- А что, - рявкнул палилулец, - я ведь тоже гражданин этой страны, даже если у меня хвост в репьях.
- Успокойтесь! - взывает председатель.
- Посмотрите только! - лает палилулец. - Выкупалась, надушилась одеколоном, а теперь никто не смеет даже сесть с ней рядом. Ишь, модная картинка!
- Тише вы, ради бога! - успокаивает председатель. - Я просил бы с мест вопросов не задавать, иначе мы никак не сможем перейти к повестке дня, а мы ведь не депутаты скупщины, получающие деньги за каждый день заседаний и готовые заседать сколько угодно. Будьте добры говорить только о деле, ради которого мы здесь собрались.
- Прошу слова! - рычит пес с Нового Селишта.
- Я не понимаю намерения властей, - продолжает рычать оратор. - Я не знаю, мешаем ли мы властям как сословие, и они нас, как таковое, хотят уничтожить, или им мешает наш лай. Если только лай, то у властей есть средства это пресечь. Пусть издадут более строгие законы об ограничении печати, и мы будем лаять совсем иным тоном. Если же они и в самом деле думают уничтожить наше сословие, то следует прежде поставить вопрос: действительно ли мы самое ненужное сословие в столице? Я могу назвать целый ряд других совершенно ненужных в нашем обществе сословий, так почему бы тогда не разрешить живодерам вылавливать также и их, а не только нас? Но полиция наша на это не обращает внимания.
- Позвольте, позвольте! - поднимается со своего места дворняга-секретарь. - Я запрещаю облаивать государственную власть. Решение принимало городское самоуправление, на него вы и лайте, а на правительство нельзя.
- Эх, будем лаять, если понадобится, даже на господа бога, - хрипло тявкает палилулец с репьями на хвосте.
- Успокойтесь! - рычит председатель.
- Гав! - лает одноглазый пес с городской окраины.
- Гав, гав! - присоединяются к нему еще несколько голосов.
- Позвольте, вы это в адрес полиции? - спрашивает секретарь.
- Тише, ради бога! - призывает председатель и встает на задние лапы, чтобы окинуть взглядом собрание.
В этот момент возникает какая-то сутолока. Слышится лай, визг, собаки сплетаются в клубок, кусаются, царапаются, душат друг друга.
- Что такое, в чем дело? - рычит председатель. - Что там происходит?
- Безобразие! - зло отвечает хромая собака. - Ужасное безобразие: эта болонка принесла с собой кусок ветчины, и теперь из-за него все передрались.
- Что же вы, это вам не обструкция в парламенте, чтобы приносить с собой еду. А где эта проклятая ветчина?
- Ее проглотил пес с репьями на хвосте.
- Ну и пусть, на здоровье! - лает оратор с Нового Селишта, хотя у самого слюна так и струится из пасти.
- Прошу вас, господа, приступим к повестке дня! - призывает председатель.
- К повестке дня, к повестке дня! - рычит собрание.
Слово попросила хромая собака, но едва она начала свою речь, как вдруг на улице послышался треск, грохот и визг. В ряды собравшихся неожиданно ворвалась какая-то дворняжка, к хвосту которой была привязана жестянка из-под керосина. Болонки заголосили, словно вдовы, другие собаки завыли, началась всеобщая паника.
Дворняжка с жестянкой на хвосте носилась среди участников собрания, жестянка отскакивала от земли и била присутствующих по головам.
Сборище стало разбегаться. Первым удрал председатель, за ним секретарь, а потом и все остальные.
На месте происшествия храбро остался только один палилулец с репьями на хвосте. Как военачальник разбитой армии, он осмотрелся по сторонам, оскалил зубы и произнес:
- Отвратительно! К каким только средствам не прибегает наша полиция, чтобы разогнать собрание!
Затем он поджал хвост и потрусил вдоль Крагуевацкой дороги.
ЖАНДАРМЫ-КУРСАНТЫ 1
Итак, наши жандармы сдали экзамены, что вполне равноценно окончанию высших курсов, ибо самый низший курс наук каждый из них прошел прежде, чем стать жандармом.
1 По поводу учреждения жандармских курсов. (Прим. автора.)
Подумайте, как это великолепно - иметь образованных жандармов! В конце концов вы и сами увидите существенное различие между тем жандармом, который совсем по-простецки помянет вашу мать, и тем, который обругает ваших мать и отца со знанием дела и грамматически правильно.
Но это еще не все. В школе жандармов, как известно, были тренировки по боксу, и в первый же раз, когда они начнут расталкивать граждан кулаками, граждане почувствуют немалую разницу между жандармами образованными и необразованными. Так, например, неученый жандарм толкнет тебя кулаком куда попало, а образованный - прямо в селезенку, так что у тебя в глазах потемнеет и ты вынужден будешь признать, что он хорошо сдал экзамен.
Позавчера я присутствовал у них на экзаменах и, право же, какое удовольствие было их слушать!
Председательствующий учитель берет карандаш, сосредоточенно изучает список учеников - и вдруг:
- Пусть выйдет номер семьсот тридцать четыре.
А ученик № 734 как щелкнет перед ним каблуками, так все окна в школе задрожали.
- Ответь мне... - раздумывает учитель, - ответь мне, что ты скажешь гражданину, если увидишь, что он выливает на улицу помои?
Ученик № 734 отдает честь и начинает:
- Я ему скажу... скажу ему... этому самому... я скажу гражданину: "Скотина ты этакая, что, другого места не нашел, что ли?"
- Да, ты мог бы сказать и так, но ты должен также обратить внимание гражданина на исполнение предписаний и объяснить, что ему следует делать с помоями.
- А, это... - чешет в затылке № 734, - я ему скажу: "Убери эту дрянь с улицы, не то я так сверну тебе шею, что ты вылижешь эти помои".
- Ну хорошо! - продолжает учитель. - Ты, скажем, сделаешь гражданину замечание, а он не учтет его; какое ты сделаешь ему замечание во второй раз?
- Я скажу ему: "Слушай, ты, не жди, чтобы я тебе дважды говорил одно и то же", и покажу ему кулак.
После этого ответа учителя начали между собою о чем-то перешептываться и, решив, что № 734 задали очень трудный вопрос, предложили ему полегче:
- Скажи нам, пожалуйста, как ты должен поступить, если увидишь, что на улице двое дерутся?
- Дам затрещину и тому и другому.
- Хорошо, это, так сказать, мимоходом. Но что ты скажешь им как представитель власти?
- Ну... скажу им: "Мать вашу, нашли место, где драться".
- Прекрасно, но скажи мне, каким образом ты узнаешь, кто из них виноват?
- Не стану и узнавать! - отвечает № 734 решительно.
- Как это не станешь узнавать?
- А так. Отведу обоих в участок, и пусть там разбираются, кто виноват.
Так приблизительно выглядел экзамен. Поэтому мы, жители столицы, можем быть спокойны: у нас теперь образованные жандармы.
Сейчас, между прочим, ходят слухи, что и воры решили открыть свою школу, так как им не хочется отставать от жандармов. Не могут же они, необразованные, состязаться с образованными жандармами.
ПОП-ОФИЦЕР
Несколько дней тому назад вы, вероятно, читали, что последним приказом по армии некий поп был произведен в офицеры. Это поп Влада Джуркович из Лапова.
Не подумайте, что я пишу вам об этом, поскольку мне тут что-то не по душе. Упаси боже! Напротив, я считаю, что многих, многих попов следовало бы произвести в офицеры, а очень многих офицеров разжаловать в попы.
Итак, я ничуть не огорчен. Напротив, я думаю, что присвоением этому попу офицерского чина найден единственно верный способ насаждения в нашей церкви дисциплины.
Только уж надо действовать последовательно. Митрополита, например, можно было бы произвести в генералы, епископы могли бы стать полковниками, а именно: епископ Мелентий - полковником пехоты, епископ Никанор - полковником кавалерии, епископ Савва - артиллерии, а епископ Сергий из Шабаца - главным интендантом.
Протоиереи, разумеется, стали бы майорами различных родов войск. А некоего протопопа Божу с кладбища я назначил бы майором жандармерии.
Попы превратились бы в капитанов и поручиков, дьяконы - в подпоручиков, пономарям были бы пожалованы нижние чины, а звонари стали бы горнистами.
Боже мой, вот было бы славно, если бы в церковь удалось внести воинский дух. Представьте себе, например, капитан поп Пера отворяет алтарь, становится перед ним и громогласно командует собравшимся в церкви набожным прихожанам:
- Смирно!
Затем берет кадило, кадит христианам - а сам все поглядывает на них искоса - и начинает службу.
- Благословен господь... Эй ты, грешник в заднем ряду, не вертись. Не вертись, я тебе говорю, а то как шарахну этим кадилом по башке!
Грешник перекрестится, замолчит, не смея шелохнуться, и внимательно слушает дальнейшую службу. А поп-капитан продолжает:
- Слава тебе господи, слава тебе... Во славу твою... ты, ты, четвертый с краю, что рот разинул, как ворона? Вот брякну Евангелием по голове, тогда успокоишься.
Так продолжалась бы служба божья и дальше, любо-дорого послушать.
И мы добились бы не только дисциплины, но и многого другого. Так, например, было бы полностью упорядочено положение духовенства. А вы знаете, что положение духовенства и учителей - это вопросы, десятилетиями причиняющие нам немалые заботы.
Кроме того, если бы попы стали офицерами, им можно было бы вдвойне засчитывать и годы службы. А они очень любят все двойное. Любят, например, двойные карманы, двойную оплату; полюбили бы, разумеется, и удвоенную выслугу лет.
Все это могло бы осуществиться, если бы присвоение попу Владе офицерского звания не осталось единичным фактом. А так, нет ничего удивительного, что поп Влада из Лапова испугался и примчался в Белград расспросить о своем новом положении.
Не знаю, кто его надоумил обратиться ко мне за советом. В конце концов я ему искренне, как близкому человеку, высказал свое мнение и хочу передать вам наш разговор.
Поп. Вы господин Бен-Акиба?
Я. Да, батюшка, вы не ошиблись.
Поп. Мне сказали, что вы и мужчинам и женщинам с готовностью даете искренние советы.