Жар сменился ознобом.
– Мать его обманула! Когда она пришла к царю, тот не стал ее слушать, приказал своим воинам прогнать бедную женщину. И мать поняла, что ее сын погибнет. Но она хотела, чтобы он не испугался смерти и умер как герой. Она надела лучшее платье, была веселой, несмотря на то что ее сердце разрывалось от страдания!
Когда юноша покинул наш мир, люди увидели, как почернело белое платье, как потемнели от слез глаза матери и страшное горе исказило лицо несчастной. Только тогда они поняли, что материнская любовь вечна, и перестали осуждать женщину за благородную и святую ложь.
Дом тараканов
Дело было так.
Тараканий барон со своей свитой поселился в нашей плите с четырьмя газовыми конфорками, из которых работало только две. А мы на этой плите готовили еду!
Шевеля усами, тараканий барон нагонял нешуточный страх на прабабушку, мама гоняла его тряпкой, а мне он даже нравился, потому что пару раз позволил погладить себя по спинке.
– Это тараканы-русаки! Они захватили наши кухни! – жаловались соседки.
Прошлое нашествие закончилось год назад, и тогда тараканы ушли в подполье довольно быстро. На этот раз мама решила, что с ними справится мелок «Машенька», который продавался на рынке в сине-белой картонной коробочке. В такой коробочке было два брусочка, похожие на те, которыми рисуют на асфальте.
– Только они ядовитые! – предупредила мама. – Мы прочертим ими границы в доме, и, задев их своими лапками, тараканы понесут серьезные потери!
– Неужели они умрут? – спросила я.
– Переселятся в мир иной, – философски ответила мама. – А мы вновь будем включать плиту, не боясь, что сотня тараканов, выползет из ее глубин и под звуки дедушкиного радиоприемника станцует нам танго!
Мама принялась за дело. Целый день она ползала на коленях по коридору и кухне и чертила невидимые, но смертоносные границы для вредных насекомых.
А на следующее утро тараканы вновь сновали туда-сюда, совершенно не замечая чудодейственных свойств «Машеньки».
– Наверное, несвежий мел был, – расстроилась прабабушка.
– Они сдадутся перед «Дихлофосом»! – решила мама. – Я пойду на рынок и куплю его на последние деньги!
И она ушла.
Я смотрела на маленьких рыжих тараканчиков, которые прыгали у газовых конфорок, и вспоминала стихи из детской азбуки Маршака:
Таракан живет за печкой, —
То-то теплое местечко!
– Прабабушка, а почему люди и тараканы не умеют дружить? – спросила я.
– Тараканы – разносчики инфекции. Нельзя с ними дружить! – ответила прабабушка.
– Но они ведь такие милые.
– Не выдумывай!
Пока мы крутились на кухне, занимаясь готовкой, кошка Ксюша поймала несколько тараканов и съела.
– Эх ты! – поругала я кошку. – Злодейка хвостатая!
– Молодец, не зря Ксюшу в доме держим! – похвалила ее прабабушка. – Только смотри, хищница, не отравись ядовитыми тараканами.
Ксюша в ответ облизнулась.
А через пару часов пришла мама с баллончиком «Дихлофоса». Он шипел, пыхтел и разбрызгивал свой яд на тараканьи угодья.
Так начался тараканий исход.
Печенье
Я родилась на Северном Кавказе, в колыбели синих гор, в месте силы. Здесь, на перекрестке мира, встречались разные народы, и, в итоге, именно сюда приплыл Ноев ковчег и зацепился за гору Арарат.
Сказки и легенды живут среди трав и цветов. Они прячутся в росинках и в клекоте орла, взлетают вместе с ветром и опадают снегом на вершины.
Местные жители рассказывали, например, что Лев Толстой принял ислам, и божились, словно видели это своими глазами, хотя русский классик умер задолго до их рождения. Я слышала от взрослых в нашем дворе, что Лермонтов и Пушкин на самом деле были чеченцами, а французский писатель Эмиль Золя породнился с кланом вайнахов, полюбив прекрасную черноокую горянку.
В общем, подобные чудеса и метаморфозы случались нередко. Наши люди никогда не сдаются. Они шутят, пляшут и поют веселые песни в таких обстоятельствах, при которых иные в дальних землях пребывали бы в унынии и грусти.
Вот и мы с мамой не унывали. Откуда-то она притащила пакет муки: то ли выменяла его на старый вредный палас, то ли обменяла на хрустальную вазу. Все это происходило во времена перестройки, поэтому мы каждый день что-то выносили из дома, так как ни пенсий, ни пособий, ни зарплат не было, а кушать нам хотелось.
В муку мама насыпала сахар, налила воды, бросила туда щепотку дрожжей, и мы стали лепить печенье.
Радости моей не было предела! Вся в муке с головы до пят, я вырезала металлическими формочками звездочки, собачек, кошек, сердечки и даже башенки. Такие башенки стоят в наших синих горах и раньше служили маяками – сигналили при приближении врага. На них зажигали огонь, если вдалеке замечали неприятеля или начиналась война.
Духовка у нас была довольно старая, газовые язычки пламени горели неравномерно, тараканы, восставшие против депортации при посредстве «Дихлофоса», разбегались кто куда. Я с благоговением смотрела сквозь тусклую стеклянную дверцу плиты, как печенье обретает золотистый цвет.
На запах выпечки собрались соседские дети с четырех этажей нашего подъезда. Они не могли пропустить событие подобного масштаба:
– Тетя Лена, дайте!
– Дайте и мне!
– Печенье сладенькое?
– Вы польете его сиропом от кашля?
Мама вздохнула, надела чистый фартук и, дождавшись, когда печенье остынет, дала всем по половинке. Каждая половинка была крохотная, едва больше мизинчика. Однако все остались довольны. Нам с мамой тоже досталось одно печенье на двоих.
Это было маленькое сердечко.
Шарик
Как-то раз к нам во двор приехала машина для отлова собак. Вначале мы не знали, что это за машина. Но все объяснил старый дворник дядя Миша, любитель тройного одеколона.
В сером пальто, в шапке-ушанке, с огромной метлой из сухих веток в руке, он сказал:
– Собак убивают на мыло!
Дядя Миша сметал желтые опавшие листья в кучу, чтобы они не шуршали под ногами, и мы, дворовая детвора, мешали ему, как могли.
– На мыло?! – в ужасе воскликнула Ася. – Собак убивают, чтобы сварить из них мыло, которым мы умываемся по утрам?!
– Мыло, которым стираем носки по вечерам! Хозяйственное! – рявкнул дядя Миша.
На Асе была синяя шапочка, новенькие зеленые резиновые сапожки и розовый шарфик поверх демисезонной курточки.
– Из собачьего жира делают хозяйственное мыло. Им можно стирать, – безжалостно продолжал дворник, пару раз громко икнув.
Многие дети заплакали.
– Машина, в которую отлавливают бездомных собак, голубого цвета, – сообщил дядя Миша. – Скоро дойдет очередь и до нашего двора.
После этих откровений, едва заслышав гул грузовой машины с большим кузовом, ребятишки выбегали во двор, чтобы защитить четвероногих. Мы не знали, правду ли сказал старый дворник или пошутил. Местные дворняжки пользовались любовью малышей: с ними делились остатками еды, чесали за ухом, позволяли ночевать в подъездах, когда наступали холода. Нам не хотелось, чтобы собак превратили в мыло.
Однажды, когда мамы не было, а мы с Аленкой топали по лужам, во двор въехала машина голубого цвета. Из нее вышли двое мужчин с палками, похожими на удочки.
– Это они! Убийцы! – закричала Ася, показывая на них пальцем.
– Не трогайте наших друзей! – завопили мы с Аленкой.
Но мужчины слушать нас не стали, пригрозили нашлепать и, поймав дружелюбную собачку Лайку за шею чем-то вроде лассо, затащили ее в фургон.
Остальные собаки лаяли, рычали, но не убегали от смерти, надеясь, что добрые люди защитят их. Но взрослые, посмотрев на происходящее из окон, равнодушно пошли пить чай, а детей, протестовавших против ловли собак, быстро разогнали.
– Надо Шарика спасать! – подсказали мне подружки.
Мы не могли спасти всех, но маленький, черно-белый, с рыжим ухом Шарик был нашим любимцем. Он сразу прибежал к нам, и мы спрятали его у меня дома.
Когда пришла мама, мы наперебой рассказали ей ужасы дня: как увезли на мыло целую машину собак и как несчастные скулили. Шарика было решено «занести». Это означало, что я и мама отвезем и оставим пса в другом районе, где его не найдут какое-то время. Иногда мы так спасали бездомных собак. Никаких приютов для них не существовало. Некоторые люди, болеющие страшной болезнью – туберкулезом, тоже ловили песиков и питались ими. Туберкулезников с каждым годом становилось все больше, и мать запрещала мне пить в гостях из чужих чашек, чему я свято следовала, понимая, что эта болезнь приводит к смерти.
Шарика мы посадили в сумку, сели на автобус и поехали. Решили поселить его в подъезде, где жил мой дедушка. Оставили Шарику миску с едой, налили воды в кастрюльку. Он вилял на прощание хвостом, надеясь, что мы за ним вернемся.
– Бежим! – полушепотом скомандовала мама, закрыв дверь, чтобы пес не смог нас догнать.
И мы побежали. Успели вскочить в автобус. И отвернулись друг от друга. Нам стыдно было смотреть друг другу в глаза.
Взять Шарика к себе мы не могли по ряду причин: соседи с третьего этажа, ненавидящие собак, уже отравили нашу добрую Чапу, и мы похоронили ее в старом заброшенном колодце.
Отношение к животным во времена перестройки становилось все более жестоким. Появились радикальные противники собак, убежденные, что «нечисть» не достойна жить в домах и квартирах.
Помимо этого в наш двор приезжала голубая машина с мужчинами, от которых веяло алкоголем и смертью. Шарика мы считали спасенным от участи пойти на мыло, которым по вечерам стирают носки.
А через пару дней мы отправились на базар «Березка», чтобы купить картошки. Каково же было наше удивление, когда мы обнаружили Шарика там! Он искал свой родной двор, хотя мы отвезли его за несколько остановок. Пес увидел нас, когда мы переходили трассу, и бросился наперерез… Мы застыли в ужасе, понимая, что случится неизбежное. Но ведь порой так хочется, чтобы произошло чудо!