– В эти две недели ангелы и демоны ведут борьбу меж собой, поэтому открываются врата времени и каждый человек может заглянуть в будущее! – повторяли старухи в нашем дворе.
Ближе к полуночи, когда звезды следили за делами людей, тетя Зина, грузная дама в годах, принесла две свечи и решила налить воды в стакан без граней. Я хотела подсунуть ей обычный граненый стакан, за что немедленно получила щипок от мамы. К которому прилагалось нравоучение:
– Ты, ослиная порода, свое не выдумывай! Все должно быть правильно. Иначе никакая магия не сработает!
Первое правило колдовства гласило, что стакан должен быть прозрачен и чист. Иначе смотри в него, не смотри, а будущего не узреть.
На дно стакана опускали золотое обручальное кольцо. Это должна была сделать женщина, которая венчалась под сводами храма. По краям стола зажигали две свечи.
– Если кольцо не из церкви, оно соврет! – повторяла тетя Дуся.
Но у соседки Зины правильное кольцо было.
Каждому, кто хотел заглянуть в калейдоскоп времени, следовало смотреть только в середину золотого ободка и медленно поворачивать стакан против часовой стрелки.
– Аккуратней! – подсказали мне, когда пришел мой черед.
– Кто будет моим мужем? – спросила я, ученица третьего класса.
И увидела внутри кольца, как на телевизионном экране, волка, горы и цветы[6].
– Да помилует меня Аллах! – вздыхала тетушка Марьям, пришедшая к нам с другими соседками.
Через какое-то время мама предложила новый способ заглянуть сквозь время.
Нужно было оторвать от газеты клочок, потереть его, смять, а потом поджечь, положив на тарелку. Когда бумага сгорала, «корчась в агонии», тарелку придвигали к стене и смотрели, какую тень отбрасывает пепел.
Тетя Марьям ясно видела телегу, что было растолковано, как хороший урожай картошки в будущем году. Мне мерещились кошки и книги; Аленка разглядела маленькую худую собачку, на что мама сказала: «Это к новому другу!», а Башир обнаружил в играх теней лук и стрелы. Он тоже пришел к нам в гости с бабушкой, мамой и старшим братом по имени Мансур.
После гаданий все пили чай с пирогом, в который мать добавила осенние, слегка подмороженные яблоки, и рассказывали разные истории.
– Вы мне можете не верить, – сказала Аленкина мама. – Но есть гадание, гораздо более опасное, чем эти детские игры с воображением.
– Верим! Верим! – хором закричали женщины. – Всякое в жизни бывает!
– Было мне шестнадцать лет, жила я тогда в Подмосковье и в крещенский вечерок решила погадать у зеркала, – продолжила тетя Валя. – Подружка согласилась помочь. Нас многие отговаривали, ибо это гадание требует бесстрашия и хладнокровия. Говорят, бывали печальные случаи: человек глянет в зеркало – и с ума сойти может. Но мы все-таки решились. По молодости…
– Расскажи! Расскажи! – раздался нестройный хор голосов. – Интересно!
– Электричества в деревне в те годы еще не было, – начала свой рассказ тетя Валя. – Зажгли мы свечку, поставили ее у зеркала и заспорили, кто из нас первой будет смотреть на жениха. Гадающая девушка должна находиться в комнате одна за крепко запертой дверью. Молодая красавица читает заговор, чтобы показался ей суженый, а сама смотрит в зеркало на дверь, что отражается за спиной. Дух жениха придет и отопрет дверь. Отворачиваться от зеркала ни в коем случае нельзя. Прерывать гадание категорически запрещается! Дух должен поговорить и уйти. Бросили мы жребий. Первой выпало гадать мне. Села. Зуб на зуб от страха не попадает. Свечу зажгла. Жду!
Все дети в комнате затаили дыхание, а я даже почувствовала, как бьется мое сердце: бух-бух-бух.
– И тут, – таинственно произнесла тетя Валя, – вижу: дверь распахнулась настежь. Конечно, я понимала, что этого не может быть, не всерьез это, но не могла оторвать глаз от зеркала. Вошел кто-то в черном длинном плаще. Я не могла разглядеть черты его лица, дрожала словно лист на ветру и про себя невольно начала читать «Отче наш…». Вздрогнул пришедший, но не исчез.
Не зная, как прервать страшное гадание, опрокинула я зеркало. От этого и свеча погасла. Не в силах оставаться наедине со странными видениями, я закричала. Подружка, дежурившая за дверью, бросилась ко мне. Больше мы решили не рисковать. Пили чай и говорили о том, какая это все-таки глупость – святочные гадания.
Тетя Валя замолчала и сделала глубокий вдох.
Мы сидели в потемках, так как электричество снова отключили, и нам было не по себе.
– Все на этом и закончилось? – спросил второгодник Башир, уткнувшись в колени бабушки Нины.
– Нет! В том-то и дело! – оглядываясь по сторонам, прошептала мама Аленки. – Наутро, убирая дом, я обнаружила под перевернутым овальным зеркалом обрывок ткани. Это был маленький зеленый клочок, похожий на брезент. Ничего похожего у нас в доме до этого не видели. Подружка не знала, как объяснить его появление. Тетушка пожала плечами и бросила лоскут в ящик стола. Потом об этом и вовсе забыли. Столько трудиться приходилось! Работа в поле, тяжелый труд, учеба. Через десять лет встретила я парня, полюбила его и вышла замуж. Переехала на юг. Родилась первая дочка Ангелина, сестра Аленки. Горе постучалось – померла тетушка, и поехали мы на похороны. Когда все закончилось, решила я в доме убраться и обрывок ткани нашла.
Вечером за ужином мужу рассказала, как шестнадцатилетней девчонкой гадала на святки: духа звала через зеркала, хотела спросить, кто моим суженым будет, да какой профессии, да как узнать мне его? Муж ткань увидел – в лице переменился. Спросил, в какой день это произошло. А я уже и не помнила.
«Уж не девятого ли в ночь?» – спросил он меня.
«Точно, – говорю, – девятого. У подружки еще день рождения восьмого января, а мы на следующий день гадали».
Муж за голову схватился, на ткань глядит, а я не пойму, в чем дело.
«Я, – объяснил муж, – на Дальнем Востоке служил. И девятого в ночь отправили меня и товарища в дозор. Границу мы охраняли. Холодно. На мне был плащ. Ночь лунная, ветер кусачий, цепкий, как пес. Плащ мой за проволоку зацепился. Попытался отцепить его, он и порвался. Пришлось на следующий день латать. Это мой лоскут, с моего плаща!»
Как объяснить, что за тысячи километров сквозь зеркала можно передать знак? Ни у кого ответа не было, но тете Вале все поверили.
Когда соседи разошлись, я взяла расческу и, проведя ей по волосам, произнесла:
– Во сне жених приходи, волосы расчеши!
И, положив расческу под подушку, легла спать, чтобы увидеть своего суженого.
Пощечина
– Что ты знаешь про русскую историю? – спросила мама, когда я чистила картошку на борщ.
Иногда мы варили борщ и ели его со сметаной, которая продавалась в картонных стаканчиках и была по своему составу больше похожа на молоко.
– Раньше были цари, а теперь их нет, – ответила я, очищая картофельную кожуру.
– Куда же они делись? – сделала круглые глаза мама. – Ведь правили! Была же Российская империя!
Я поняла, что запахло жареным и отвечать нужно нейтрально, так как у мамы начался приступ исторической справедливости, и не было понятно, куда это может привести.
– Жили на Руси цари и царицы, – вспоминала я школьные книжки за прошлый год, но на ум почему-то приходил только «Дон Кихот». – А потом исчезли!
– Конечно, – согласилась мама, внимательно следя, чтобы кожура с картошки счищалась очень тонко, ибо картошка была в дефиците и следовало ее экономить, как мы экономили дурно пахнущее подсолнечное масло, купленное на рынке из огромных темных бочек.
Кошка Ксюша крутилась рядом в надежде на то, что ей перепадет хоть одна когтистая куриная лапа, но, увы, мы сами давно их не видели. Зато у нас появился вилок капусты, который мама обменяла на хрустальную салатницу.
– А кто тебе больше нравится – красные или белые? – спросила мама.
Картофелины были почищены, вилок капусты мелко порублен, и я принялась за маленькую луковицу, отчего глаза наполнились слезами, а мысли «Донскими рассказами» Шолохова.
– Наверное, красные, – ответила я и горько заплакала, вдохнув запах лука.
– Хм… – Судя по маминому голосу, ответ оказался неправильным. – У нас в роду все прадеды были белые, все дворянского рода, офицеры… Откуда ты, крестьянка, взялась?
– Не знаю! Может, меня в роддоме подменили? – Нож соскользнул, и я едва не порезала руку. – Мы песню в школе учили о борьбе за правое дело, конь там остался грустить у реки, молодой командир умирал на траве, а Ленин сказал: «Смерть буржуям!»
– Точно, подменили в роддоме! Чужое дитя подсунули, а нашу принцессу отдали простолюдинам! – Мама не на шутку разволновалась. – Еще и Ленина цитируешь?! Не стыдно тебе?!
– Нам на уроке Василиса Ивановна рассказывала, – оправдывалась я, ища взглядом половинку морковки, чтобы натереть ее на терке. – Ленин влез на броневик и объявил о власти советов!
– Ох, что мелет! – Мама стукнула меня половинкой морковки по лбу. – Ты знаешь, что Ленин виноват в том, что расстреляли царскую семью?
На это я предпочла не отвечать, так как уже понимала, что такое смерть, а если кто-то кого-то убивает, это, вероятно, настоящий злодей.
– Жил-был в России царь. Добрый, умный. Звали его Николай Александрович. Была у него супруга – императрица Александра Федоровна, прекрасная женщина, и пятеро детей: сыночек Алексей и дочки, красавицы, умницы, сердечной доброты девушки – Ольга, Татьяна, Мария и Анастасия.
В начале двадцатого века пришла в Россию смута и революция, исчадия ада, голодные и злые, показали свои звериные морды. Ленин проповедовать взялся, призывать к свержению царской власти.
Семье последнего царя эмигрировать бы, спасти себя и детей. А они родину любили! Ольга, Татьяна, Мария и Анастасия все сами по хозяйству умели делать, не как принцессы-белоручки, а как настоящие дочери своего народа. Они и за ранеными ухаживали в госпитале. Даже солдат, что их арестовали, царевны угощали и вежливо с ними беседы вели. А июльской ночью царской семье вместе с преданными помощниками приказали спуститься в подвал Ипатьевского дома. Тридцать три ступени вниз. И те, кого они считали людьми, навели на них оружие. И расстреляли… и детей, и царя, и царицу!