Шахзаде удивился. Неужели Мехрунисса готова расстаться с его сыновьями, с единственным, что она может использовать в торговле с ним, без требования каких-либо уступок с его стороны?
– Да, да. Где они? – спросил он.
– Шахрияр заточил их в двух небольших комнатах в подвале круглой башни из песчаника в восточном крыле дворца. Их сторожили двадцать четыре часа в сутки, хотя, судя по той храбрости, которую продемонстрировали сегодня Шахрияр и его люди, стражи наверняка уже давным-давно убежали. Не волнуйся, с твоими сыновьями всё в порядке, хотя они немного побледнели и похудели из-за недостатка света и физических упражнений.
– Ты же не лжешь, правда?! – вскричал Хуррам, разрываясь между страхом и надеждой. Все это было слишком просто. Или это одна из хитростей Мехруниссы – какая-нибудь ловушка?
– А зачем мне лгать? Игра закончена. Ты победил. Чего я добьюсь, лишний раз разозлив тебя? Иди же к ним!
– Заприте эту женщину в гареме. Я разберусь с ней позже, – распорядился Хуррам и бросился вниз, по тем же самым ступеням.
На этот раз шахзаде спешил к воротам на залитый солнцем двор. Там он увидел воинов Шахрияра со связанными за спиной руками, которые стояли вдоль одной из стен, пока его собственные люди обыскивали их и отбирали найденное оружие.
Да, в восточном крыле дворца была круглая башня, и да, там вроде бы виднелась лестница, ведущая в подвал. Хуррам подбежал к ним и стал спускаться, перепрыгивая через две ступени одновременно, но его нога поскользнулась на покрытой мхом нижней ступеньке, и он еще раз вывихнул колено. С трудом удержавшись, чтобы не упасть, шахзаде осмотрелся и увидел низкий арочный проход, который вел в темный, влажный и воняющий плесенью коридор. В сопровождении телохранителей он теперь мог лишь полубежать-полуковылять по нему. Коридор заканчивался тупиком, но по обеим его сторонам было по одной двери. В каждой была небольшая проволочная решетка, и каждая была закрыта на металлическую цепь.
– Дара! Аурангзеб! – крикнул Хуррам. – Вы где?
Ответа не последовало. Боясь самого худшего, шахзаде заставил себя посмотреть в решетку правой двери. Аурангзеб лежал на койке с матрасом из натянутых веревок, которые можно найти только в домах самых бедных крестьян. Во рту у него был кляп из куска грязной коричневой материи, а руки в кандалах были прикованы к стене. Под койкой стояла почти полная лохань с испражнениями, а рядом с ней виднелась глиняная тарелка с остатками чапати. Облегчение Хуррама от того, что его дети все еще живы, смешалось с яростью на тех, кто посмел обращаться с ними подобным образом. Он повернулся к другой двери и увидел Дара Шукоха, тоже с кляпом и в наручниках.
– Откройте же эти двери! – крикнул шахзаде своим телохранителям, которые пришли вместе с ним.
Один из них – грузный раджпут – стал бросаться всем своим весом поочередно на каждую из дверей, но безуспешно. Другой нашел где-то стальной штырь и вставил его в звено цепи, на которую была заперта дверь в комнату Дара Шукоха. Заревев от усилия, воин вывернул это звено. Дверь со скрипом распахнулась, и Хуррам, оттолкнув раджпута, вбежал в дурно пахнущее помещение. Дрожащими руками он стал вытаскивать кляп, в то время как его телохранители занялись кандалами.
– Дара Шукох, ты в безопасности, – произнес шахзаде, сдерживая слезы, когда ему наконец удалось развязать кляп.
В ту же минуту Дара Шукох, руки которого тоже освободили – его тело сотрясали эмоции, – обнял отца за шею. Через несколько минут в темницу брата вбежал Аурангзеб, которого освободил один из стражников, и обнял их обоих. Хуррам больше не мог сдержать слезы радости и облегчения. Но несмотря на то что они мешали ему ясно видеть окружающее, он заметил запавшие глаза своих детей и то, какими похудевшими они выглядели.
После нескольких минут, в течение которых ни один из них не мог произнести ни слова, Хуррам заговорил:
– И сколько вас держали так?
– Четырнадцать дней, отец, – ответил Дара все еще хриплым после долгого молчания голосом.
– Сначала нас посадили в эти камеры и приковали одну руку к стене. И только в последние несколько часов на обе наши руки надели кандалы и вставили в рот кляп, – уточнил Аурангзеб.
– И кто же приказал посадить вас в эту тюрьму?
– Когда нас только привели сюда, один из стражников сказал мне, что это был Шахрияр, – ответил Дара Шукох. – Этот стражник был добрым и обернул мою руку мягкой материей, когда надевал на нее железо. Прошу тебя, пожалей его, отец!
– Я прослежу, чтобы его наказали не слишком жестоко. А он не сказал, почему Шахрияр решил вас запереть?
– Чтобы мы не убежали или чтобы нас не попытались освободить. Чтобы можно было использовать нас как заложников, – объяснил Дара Шукох и через мгновение добавил: – Отец, мне кажется, что Шахрияр приходил сюда, чтобы забрать нас. Дверь тряслась, как будто ее хотели отпереть, и я слышал голос – мне показалось, что это был его голос, – который звал стражников. Но они не появились, а сам он не смог открыть дверь.
– Возможно, что вам здорово повезло. Трудно себе представить, что он мог совершить, поддавшись страху и панике, – заметил Хуррам, чувствуя, что в нем растет ненависть скорее к Шахрияру, чем к Мехруниссе. Она по крайней мере нашла в себе смелость встретиться с ним лицом к лицу – ей хватило ума понять, что она проиграла, и выдать ему местонахождение его сыновей.
Шахзаде высвободился из объятий мальчиков.
– Давайте выйдем во двор, на солнце, – предложил он. – А потом вы вымоетесь и поедите, пока я ищу Шахрияра.
Они быстро покинули влажные помещения подвала и выбрались по ступеням на свет. Оба мальчика руками закрывали глаза от блеска солнечных лучей, которых они не видели две недели.
Всего через пару минут после того, как они вышли на свет, Хуррам увидел, как от гарема в их направлении грубо толкают женскую фигуру. Первым его желанием было узнать, что еще успела натворить Мехрунисса, несмотря на ее признание своего поражения, однако вскоре он понял, что эта женщина выше вдовы Джахангира и шире ее в плечах. Она изо всех сил сопротивлялась стражникам, которые тащили ее к Хурраму, отказывалась двигать ногами и отчаянно боролась. Когда она приблизилась, шахзаде увидел на ее подбородке щетину, которой не видывал даже у самых волосатых женщин. Это был мужчина в женских одеждах – Шахрияр, чью смазливую физиономию портил фиолетовый синяк под правым глазом, который был практически закрыт. Было ясно, что брали его силой.
– Где вы его отыскали? – спросил Хуррам у одного из стражников, который придерживал Шахрияра, упавшего на колени и умоляюще сложившего руки.
– После того как мы взяли под стражу госпожу Мехруниссу, ее дочь Ладили и ребенка Ладили, мы стали обыскивать гарем, – рассказал стражник. – Мы не обнаружили никого, у кого не было бы права находиться в нем, пока не добрались до последней и самой крохотной комнатки. Я вошел в нее. В ней собирали испачканное белье и грязную одежду перед стиркой. Казалось, что всё в порядке, но, повернувшись, чтобы выйти, я обратил внимание на то, что кипа белого белья возле двери слегка шевельнулась, как будто мышь пробежала, так что я решил проверить, в чем там дело. И я рад, что так поступил. Когда я ударил по куче, моя нога наткнулась на чье-то тело, и из тряпья выскочила женщина, которая попыталась убежать, оцарапав заодно мне лицо. Я схватил ее за плечи и отбросил назад, на кучу белья, а потом уселся на нее сверху так, чтобы она не могла вырваться. «Кто ты? И почему хочешь убежать?» – закричал я. «Я боюсь, что ты меня изнасилуешь. Я девственница и не хочу стать жертвой такого грубого воина, как ты», – ответила она тонким голоском. И хотя он не был похож ни на один женский голос, который мне приходилось слышать, я стал подниматься с колен. Но в этот момент она ударила меня ногой в пах. Когда я согнулся от боли, она попыталась оттолкнуть меня, но я крепко ее держал. Тогда она вцепилась зубами в мою руку. Именно в этот момент ее вуаль упала, и я понял, что это мужчина. Я ударил его изо всей силы. Больше он не сопротивлялся.
– Молодец, – похвалил Хуррам и, повернувшись к своему брату, потребовал: – И что же ты, Шахрияр, можешь сказать в свое оправдание?
– Отпусти меня! – умоляюще произнес тот, не отводя просящих глаз от Хуррама.
– Почему я должен сделать это после всего того, что ты сделал с моими сыновьями? Как посмел ты обращаться с невинными принцами крови, как с простыми преступниками?
– Это не я. Я только…
– Что только?
– Выполнял желания Мехруниссы.
– Посмотрим, что она скажет на это. Приведи сюда госпожу, – велел Хуррам одному из стражников.
Через несколько минут Мехрунисса уже стояла перед ним, спокойная и собранная.
– Это существо утверждает, что выполняло твои приказы, – сказал ей Хуррам, кивая на Шахрияра.
– Тогда пусть он их покажет, – ответила вдова Джахангира. – До какой низости должен дойти мужчина, чтобы прятаться за женскую юбку?! Я что, присутствовала на заседаниях совета? Я что, приказала надеть наручники на твоих сыновей? Сам спроси стражников – если найдешь!
Неплохая идея, подумал Хуррам, вспомнив рассказ своих детей.
– Что ж, Шахрияр, отвечай на это обвинение, – повернулся он к брату.
– Но я ведь знал, что это именно то, чего она хочет… что мои действия доставят удовольствие и ей, и Ладили, – проговорил тот. – Мехрунисса ликовала по поводу твоего падения и бесчестия. Она стояла за всем этим.
– Мехрунисса, это правда? – посмотрел Хуррам на женщину.
– Многие годы я не была твоим другом. И не отрицаю этого, – сказала та. – Но я действовала не из личной неприязни и не из желания мелко досадить тебе… Все мы прежде всего думаем о себе. Я действовала в своих собственных интересах… а то, что при этом я разрушила вашу с Арджуманд жизнь, было чистой случайностью, а не моей целью. Возможно, я виновна во многих твоих страданиях, и я готова умереть за это… но мелочные и дурные изменения в содержании твоих сыновей не имеют ко мне никакого отношения, в этом ты можешь быть уверен.