наших детей, конечно. Пожалуйста, не верьте проплаченным вралям! Парк никто не собирается уничтожать! Его просто облагородят, понимаете? Построят магазины, кафетерии, деловой центр. В парке забурлит культурная жизнь. Вы сами же скажете мэру спасибо!
Не надо нам ничего благородить! – дурным фальцетом заорал немолодой мужчина в кепке, но его тут же прищучили рыскавшие в толпе «архангелы» и потащили вон с площади.
Позор! Позор! – подхватило с десяток человек.
Перестаньте нарушать порядок, и вас никто не тронет! – продолжал министр культуры. – Не давайте себя подзуживать! Разве не понимаете, что вами манипулируют? Вас специально баламутят. Раздувают пожар. Подумайте, кому это на руку. Чего вы заладили про парк? Кто это начал? Один-два так называемых активиста. А если поскрести…
Себя поскреби! – раздалось где-то под боком у Леночки. Она оглянулась, но не разобрала, кто именно безобразничал.
Почуяв порох, многие уводили с площади детей, укатывали коляски. Музыка праздника сменяла темп. В аллегро вмешивались нотки фортиссимо и аджитато. Министр культуры продолжал ораторствовать. Он увлекался. В жестах его прорисовывались скошенные линии и острые углы.
Любые беды начинаются с неуважения к истории!
Ну а парк – разве не история? – брюзжали справа от Леночки дамы в беретах. Коллега ее совсем забыла о пончиках. Она сердилась.
Ну что за идиоты! – ругала она защитников парка. – Чего они воду мутят? Ведь как хорошо начинался праздник!
Но клубок разматывался. Чем больше хватали и уводили народу с площади, тем сильнее роптали несогласные.
Учителя Сопахина верните, вот и будет уважение к истории! – выкрикнул паренек, хмуривший брови неподалеку от Леночки.
А что, Сопахин снова под арестом? – удивилась она.
Да мне как-то по барабану! – отозвалась коллега.
Мимо них в поисках крикунов протискивались блюстители порядка – черные рыцари в сверкающих шлемах, у бедер их качались резиновые дубинки. Коллегу Леночки оттеснило и стерло их броневыми спинами. Министры тоже исчезли со сцены. У микрофона теперь стоял человек в погонах и уговаривал ворочавшееся перед ним людское скопище, словно гипнотизер или уличный рекламщик распродажи пуховиков:
Ваши действия незаконны. Прекратите агрессию. Не мешайте отдыху мирных горожан. Ваши действия незаконны. Прекратите агрессию. Не мешайте отдыху мирных горожан.
Леночка торопилась вон. Лиловый шарик вырвался у нее из пальцев и взмыл в небо, превращаясь по ходу то в кружочек, то в эллипс, то в чернильную каплю. Она оказалась на улице, где праздник все еще жил, несмотря на легкую рябь беспокойства. У одной из палаток встала в очередь к повару-азиату. В тандыре, приклеенные к стенкам, пропекались лепешки самсы. Горячие треугольники вылавливались из печки специальным сачком и, с пылу с жару, продавались голодным гуляющим.
Что будешь? – услышала Леночка. Плеча ее кто-то коснулся. Она обернулась. Позади нее хитро, обиженно и вместе с тем виновато щурился Виктор. Леночка рванулась было бежать, но Виктор ухватил ее за плечи, по-щенячьи уставился ей прямо в глаза.
Крошка, постой! Не убегай, послушай!
Леночка продолжала слабенько трепыхаться. Но Виктор держал ее крепко, и она обмякала и уступала.
Ну что ты творишь вообще? Почему трубку не берешь? Зачем ты устроила всю эту драму?
Я тебе написала почему! Ты все знаешь! – шипела Леночка. Кругом гомонила очередь. Самса выуживалась и подавалась, выуживалась и подавалась, блестели ее масленые бока, в макушках ее застряли кунжутные семечки.
Ты про Семенову, что ли? – тряс ее Виктор. – Я же объяснил! Она была у меня в разработке! Понимаешь? Я играл роль! Я вел ее, сечешь?
Она арестована? – бормотала Леночка.
Да я лично готовил ее арест! – тараторил Виктор тихонько, вполголоса. – Я заметил ее, когда она дежурила в машине у дома Лямзиных, выслеживала Эллу Сергеевну! В тот самый день, когда мертвую Эллу Сергеевну нашла домработница.
У дома Эллы Сергеевны?
Да, да! Мне задание дали втереться. Пупсик, стрижешь поляну? А ты мне такое устроила! Крошка, ты меня слышишь?
Марина Семенова убила Эллу Сергеевну? – тупо бормотала Леночка.
Да нет, не в этом дело. Но статья… Ты видела статью в центральной газете?
Машина… Николай Н.
Да-да, мы тоже все пробили, это формально семеновский подчиненный. Именно он завез министра Лямзина на обходную…
Они вкогтились друг в друга. Влепились, как неразличимо сросшиеся сиамские близнецы. Они шушукались. Они обжигали друг друга горячим шепотом. Повар велел им заказывать, и через минутку на картонные блюдечки села пара мучных конвертиков с мясным фаршем и чечевицей внутри. Виктор пересчитывал деньги, Леночка набирала с подноса салфетки. Они встали у пластмассового столика, где уже лопала беляши молодая семья с куролесящим отпрыском. Ребенок крючился и канючил истошно, тягостно, озлобляюще.
Леночка неловко хватала самсу салфеткой за раскаленные хрустящие углы, ища, как бы ее прикусить. С площади перестал доноситься увещевающий монотонный приказ соблюдать спокойствие. Снова гремела музыка. А на перекрестке, за тиром и шатром с лучниками и арбалетами, встали автобусы-автозаки. Луженые глотки и шумиголовы запрятывались, запаковывались в железные панцири.
Ты с ней целовался. В лифте, – сказала Леночка, проглатывая ужористый кусок.
Я входил в доверие, это моя работа!
Виктор стоял на своем. Он и сейчас не отпускал Леночку. Одной рукой придерживал ее за плечико, другой хапал самсу.
Конечно, очень приятная работа. Ты с ней и спал, наверное?
Мне было не до приятностей! – урчал Виктор. – Ты не понимаешь!
И часто, часто ты так работаешь? В постели у подозреваемых?
Они пререкались, но уже не очень серьезно, а скорее как птички-синички, нашедшие хлебную корку, одну на двоих. Несносного ребенка уносили за шкирку. Ребенок колотил ногами по воздуху. Место семейки заняли две сердитые женщины, на чьих кислых физиономиях была написана бедность. Притулившись к столику, они бухтели и хныкали, обращаясь и друг к другу и заодно ко всем окружающим:
Ну надо же так испоганить праздник!
И как же легко бараны откликаются. Слышала, слышала? Как они драли гланды.
Как бы снова наших ребят не свинтили. Они же дебилы! Прут на рожон. Их подначить – как два пальца об стол.
Завтра устроим классный час. В рамках воспитательной работы.
Да-да. Мало нам Сопахина поганого! Так уже даже на площадь, к губернатору, страшно детей отпускать.
Леночка навострила уши. Ей казалось, она узнала учительниц школы, в которой директорствовала Элла Сергеевна.
Вы знаете Сопахина? – спросила Леночка.
Сердитые женщины как будто ждали ее вопроса.
Да мы с ним работали! И до сих пор расхлебываем! – взъерошилась одна.
А я говорила Элле Сергеевне, что он сбивает школьников с толку! – раскипятилась другая. – Это ж надо детям целый урок впаривать ерунду! Я как-то заглянула к нему на урок – и знаете что услышала?