нные? Возможно, все прояснится во время их долгого путешествия в Лахор, которое уже нельзя больше откладывать. Ночи становились прохладными, и все говорило о приближении осени. Да и сам Махабат-хан должен был наконец решить, что он будет делать дальше. И хотя перс тщательно подготовил захват падишаха с приближенными, позже ему стало ясно, что он совсем не продумал свои последующие шаги. Сейчас военачальник был практически парализован в своих действиях боязнью совершить неправильный шаг как в поисках новых союзников, так и в попытках обеспечить неприкосновенность своей власти на длительное время. После прибытия в Кашмир он практически ничего не делал, кроме того, что посылал письма Асаф-хану, которые тот пересылал своему зятю. В этих письмах военачальник убеждал Хуррама в том, что его дети живы и здоровы и что с ними хорошо обращаются, а также в том, что он верен семье падишаха в целом и понимает положение самого Хуррама в частности. После этих размышлений Махабат-хан решил, что они отправятся на равнины через неделю.
– Мне будет грустно уезжать из Кашмира.
– Даже несмотря на то, что мы были здесь пленниками?
– Даже несмотря на это. Ничто не может отвлечь меня от красоты этого места, а Махабат-хан вел себя с нами достаточно уважительно.
– Подобное уважение ничего ему не стоит. Вот если б он спросил тебя, готов ли ты покинуть Кашмир, это было бы настоящим уважением. А вместо этого он вежливо сообщил нам дату, как будто мы его слуги…
– Если быть справедливым, то мы действительно уже не можем задерживаться здесь. Через пару недель на перевалах выпадет первый снег.
– Это верно. В любом случае, несмотря на нахальство Махабат-хана, я рада, что мы уезжаем. Наши планы зависят от нашего возвращения на равнины. – С этими словами Мехрунисса встала и принялась смешивать для мужа небольшое количество опиума с розовой водой. – Ты же не забудешь соглашаться со всеми требованиями Махабат-хана по пути из Кашмира, правда? С приближением момента, когда надо будет действовать, очень важно не сделать ничего, что могло бы его насторожить.
– Конечно, не забуду. В любом случае он мало о чем просит.
– И тебе надо быть поосторожнее в присутствии внуков. Дети с удовольствием подслушивают то, что не предназначено для их ушей, а потом громко рассказывают об этом, чтобы произвести впечатление на других людей.
– При них я ничего не говорил.
– Отлично. Ведь существует еще риск, что они могут попытаться использовать услышанное, дабы заставить Махабат-хана отправить их к родителям, – Дара Шукох вполне способен на такое. Я заметила, с каким удовольствием он гуляет с Махабат-ханом, выслушивает его рассказы о битвах и задает массу вопросов…
– Он умный и любознательный мальчик. Кроме того, разве другие дети не задают вопросы? Помню, как я сам это делал. Это часть процесса взросления.
– Возможно. Но мы должны быть осторожнее, особенно сейчас, когда почти достигли желаемого.
– Иногда я думаю: разве нельзя достигнуть какого-то соглашения, какого-то компромисса с Махабат-ханом, вместо того чтобы плести эти твои заговоры?
– Ты говоришь так, словно мы можем доверять Махабат-хану. Мы же ничего не знаем о том, что он думает на самом деле.
– Ты что, думаешь, что он может причинить нам зло?
– Он производит впечатление достойного человека, и он, без сомнения, хороший военачальник, но не забывай, что он прежде всего – предатель, самовольно захвативший власть, которую только ты сам имел право передать ему. Он очень сильно рискует и должен – если только он не полный дурак – понимать это. Кто знает, на что он способен в случае, если почует опасность для себя? Кроме того, «эти мои заговоры», как ты их называешь, развиваются вполне успешно.
Мехрунисса взболтала опиум с розовой водой в стеклянной бутылке, налила немного в кубок и передала напиток падишаху, а потом плотнее закутала его в кашмирскую шаль с изысканным рисунком. Джахангир кашлял все больше, а температура воздуха опускалась все ниже.
– Ты ведь сможешь сыграть свою роль точно так же, как я играю свою, правда? – настойчиво повторила она. – Махабат-хан относится ко мне с подозрением, но тебя он уважает…
С северного берега реки Джелам, сидя на платформе, установленной на спине его любимого слона Громовержца, Джахангир наблюдал за Махабат-ханом и Ашокой. Они расслабленно сидели на спинах своих лошадей, стоявших на болотистом холме на южном берегу реки, и наблюдали за новой переправой из лодок, которую построили через Джелам после последнего пройденного этапа на обратном пути из Кашмира. Течение реки замедлилось, и она стала гораздо более узкой, чем была весной, так что им без труда удалось набрать достаточное количество лодок, которые связали друг с другом, чтобы таким образом создать основу моста, позже накрытую ветками и различными частями лагерного оборудования.
Погода стояла хорошая, и они быстро продвигались через перевалы и долины. В долинах листья уже окрасились в золотой и красный цвета, а местные жители заканчивали сбор урожая яблок с грушами и сушку винограда и абрикосов, которыми их местность славилась на весь Хиндустан. Земледельцы наполняли свои закрома клубнями, зерном и сеном, чтобы было чем кормить себя и своих животных во время долгой и суровой зимы. Это было почти идиллическое путешествие, во время которого все расслабились. Мехрунисса, казалось, полностью погрузилась в персидскую поэзию и выходила из своих покоев только для того, чтобы дать распоряжение слугам набрать осенних цветов и образчиков животного мира за пределами лагеря для Джахангира, который, как она рассказала Махабат-хану, был настолько вдохновлен красотой осени, что возобновил свое изучение окружающей природы с удвоенной энергией.
Чуть раньше в тот день Махабат-хан сообщил падишаху, что все должны закончить переправу до наступления сумерек – так чтобы на следующее утро выступить в сторону Лахора. Потом он перешел через мост вместе с Ашокой и авангардом, состоявшим из трети его армии. На этом берегу военачальник оставил Раджеша – чье предложение возглавить арьергард принял без всяких задних мыслей, – которому поручил по сигналу переправить семью падишаха и его сопровождающих, а потом переправиться самому с остатками армии.
Переведя взгляд на сам мост, Джахангир увидел высокого раджпута в лиловом тюрбане, ехавшего верхом на гнедом жеребце, который нервно шагал по раскачивающемуся под его копытами мосту, перебираясь на северный берег. Скорее всего это был посланец, который вез Раджешу приказ Махабат-хана начинать переправу падишаха и сопровождающих. Раджпут действительно подъехал к Раджешу, который в напряженной позе сидел на спине белой лошади всего в нескольких футах от слона Джахангира. Пленный правитель почувствовал, как его сердце забилось быстрее, совсем как в юности перед началом битвы.
– Раджеш, Махабат-хан приказывает тебе переправить падишаха с супругой на другую сторону, – сказал посланец.
Раджеш колебался, как показалось правителю, целую вечность, а потом произнес напряженным и прерывистым от волнения голосом:
– Передай Махабат-хану, что я не смогу… то есть я не буду…
Джахангир расслабился. План его жены сработает. Все эти долгие часы планирования и уговоров – он сам уговаривал Раджеша под присмотром Мехруниссы – приносили плоды. Что она за женщина! И каким бы противником была, будь она мужчиной!
Раджеш продолжал – теперь, когда главное было сказано, ему стало гораздо легче.
– Передай Махабат-хану, что как человек, занимающий государственную должность – в настоящее время это должность конюшего, – я подчиняюсь только падишаху, и ему одному. Падишах обещал мне и моим людям дальнейшее повышение по службе, если мы будем подчиняться только ему. Я приму на себя командование отрядом честных подданных, которые уже сейчас торопятся перейти на сторону падишаха. Я сожалею, что вынужден прервать все связи с Махабат-ханом, но ради наших прошлых отношений я отпускаю тебя к нему целым и невредимым. Передай ему также, что я уговорил падишаха подождать полчаса после того, как ты переправишься на тот берег, прежде чем отдавать приказ открыть огонь по нему и по остальным бунтовщикам против законной власти.
…Махабат-хан сидел на противоположном берегу реки, глубоко погруженный в размышления. Несмотря на то что Джахангир и Мехрунисса продолжали спокойно воспринимать его власть, он так и не смог продвинуться в рассуждениях о том, как укрепить свое положение. Падишах был прав, когда говорил, что властвовать – значит быть одиноким. Военачальник чувствовал, что не может советоваться с другими или обсуждать с ними свои взгляды из страха, что подобное могут расценить как слабость или нерешительность. Это, в свою очередь, вело к тому, что он откладывал важные решения и все больше увязал в деталях или мелочах – таких, например, как снабжение их каравана едой во время путешествия. Махабат-хан развернул свою лошадь и спустился к самому мосту. Скоро падишах с супругой приступят к переправе.
Однако, подъехав к берегу, военачальник с удивлением увидел, как раджпут в фиолетовом тюрбане в одиночестве неторопливо едет по слегка колышущемуся мосту, а на той, другой стороне реки нет никаких признаков подготовки к переправе падишаха. Что происходит? Махабат-хан спешился и подбежал к всаднику как раз в тот момент, когда тот сошел с моста.
Когда молодой раджпут запинающимся голосом передал Махабат-хану послание Раджеша, лицо военачальника исказилось гримасой ярости, и он бросил на землю свои перчатки для верховой езды.
Мехрунисса его перехитрила. Как он смог оказаться таким дураком?! Неожиданно ему пришло в голову, что, когда она якобы отправляла слуг за цветами и животными, в действительности они обеспечивали обмен письмами между ней и сторонниками падишаха. А еще Махабат-хан понял, что расплачивается за бездумное согласие пойти этой парочке навстречу и не распускать остатки их телохранителей. Как мог Раджеш предать его? Как Мехрунисса смогла перетащить этого человека на свою сторону? Как Раджеш убедил своих подчиненных присоединиться к нему?