Чеслин широко раскинула руки и закатила глаза. Она была похожа на персонажа из фильма ужасов. Легкий ветер отбросил ее волосы набок.
– Да, – говорила Каро. – Да, вот так отлично.
Мое тело натянулось как струна фортепиано. Я была вполне уверена, что не интересуюсь девушками, но во всей этой сцене было что-то вуайеристичное. Через меня прокатилась волна жара, развернувшись в желудке. Мне хотелось чувствовать то, что чувствовали Каро с Чеслин, я завидовала их трепету.
– Пойдем, – сказал мне Аксель, резко вставая.
С неохотой и одновременно с облегчением я последовала за ним из рощи. Каро и Чеслин даже не заметили, что мы ушли.
В машине было душно; мы уселись на заднем сиденье и открыли двери нараспашку.
– Извини, просто для меня это уже слишком, – проговорил он.
Я оценила взглядом расстояние между нами. Места много, но мы все равно оказались достаточно близко, чтобы чувствовать тепло тел друг друга, – притянутые, словно магниты.
Я сглотнула.
– Да, и правда немного чересчур.
Между нами было всего несколько сантиметров. Я по-думала о том, что сказала Чеслин: это всего лишь тело.
Забудь о том, что это тело Акселя. Что ты видела это тело почти обнаженным всего каких-то полтора месяца назад. Что ты хочешь увидеть его снова.
Всего. Лишь. Тело.
– Было такое ощущение, что мы наблюдаем, как они занимаются сексом. Хотя они даже не прикасались друг к другу.
Слово «секс» вспыхнуло в воздухе, как спичка.
Я немного повернулась на своем сиденье, чтобы случайно не прикоснуться к нему.
– А представляешь, я встречала Чеслин, еще до того, как Каро рассказала мне о ней. Видела на улице, или когда она садилась в машину, или просто шла куда-то в школьной форме. Тогда я думала, что она типичная богатенькая из частной школы. Вот доказательство того, насколько может удивить человек, когда узнаешь его получше. Внешне они кажутся такими разными. Здорово, что они нашли друг друга.
– Кто знает, может ими движет обычная похоть.
Его слова меня удивили – такая резкость была ему несвойственна.
– Они вместе уже довольно давно, наверняка это нечто большее. В любом случае, Каро, думаю, действительно влюблена.
– Ого! – отреагировал Аксель.
– Что? – Я повернулась и посмотрела на него. – Ты, похоже, скептично к этому относишься.
– Наверное, я просто не знаю этого чувства. Ну, например, как Каро это поняла?
– А как хоть кто-то может понять? – Я почему-то начинаю защищаться. – Ты просто понимаешь, и всё.
Я бросила взгляд в лес, туда, где сквозь деревья виднелись пересекающиеся лучи света.
– Ты понимаешь, потому что скучаешь по человеку, которого видел всего час назад. Потому что не можешь перестать думать о том, чтобы его поцеловать. Потому что чувствуешь себя безумно счастливым просто оттого, что вы находитесь в одной комнате. Потому что одержим… тем, чтобы быть рядом с ним.
Аксель смотрел на меня: я это чувствовала. Но боялась посмотреть в ответ.
– Да, но как понять, что все это – не просто что-то временное?
– Наверное, никак. – Я пожала плечами, слегка задев его локтем.
– Ты так уверенно говоришь, будто уже испытывала что-то подобное.
– Может, и испытывала, а может, нет. – Мой ответ прозвучал глупо, и я замолчала. Но потом добавила: – Возможно, тебе сложно во все это поверить из-за твоей мамы.
Потому что ты не хочешь, чтобы тебя снова бросили.
Он напрягся, и я моментально пожалела о сказанном. Краем глаза я увидела, как он выпрямил плечи и медленно вдохнул.
– Может быть, – произнес он наконец.
Я вспомнила, как папа тратил все свои деньги, чтобы позвонить на Тайвань и поговорить с мамой. Вспомнила мамины истории о всяких глупостях, которые он вытворял на первых свиданиях, о криво исполненных трюках и бессмысленных шутках. Раньше мы так над этим смеялись, что у нас сводило животы и мы не могли дышать.
Неужели это тоже было что-то временное? Любят ли родители друг друга до сих пор? Да и знают ли они сами?
– Хотя не думаю, – продолжил Аксель, возвращая меня к нашему разговору. – Я вообще-то в это верю.
– Правда? – удивленно спросила я.
– Ага. Потому что то, что ты описала… Мне кажется, я тоже испытываю что-то подобное.
Весь груз его слов обрушился мне на грудь, и меня словно раздавило острым каблуком невидимого сапога. О ком он думал? Кто делал его безумно счастливым? Я представила, как в его жизни появляется очередная Лианн Райан. Может, это станет его хобби – начинать каждый школьный год с новой девушкой?
– А. – Мой голос казался невероятно далеким.
– Я просто никогда не понимаю, что со всем этим делать, – признался Аксель. – Ну, в смысле, когда я так чувствую себя.
У меня на губах оформились слова, которые прозвучали неожиданно даже для меня самой.
– Что-нибудь придумаешь.
– Ну да, – сказал он. – Наверное.
69
Ближе к рассвету я засыпаю.
Самое странное, что я это осознаю. Меня обволакивает ледяная темнота. Пульсирование в висках наконец стихает. Блаженное ничто.
В следующий миг мои глаза уже широко раскрыты, и я закутана в серый туман, в волнообразную грозу, а ветер все усиливается, и я слышу хаотичное хлопанье крыльев.
Это сон это сон это сон.
Я знаю, что это такой же сон, как раньше, но все равно не могу его остановить, не могу проснуться.
– Мам? – зову я.
– Ли! – Ее голос неистов. Ее крылья безумны.
Она кричит.
– Мама! – Я не вижу ее, но все равно пытаюсь достать до нее рукой.
Вспышка красного – мне в лицо взрывается облачко перьев. Гроза затягивает их в свои недра.
Вспышка молнии. Оглушительный удар. Гром разражается прямо передо мной. Все освещает ослепляющая вспышка белого, и я вижу ее силуэт на фоне облаков.
Она издает визг. Ледяной, чудовищный, животный звук. Он пронзает меня насквозь. Я чувствую запах ее подпаленной плоти. Со следующим вдохом я глотаю кусочек грозового облака.
Во рту оседает пыльный пепел.
70
За весь следующий день бабушка не произносит ни слова. Каждый раз, когда наши глаза встречаются, ее взгляд кажется далеким и отстраненным. Думает ли она о том мире, в который нас отправил дым? О воспоминаниях, которые мы видели? Хотела бы я узнать, какого цвета ее мысли.
Я отправляюсь гулять по городу в одиночестве, ступая тяжелыми ультрамариновыми шагами в надежде найти хоть какие-то следы пребывания птицы. Но сегодня – ничего. Я трачу день впустую, одержимая мыслями обо всем, что еще предстоит сделать.
Где-то на задворках сознания стервятником кружится напев, который я не в силах остановить: Сорок четыре дня.
Образы из вчерашнего сна мелькают за закрытыми веками каждый раз, когда я моргаю. Я все еще ощущаю запах горящей птицы, чувствую привкус пепла на языке.
Ужин накрыт раньше обычного, и мы едим в тишине. Взгляд Уайгона, как маятник, скользит между мной и бабушкой. Он видит: что-то не так.
– Фэн, – говорю я, то ли решившись на мазохистский эксперимент, то ли вообще без всякой на то чертовой причины.
Уайпо поднимает глаза.
Я проглатываю вздох. Тот с трудом опускается вниз по телу.
– Wo… men… qu…
Мой неграмотный китайский словно несокрушимая стена. Я заканчиваю словами «zhao ta» и молюсь, что угадала с интонациями, надеясь, что мне удастся донести свою идею.
Пойдем найдем ее.
Потому что я устала все портить. Если бы я не чувствовала себя такой виноватой, то не потащила бы Уайпо с собой в дым, а если бы я не потащила ее в дым, то не разрушила бы все.
Но, может, я еще могу все исправить. Без Фэн здесь стало странно – стыдно признавать, но я отчаянно нуждаюсь в ее помощи. Она знает Тайбэй и знает мою семью – она может помочь мне сплести новую сеть, прочнее предыдущей, и придумать, как лучше всего заманить в нее птицу.
Я пытаюсь повторить свою просьбу:
– Qu zhao ta.
Бабушка моргает, глядя на меня; не знаю, поняла ли она. После долгих уговоров она наконец обувается и выходит за мной из дома.
Солнце уже перекатилось через все небо к складке горизонта. Воздух стал немного прохладнее, тени – мягкие, но все еще игривые. Хорошо, что я сохранила тот листок из набора «Хелло Китти» с адресом Фэн на пиньине – карта гугла показывает, что добраться туда не так уж сложно.
В поезде Уайпо стягивает с запястья браслет из деревянных бусин и начинает перебирать его в мягких, морщинистых, как капустные листья, руках. Ее шишковатые пальцы нащупывают начало браслета, где главная бусина привязана аккуратным узлом. Она закрывает глаза и ощупывает каждую детальку, одну за другой, и делает целый круг, возвращаясь обратно к основанию. Возможно, она молится о том, чтобы мы нашли птицу.
Мягкий голос объявляет станции на четырех языках. Мандарин и тайваньский. Английский. Четвертый, должно быть, хакка [26]; кажется, так сказал папа. Голос лавирует между разными языками – это напоминает песню. Или заклинание. Я жду нужного названия, под колдовством которого мы сойдем с поезда. Когда я наконец его слышу, небо уже потемнело. Облака, как одеяло, натянули на себя ночную пелену. Розовые и оранжевые краски выцвели до бурой пыли оттенка умбры.
Уайпо идет за мной; я сверяюсь с картой на телефоне и следую по направлению к флажку, символизирующему дом Фэн. Мы переходим широкие перекрестки; мимо скребутся мопеды с усталыми пассажирами; кое-кто держит сумки с едой, у некоторых между колен сидят собаки.
Квартира Фэн располагается на жилой улочке, зажатой в самой глубине переплетения узких дорог. Я уверенно подхожу к широкой бетонной ступеньке и блестящим стальным дверям и нажимаю звонок рядом с номером 1314.
Ответа нет. Нажимаю снова, в этот раз удерживая палец на пыльной квадратной кнопке чуть дольше. По-прежнему ничего.
Я проверяю адрес, чтобы удостовериться, что мы у нужного дома. Может, если мы немного подождем, она появится.