– Думаю, это мальчик, – сказала мама, взяв его на руки. Щенок был черный с рыжинками, только грудка белая. – Много стало жестоких людей! Ведь кто-то нарочно его сбросил, чтобы он погиб!
– Поспит немного, и отпустим во двор, – решил дедушка, задувая свечу.
Утром я проснулась от смеха. Мама веселилась как никогда. Дедушка сказал щенку:
– Принеси мои тапочки! Они в коридоре!
И щенок принес именно его тапочки, а не мои или мамины. Вначале правый, а затем левый.
– Ай да умница! – восхищался дед.
Щенок оказался девочкой.
– Пу-у-усть жи-и-и-вет у нас, – попросила я.
Мама застыла в нерешительности.
– Пусть живет, – поддержал меня дедушка. – Где три тарелки супа, там и четыре!
С тех пор я перестала заикаться и бояться собак. У меня появилась своя собака по имени Чапа.
Преступница
Дедушка Анатолий и прабабушка Юля-Малика подарили мне старинные открытки с удивительными сюжетами: дети поздравляют верующих с Рождеством; монахини в келье читают псалмы; охотники целятся из ружей в оленят; цветочницы, подбегая к дилижансам, предлагают пассажирам весенние букеты. Спрятавшись ото всех, я могла рассматривать их часами. Необыкновенная хрупкость ушедшего мира казалась мне достойной высшего восхищения.
А самой любимой моей открыткой была «Преступница». На ней у серой скалы стояла невероятная красавица с длинными черными волосами. Ее изящные руки были закованы в кандалы, под ногами плескалась морская волна, и я представляла себе корабль, увозящий молодую женщину от цивилизации на север, в ссылку. И думалось мне, что пострадала она из-за любви.
Конечно, эту идею подсказала мама:
– Ревность пронзила ее сердце. Она убила своего возлюбленного! Преступница обречена на смерть в дремучих лесах.
Мысленно я пыталась сорвать кандалы с несчастной. Но Преступница держала величественную осанку и, слегка наклонив голову, великодушно улыбалась мне, словно не нуждалась в помощи. За это я восхищалась ею и любила ее больше прежнего!
Черно-белая открытка напоминала фотографию из девятнадцатого века, поэтому я хранила ее очень бережно, завернув в носовой платок.
Однажды теплым весенним днем я была отпущена мамой на прогулку. Бог мой! До чего это было прекрасное время! Утром я замечала редкие, едва пробившиеся из-под земли травинки, а к вечеру они наливались силой: это было настоящее волшебство! Я не обманываю вас, милые читатели: действительно, я умела видеть, как растет зеленая, сочная трава.
– Девочка, ты здесь совсем одна? – раздался звонкий голос.
Сидя у кустов крыжовника на пеньке и рассматривая жуков, цветы и травинки, я не заметила, что солнце уже в зените, а утро растворилось вместе с пением соловьев.
– Играю! – сказала я.
Девушку, подошедшую ко мне, я видела впервые. На ней были длинная бархатная юбка и красивая цветастая блузка с кружевом. Ее черные волосы, уложенные вокруг головы косой, напомнили мне царевен из сказок.
– Ты сидишь здесь совсем одна? – повторила она, будто удивляясь этому факту.
– Нет, я не одна, – возразила я. – Со мной кукла Алиса и открытки.
– Ты любишь свою куклу? – спросила незнакомка, ловко усевшись на траву, нагретую апрельским солнцем.
– Она – моя королева! – полушепотом выдала я тайну, а потом добавила: – Жаль, что ее волосы не черного цвета! А вот у тебя черные…
Девушка была смуглой, черноглазой и… улыбчивой. В ней чувствовалось что-то величественное и гордое.
– Тебе нравятся черные волосы? – удивилась она.
– Да! – И чтобы незнакомка все правильно поняла, я достала из-за пазухи платок, развернула его и протянула ей открытку: – Мама говорит, что здесь изображена Преступница. Она убила своего принца. Он ей изменил! Принц полюбил другую девушку. Теперь Преступницу везут в тюрьму… Я так люблю ее…
– Почему? – Девушка перестала улыбаться и посмотрела на меня серьезно: – За что ты любишь ее?
– Она прекрасна! Я хочу быть такой, как она!
Незнакомка засмеялась. Ее смех был грустным и добрым одновременно.
– Не надо! Не мечтай об этом! – сказала она, насмеявшись вдоволь. – В тюрьме плохо! Никого нельзя убивать… А знаешь, – вдруг предложила девушка, – я могу сшить для твоей куклы красивые туфли! Разве можно ходить босиком? Холодно без туфель ходить по траве!
– Но как ты сошьешь их? – теперь удивилась я. – Для этого нужны иголка, нитки и материал!
Незнакомка слегка сдвинула кожаный пояс, вынула из-под него настоящую иголку с белой ниткой, сорвала со своей юбки алый бархатный цветок и уверенно заявила:
– У нас все есть.
Через пять минут у моей Алисы на ногах были потрясающие алые балетки!
– Спасибо! – сказала я в полном изумлении.
– Мне пора. – Девушка наклонилась, поцеловала меня в щеку и ушла.
Немного поиграв с куклой, я поняла, что мне хочется побежать к маме и похвастаться таким невероятным событием. Взяв на руки Алису, я решительно направилась домой.
Мама стояла около подъезда и оживленно обсуждала дворовые новости с соседками.
– Дочка к ней приходила, – объясняла тетя Айза.
– Милиция кинулась ловить, да уже поздно… – сказала баба Нина.
– Вот оно как бывает! – развела руками тетя Варя.
– Чего тебе? – недовольно спросила мама, увидев меня.
– Мама! Мама! Алисе пошили туфли!
– Кто пошил? Кому это надо?
– Одна девушка – она шить умеет!
– Ну, молодец! – Мама продолжила разговаривать с взрослыми, а я зашла домой и первым делом отправилась на кухню в поисках съестного.
Вскоре хлопнула дверь: вернулась мама.
– Что случилось? – спросила я. – О чем говорили тети?
– Беда! – сказала мама. – Цыганка сбежала из тюрьмы. Мать свою проведала, что живет рядом с нами в переулке, переоделась и ушла.
– Она преступница? – спросила я удивленно.
– Еще какая! Убила мужа за измену! Ножом! А ей всего-то девятнадцать лет!
Посмотрев на Алису, я увидела, что одна туфелька потерялась, и побежала ее искать.
«Веселый день»
Надо отдать должное моей маме – она старалась заботиться о своем чаде. Мама всегда проверяла, теплая ли у меня шапка, подстрижены ли ногти, чистила ли я зубы. Далеко не у всех ребят в нашем дворе были такие мамы. Некоторые дети бегали с утра до вечера свободные как ветер! Питались они тем, что бросали им из окон жалостливые соседи. Воду пили прямо на улице из крана для полива и чувствовали себя абсолютно счастливыми.
– Растут как трава! – говорила про них моя мама.
А как по-моему, росли они чумазыми, но довольными: лазили по крышам и чужим садам, спать шли, когда им вздумается, ругаться умели самыми скверными словами.
Таких детей в нашем дворе было много, потому что там, где я родилась, в каждой семье по нескольку ребятишек, и родители не успевали за ними присматривать: мужчинам это вообще не пристало, а женщины заняты самыми маленькими. Поэтому старшие дети предоставлены самим себе.
Как-то проведывая подружку, я увидела такую картину: она просила у своей мамы поесть. Мама понимающе кивнула, дала дочке соленый огурец, который достала из трехлитровой банки, и сказала:
– Это твой обед! Больше не отвлекай меня!
Подружке было четыре годика. Проглотив «обед», она побежала на улицу собирать малину. Ведь ребенку хотелось не только соленого, но и сладкого!
А моей маме хотелось для всех детей во дворе хоть раз в неделю устроить настоящий праздник. Чтобы все дети почувствовали себя сытыми и окруженными заботой. Так появился «Веселый день».
В этот день, который выпадал на субботу или воскресенье, моя мама пекла огромное количество разнообразных пирогов, пирожков и булок и раздавала ребятишкам. Запивали компотом, разлитым в бумажные стаканчики. Когда все наедались, шли в парк кататься на каруселях – моя мама платила мелкую денежку, чтобы каждый ребенок мог разок прокатиться. Потом она покупала нам леденцы и мороженое.
– Вот это да! – шептались соседи. – Надо же, как чудит! Зачем она заботится о чужих детях?!
А дворовые малыши бежали к моей маме, обнимали ее, называли «наша любимая тетя Лена». И я, признаться, сильно ревновала, отпихивала их руками и ногами, повизгивала:
– Это моя мама! Не трогайте! – за что нередко получала подзатыльники.
– Не ревнуй! Ибо ревность и зависть есть страшные грехи человеческие! – учила меня мама.
Она строила всех детей парами, и мы, держась за руки, шли по улице. Прохожие думали, что идет группа из детского сада. Соседки, видя, что раз в неделю можно на целый день избавиться от своего ребенка, души в маме не чаяли и слово «спасибо» кричали из окон на разных языках.
Я обычно держала за руку Аленку, а за нами шагали Башир и Сашка, Катя и Мадина, Алихан и Вася, Денис и Коля.
– Мы все должны поддержать Колю! – говорила моя мама. – У него осталась только бабушка, а больше никого нет. Нет ни папы, ни мамы. Поэтому, если у кого-то есть бублик, нужно поделиться!
Мы отламывали по кусочку своего бублика, отчего у Коли еды становилось много, а у нас мало.
– Но ведь он растолстеет! – бунтовала я. – Получается, что у нас по половинке бублика, а у него целых пять, потому что десять половинок!
– Какая-то бессовестная у тебя математика! – удивлялась мама. – Пусть ест!
Коля послушно кивал и ел.
После прогулки по парку мы, слегка уставшие, успевшие поругаться, подраться и вновь помириться, пили молочный коктейль, похожий на мороженое, но не такой холодный.
– Все ваши? – спрашивал у мамы какой-нибудь изумленный посетитель кафе, в котором располагался наш отряд. И, узнав правду, покупал каждому из нас по пирожному «Корзиночка». Сверху каждое такое пирожное украшали цветочки из разноцветного заварного крема, и мы, урча, как котята, съедали их первыми.
Находился и добродушный шофер автобуса, бесплатно подвозивший всю нашу компанию до остановки рядом с домом, и мы долго махали ему вслед и посылали воздушные поцелуи.