Однако я успела перекрыть отход Хавы в подъезд. Загораживая дверь грудью, я протянула руки и сказала:
– Кузя! Ко мне!
– Он спит! – Крупные слезы потекли из огромных зеленых глаз Хавы. Она изо всех сил трясла котенка, баюкая его, как младенца. – Он закрыл глаза! Нельзя! Нельзя!
– Он их вытаращил с перепугу! Давай котенка сюда!
– Нет! Традиции! Грех!
– Традиции гласят, что вору-мусульманину по закону отрубают руку!
– Что?! – Хава с ужасом посмотрела на свою правую руку.
– Отрубают топором, – медленно повторила я, – как и велит хадис!
– Руку? Мне?
– Да! Ты взяла то, что тебе не принадлежит!
Хава знала строгие законы шариата. Она протянула мне котенка.
– Это правда, – сквозь слезы сказала она. – Но мы так его полюбили!
– Ты можешь приходить с ним играть! – К нам подошла моя мама.
– Спасибо! – ответила девочка.
– Может, чаю? – предложил дядя Султан. – С тортом! Приглашаем вас в гости!
– И молока Кузе! – заявила я.
– И колбасы! – добавила мама.
– Даже котлетку! – расцвела Хава, захлопав в ладоши. – Ура-а-а!
Похищение
Как только с ингушами был заключен нерушимый мир, а Кузя, став большим и умным, начал гулять сам по себе, нависла новая угроза.
Несколько раз его пытались похитить русские и чеченцы. Они хватали нашего красивого кота, прижимали его к сердцу и уносили домой. Там они кормили Кузю самыми вкусными лакомствами, расчесывали его шерсть специальными кошачьими расческами, пели ему песни, но наш питомец от них убегал и возвращался к нам!
Попытки краж не прекращались. Мама нервничала, прабабушка то и дело выглядывала в окно, а я старалась не упустить из виду новых людей, якобы случайно появившихся в нашем дворе, и, по возможности, запомнить номера их машин.
– Если запомнить автомобильный номер, можно вычислить похитителя! – учила меня мама.
Однажды она устроила в подъезде генеральную уборку: мыла полы шваброй, громыхая ведром. Я делала вид, что занимаюсь по школьным прописям. И вдруг заметила, как прямо перед нашим окном, выходящим на сады-огороды, остановилась «Волга» с молодыми людьми внутри.
– Бог мой, какой удивительный кот! Красавец! – воскликнула незнакомая девушка в платке.
Кузя в это время сидел на открытой форточке и наслаждался прохладным ветерком.
Расстояние между прутьями решетки в этом месте было такое, что позволяло коту свободно перемещаться на улицу и обратно.
– Нравится? Хочешь себе? – спросил ее высокий бравый джигит и, подбежав к нашему окну, взял Кузю на руки.
– Да! – обрадовалась девушка.
Его спутники довольно закивали головами: кот им тоже приглянулся.
– Мама! Мама! – Я бросилась в подъезд. – Кузю увозят!
– Кто увозит?
– Дядьки на машине. И с ними девушка!
– Может, погладят и отпустят?
– «Волга» уезжает! Беги! Беги!
Мама со шваброй в руках, как копьеносец, бросилась за дом и застала тот самый момент, когда компания молодых людей садилась в машину. Я бежала следом, прихватив ведро с водой. Чем больше оружия, тем мы ближе к победе – так я рассуждала.
– Что вы делаете?! – закричала издали мама и бросила в автомобиль швабру – та ударила по лобовому стеклу, заставив пассажиров выскочить наружу.
– А? – не поняла молодежь. – Чего?
– Что вы творите, тетенька?! – возмутилась девушка.
– Наш кот! Не дадим похитить! – Выхватив ведро из моих рук, мама окатила незнакомцев с ног до головы грязной водой.
Однако кот по-прежнему оставался у них.
– По традиции вы должны уважать старших! – громко сообщила я, беспокоясь, что чеченцы могут не соблюсти древних законов и сейчас мама схлопочет в ответ.
– Так это ваш кот? – удивился парень с четками на шее, выжимая свою футболку.
– Наш! – гордо ответила мама.
– За такого и мы бы побили кого угодно! – сказала девушка в платке. – Вы молодцы!
После этого они несколько раз извинились перед мамой и уехали, пообещав привезти Кузе подарок.
– Есть еще в наших краях люди, для которых традиции не пустой звук! – сказала мама. Она была очень довольна. – Учись!
Прутики от веника
– Хочешь, чтобы тебе прокололи уши? – спросила меня мама и, не дождавшись ответа, заявила: – Конечно, хочешь! В сентябре пойдешь в школу в сережках! – И мама отправилась в «Золотой магазин» покупать мне украшение.
Посоветовавшись с тетей Марьям, она выбрала изящные серьги с камешками фиолетового цвета.
– Это аметисты, – пояснила мама. – Они приносят любовь и удачу.
Но, как выяснилось, чтобы их надеть, нужно было ждать долгое время.
– Вначале я проколю тебе уши иголкой для шитья. Потом вставлю в мочки ушей обычную нитку, чтобы проколы не заросли, а когда все заживет, можно будет примерить сережки, – сообщила она.
Сказано – сделано.
Мы подошли к шторам, распахнули их, чтобы дневной свет наполнил комнату. Кошки от любопытства притихли и сидели как изваяния на белой скатерти круглого стола.
Мама нарисовала шариковой ручкой на мочках ушей точки, как ей показалось, в нужном месте и, оттянув правое ухо, вонзила в него иголку. Ухо запылало, задергалось, и, вывернувшись от мамы, я бросилась наутек.
– Стой, кому говорят! – закричала мамаша, пытаясь меня поймать. – Стой! Куда ты побежала с иголкой в ухе!
В коридоре я опомнилась, подумала, что с иголкой в ухе жить непросто: соседские ребятишки засмеют. Подоспела мама и опять потащила меня к окну. Кошки катали по столу катушку ниток.
– Брысь! – рявкнула на них родительница, грозно размахивая руками.
Иголку из уха она вытащила, отчего ухо не только заболело, но и окрасилось в красный цвет. В иголку была вдета обычная белая нитка.
Проделав в моем ухе дырочку, мама вдела туда нитку, после чего завязала ее концы между собой. Получилась круглая сережка из нитки.
– Теперь, пока ранка не заживет, тяни нитку вперед-назад каждый день! – посоветовала она. – Это старый проверенный способ!
И она принялась за второе ухо. Ухо № 2 прокалываться отказывалось. Я плакала и вырывалась, вызывая мамин гнев, поэтому ухо прокололи дважды, и оба раза не там, где нужно. После чего я получила щипок, пинок и подзатыльник. Третья попытка увенчалась успехом
Плача, я убежала во двор и увидела там других девочек: русских, чеченок, украинок и ингушку Хаву. У всех были проколоты уши, как у меня. Хава даже похвасталась, что у нее мочки уже зажили и сережки с бриллиантами наденут завтра.
Покрутившись на лужайке, где летом стояли ванночки, наполненные водой и все дети могли в них плескаться, так как жара в нашем городе обычно превышала сорок градусов по Цельсию, я пошла обратно домой. Уши болели.
На следующий день мочки воспалились, стали красными, и мама, протирая их едким одеколоном, покачала головой.
Вечером пришла тетя Марьям.
– Надо немедленно нитки вытаскивать! – ахнула она.
– Как же так? – удивилась мама. – Всем девочкам во дворе так прокололи уши!
– Но у нее другая реакция! Ты хочешь сережки? – спросила меня соседка.
– Нет, – сказала я. – Не хочу…
– Хочет! – перебила мама. – Просто она еще не знает об этом!
– Ладно, принесу прутики от веника!
– Зачем это? – удивилась мама.
– Чтобы вставить их вместо ниток.
Взрослые срезали нитки, завязанные узелками, и попытались продеть мне в уши прутики от веника. Но улизнув от такого проявления заботы, я забилась под диван и не поддалась ни на какие уговоры. Так и просидела там до утра.
Утром следующего дня меня повели к бабушке Оле. Она умела прокалывать уши лучше всех в нашем большом многонациональном дворе. Если возникали проблемы, женщины пекли кекс или пирог, брали за руку дочек и вели к бабе Оле.
Я упиралась, как могла.
– Да она только посмотрит! – твердила мама, не глядя мне в глаза.
– Так я тебе и поверила! – огрызалась я, припоминая историю с гнилым зубом. – Врунья!
– Иди давай, ослиный потомок! – подгоняла меня мама. – А то возьму в руки розгу!
Баба Оля жила на четвертом этаже в доме без лифта.
– Мы в гости к вам, принесли пирожки с повидлом! – с порога объявила мама.
– Все ясно, – посмотрев опытным взглядом сквозь толстые очки, сказала баба Оля. – Уши воспалились потому, что нитка была обыкновенная, а нужна шелковая.
После этого старуха вытащила моток ниток и принялась вдевать шелк в иголку.
– Только попробуй в чужом доме устроить концерт! – предупредила меня мама, поправляя шаль на плечах. – Будет тебе на орехи.
Мочки болели нестерпимо, но баба Оля быстро и ловко сделала в них новые дырочки и закрепила шелковую нить.
– Все! – сказала она. – Готово!
И мы пошли домой.
Мама отправилась к соседке Марьям делиться новостями, а я к зеркалу – крутить ниточки.
Через неделю за семейным ужином зашел разговор о моих сережках.
– Сколько нервов я испортила! Сколько переживаний выдержала! – жаловалась мама. – Но все-таки пойдет она в школу на следующий учебный год в сережках, как все девочки! Покажи-ка уши!
Последнее обращение было адресовано мне, но я упрямо смотрела в тарелку.
– Оглохла ты, что ли?! – вскричала мама. – Уши свои яви миру! Тебе же бабка Ольга проколола их за корзинку пирожков!
Я, наклонившись над тарелкой, продолжала искать в бульоне сокровища Атлантиды. Мать, вскочив с места, подбежала ко мне, убрала волосы с одного уха, потом с другого и остолбенела: никаких следов от проколов не было и серьги вдевать оказалось некуда.
– Что ты натворила?! – нашлась через минуту родительница.
– Я сняла нитки.
– Зачем?!
– Я не хочу серьги!
– Ах ты бессовестная негодяйка! – заголосила мама. – Я горбачусь, зарабатываю, а ты вот так, значит… Вот тебе! Вот!
Дедушка вступился за меня, и пара крепких затрещин, предназначавшихся ослу, перепала ему, а один хук слева достался прабабушке. Прабабушка охнула, но позиций не сдала, а дедушка отругал маму.