Бедный осел бросился назад, он хорошо знал, что надо удирать, но басмач потянул веревку к себе и не пустил, а вперед выехал всадник с распущенной белой чалмой на палке. Это был парламентер. Яворский пересел на осла и вместе с басмачом тронулся к баррикаде. Выстрелов не было, и осел по привычке пустился бегом, рассчитывая пробежать мимо солдат, но его с хохотом схватили под уздцы.
Басмач поднял высоко бумагу, бросил на землю и повернул вскачь назад. Бумагу подняли, стали переводить, а красноармейцы, знавшие Яворского по лекциям в клубе, предлагали ему ломти дыни, папиросы и ухаживали за ослом. Осел ел так скромно, как будто не хотел показать, что спас ученому жизнь эфиром, который так во-время подсунул Кур-Ширмату.
Грамоту перевели: «Я верный слуга эмира Бухарского (да хранит его Аллах!) курбашу и командир его конницы, приказываю пропустить и не трогать этого человека и его осла. Да не обидит рука воина ни одного сумасшедшего или дурака, отмеченного самим Аллахом!»
Взрыв громового хохота потряс воздух, снова загремели выстрелы, и испуганный осел, увлекая сидевшего на нем ученого, шмыгнул между хлопковых кип в ложбину, в которой не слышно было пуль.
Только там он вздохнул с облегчением и пошел ровной рысцой к дому Упайдуллы.
ОСЕЛ, ВОЗНЕНАВИДЕВШИЙ РАБСТВО
Много лет тому назад мы с братом познакомились с ослом Вислоухим, ставшим впоследствии пугалом всех окрестных жителей, — и не только познакомились с ним, но даже стали его друзьями.
Тогда он еще не был врагом людей, и звали его не Вислоухим. Это был маленький ослик с густой шерстью, цвета серой намокшей глины. Кроткая голубовато-серая ослица, его мать, умерла, когда осленку было всего несколько дней, и все заботы о длинноухом малыше пали на его хозяина, ковмэна[6] Супан Джима. Осленок быстро привязался к Супан Джиму и опрометью бежал к нему, заслышав свое имя «Блю Бой»[7], как назвал его ковмэн.
Когда мы впервые увидели Блю Боя, он был крупнее всех остальных ослят одного с ним возраста. Уши его были слишком длинны для его небольшого тела, ноги его слегка заплетались, и на коленях виднелись какие-то несуразные наросты, но, несмотря на все эти недостатки, Супан Джим замечал в своем питомце задатки незаурядного осла. Мы с братом, посмеиваясь над ковмэном, заявили, что Блю Бой, несомненно, станет вожаком всех ослов в округе, и это случайное предсказание, сделанное нами в шутку, когда мы были еще детьми, сбылось изумительным, почти невероятным образом.
Во все недолгое время пребывания у Супан Джима нам с братом доставляло особое удовольствие следовать всюду по пятам ковмэна, сидеть рядом с ним, когда он, по обычаю тех мест, приседал на корточки и, свертывая папироску одной рукой и слегка улыбаясь нашему ребячьему удивлению, рассказывал нам самые удивительные рассказы и приключения. И всегда, куда бы мы не шли с ковмэном, Блю Бой тащился за нами заплетающимися ногами, с любопытством осматривая и обнюхивая все попадающееся на пути, лягаясь без всякой видимой причины и вдруг останавливаясь, чтобы с рассеянным видом и настороженными, несуразно длинными ушами уставиться на рогатую жабу, греющуюся на солнышке у дороги. Не одно яблоко стащили мы украдкой у матери, чтобы полюбоваться, как он медленно жует, полузакрыв глаза от наслаждения и сморщив мягкий черный нос, точно кролик. Не один леденец и кусок белого хлеба скормили мы ему. Однако, несмотря на добрые отношения, несомненно, установившиеся между нами, Блю Бой вскоре показал, что он совсем не помнит оказанного ему внимания.
Однажды я попыталась проехаться на нем без седла и вздумала заставить его бежать, как можно быстрее, ударяя пятками по ребрам. Он ничего не имел против меня как седока, но понукание ему страшно не понравилось. Несколько метров Блю Бой протрусил спокойно и покорно, но затем, повернув на всем ходу, он неожиданно юркнул под низко нависшую ветку приземистой сосны и, смахнув меня со спины, словно муху, спокойно побежал дальше. Я, ошеломленная, осталась лежать на пыльной земле. Пробежав немного, Блю Бой повернулся ко мне и стал рассматривать меня с невинным и вопросительным видом, оттопырив свои длинные уши и широко расставив ноги. Мне даже показалось, что в его карих глазах в эту минуту сверкала искорка насмешки над моей растерянностью и глупостью.
Все это происходило много лет тому назад. Теперь я снова попала в те места и увиделась со старым другом Судан Джимом. Однажды вечером мы сидели с ним на краю ущелья. Я была очарована величественной красотой, расстилающейся внизу долины. Солнце заходило, и стояла полная тишина, которую нарушали только резвые ласточки.
Я сидела, молча любуясь заходом солнца.
Вдруг из дальних впадин ущелья донесся до нас слабый звук, затем он повторился уже ближе, напоминая далекий раскат грома.
— Что это? — спросила я Супан Джима шопотом.
— Дикий осел, — ответил он. — Там, внизу, их множество. — Он медленно затянулся папироской, свернутой из коричневой бумаги. — Каждый раз, как я слышу рев одного из этих парней, я вспоминаю Вислоухого, одного из принадлежавших мне когда-то ослов.
Он остановился, посмотрел на меня, затем внезапно сказал, охваченный воспоминаниями о давно минувших днях.
— Да ведь и вы его знали — это тот осел, которого я звал «Блю Бой». Маленький плутишка, который бегал за мной, как собака, и совал нос ко мне в карман, чтобы поискать кусочек сахара, — вы его помните?
— Ну, конечно, я его помню, — заявила я.
Тогда-то Супан Джим и рассказал мне историю Блю Боя, густошерстого ослика, который превратился потом в осла-героя Вислоухого.
В детские годы Блю Боя ковмэну и в голову не приходило, что этот осел станет врагом людей и присоединится к стаду диких ослов, живших в ущельи. Он ходил за Супан Джимом, как собака, дружил со всеми, кто предлагал ему яблоко или кусочек белого хлеба и весело играл с «Пинод» — другим молодым осленком.
Наконец, по соображениям Супан Джима, настало время заняться воспитанием Блю Боя. Он начал нагружать молодого осла легкой поклажей и водить его вниз по тропе, когда туристы совершали свои ежедневные прогулки. Тогда-то и стал меняться характер осленка.
Когда к Блю Бою подходили с поклажей, он лягался, поднимался на дыбы и, наконец, начинал кататься по земле. Не раз приходилось его наказывать, прежде чем он позволял нагрузить себя какой-нибудь кладью или людьми и занимал место в длинной цепи туристов, спускающихся вниз по тропе.
И тогда Супан Джим вспомнил, как, будучи еще маленьким осленком, Блю Бой нашел способ отделываться от нежелательных всадников и в то же время казаться совершенно ни в чем неповинным. Теперь осел усовершенствовал этот способ.
Он позволял своему всаднику туристу спокойно взобраться к нему на спину. Затем он шагал с покойно опущенной головой вниз по крутому склону. Однако, вместо того чтобы держаться в наиболее безопасном месте, он кокетливо семенил у самого края пропасти, время от времени спотыкаясь о какой-нибудь маленький камешек, лежавший на пути, пугаясь колеблемой ветром ветки шалфея и сшибая небольшие валуны, скатывавшиеся с грохотом через край обрыва в пропасть.
Иногда Блю Бой останавливался на каком-нибудь наиболее опасном повороте тропинки, где она суживалась до тридцати — тридцати пяти сантиметров и где карниз нависал над совершенно гладкой стеной, без малейшего выступа, за который можно было бы уцепиться. Здесь он стоял, задумчиво и внимательно вглядываясь в развернувшуюся перед ним панораму, затем внезапно замечал пучок сочной травы, как раз под острым краем тропинки.
Осел подходил все ближе к краю, не обращая ни малейшего внимания на отчаянные протесты своего всадника. Он осторожно вытягивал шею и склонялся над пропастью, пока сидящий на нем турист не образовывал острого угла над зияющей внизу пустотой.
В конце этого маневра Блю Бой всегда оказывался свободным ослом. Всадник с готовностью покидал его спину, радуясь, что остался жив, и готовый пройти пешком всю остальную дорогу.
Блю Бой как ни в чем ни бывало шел к своему хозяину и остальной путь проходил свободным от всадников.
Но и такая легкая жизнь, в которой он все-таки был рабом человека, была, очевидно, не по нраву Блю Бою.
Однажды ночью он бесследно исчез со двора Супан Джима, и только много недель спустя Слим, товарищ Супан Джима, увидел издали Блю Боя, он бился за первенство в стаде диких ослов.
Перепуганные, дрожавшие от страха ослицы стояли, сбившись в кучу, и топот их копыт поднимал вокруг них целую тучу пыли. Блю Бой и вожак стада бились так яростно, что не заметили, что за ними наблюдает человек. Блю Бой ростом был меньше серого осла, предводителя стада, но он был проворней и, как утверждал Слим, мог кричать громче своего противника. На глазах Слима серый осел взвился на дыбы со сверкающими глазами, потрясая в воздухе копытами, чтобы поразить ими своего противника, но в тот же момент Блю Бой, нырнув под грозный вихрь зубов и копыт, схватил серого за горло и вцепился в него с яростью и силой бульдога. Оба осла стали крутиться друг возле друга, и резкий крик их отдавался в угрюмых скалах и темных впадинах ущелья. Пыль кружилась над ними густым облаком, а когда она рассеялась, был виден только один осел, Блю Бой — новый вожак стада. Он поднял голову и громко и резко проревел в знак своей победы. Ослицы топтались на месте и тревожно поглядывали на своего нового владыку. Так одержал Блю Бой свою первую победу в пустыне.
В стадах диких ослов обычно вожак, если сможет, изгоняет из стада всех самцов, достигших двухлетнего возраста. Изгнанные образуют отдельное стадо, они пасутся вместе, пьют из одних и тех же водяных ям и бродят по холмам и равнинам в полном мире и согласии. Затем через некоторое время они расходятся. Каждый пытается отыскать стадо ослов с таким вожаком, которого он мог бы убить или прогнать.